Чёрный жемчуг

Следующий день начался для Люциуса Малфоя с визита в министерство, который занял всё дообеденное время. Зато, вернувшись домой к обеду, маг передал жене подписанное министром разрешение на посещение узницы Азкабана. - Пожалуйста, не медли, дорогая. Постарайся сделать это сегодня. Нарцисса просто кивнула. Послеобеденное время аристократ провел в кабинете за разбором текущих дел, а также перепиской с откликнувшимися Мастерами Чар. Люциус подозревал, что проект переноса искусственной личности Тома Риддла из испорченного дневника в новый окажется трудоемким, поэтому решил одним специалистом не ограничиваться, а пригласить сразу троих – в конце концов, отказаться от услуг кого-либо из них можно было и по ходу дела, а заплатить невостребованным Мастерам за беспокойство у него денег хватит. В результате обмена письмами была достигнута договорённость, что Мастера прибудут в Малфой-мэнор к концу недели. Ожидая возвращения супруги и с легким нетерпением поглаживая пальцами жемчужный браслет, хранивший в себе уже четыре осколка души Волдеморта, светловолосый маг задумался о последнем крестраже. Учитывая шокирующую неожиданность обнаружения одного из осколков в мальчишке Поттере, Люциус не знал, что и думать о форме и местонахождении последнего крестража. Если раньше в расчёт можно было брать только значимые артефакты и реликвии, то теперь получалось, что осколок может находиться в чём угодно – даже в живом существе. Это нарушало законы некромантии, насколько их знал Малфой, но Лорд всегда вольно относился к законам, которые не считал целесообразными. Люциус имел лишь поверхностные представления о магии смерти, поскольку в основных постулатах своих она противоречила наследию Малфоев и кровной магии, хотя и была таким же тёмным искусством, как и последняя. Некромантия работала с мертвыми телами, магия крови – с живыми, и в этом смысле они были полярны. Кровь была напрямую связана с душой человека, и духовные манипуляции магия крови ставила во главу угла, некромантия же была слишком озабочена материальным миром. И, в частности, фикцией возможности физического бессмертия. Конечно, в двух этих разделах магии были смежные области: некромантия уделяла большое внимание общению с призраками мертвых, однако считала их низшими по отношению к людям, имеющим физическое тело, сущностями, и потому искала различные способы подчинить их и управлять ими – это была духовная ветвь развития магии смерти; магия крови же, безусловно ставя духовный мир выше материального, уделяла внимание той квинтэссенции духовной силы сущности, которая хранилась в крови живого человека, и могла, будучи выпущенной посредством ритуалов, стать как усилителем магии волшебника, так и ее дополнительным источником – уделяла внимание, изучала физиологию, попутно открывая разнообразные способы магического воздействия на кровь и специфические боевые заклинания – это была материально-ориентированная ветвь развития магии крови. Главное и основное, в чём магия крови и некромантия расходились между собой, было отношение к смерти. Магия крови постулировала, что смерть естественна, и что без смерти невозможно развитие. Некромантия же считала существование, лежащее за гранью физического тела, деградацией и, в связи с этим, постоянно искала способы продлить физическое существование тел, а в идеале – достичь физического бессмертия; оборачивалось это, как правило, только созданием нежити. Ритуал создания крестражей был своеобразным бастардом от связи некромантии и магии крови. За основу был взят стандартный обряд превращения мага в лича: дух мага извлекался из тела и переносился в специально подготовленный сосуд – филактерию, которая специальными заклинаниями связывалась с мертвым уже телом мага и в дальнейшем могла управлять функционированием этого тела. Первоначально (а впервые в известной истории ритуал обращения в лича был проведён ещё в Египте) в филактерию помещались также высушенные внутренние органы мага, так как считалось, что именно в них обитает душа; по мере роста знаний о физическом теле некроманты постепенно отказались от этой практики. В любом случае, филактерия, содержащая душу, и тело лича должны были находиться в непосредственной близости – в Средневековье личи обычно носили свои филактерии на шее, в качестве амулета, а ранее – на поясе, так как сосуды с высушенными органами были довольно громоздкими. Потеря филактерии вела к разрыву заклинаний, обеспечивавших телу лича псевдожизнь, и тело это становилось тем, чем оно собственно и было после извлечения духа – пустой, мертвой оболочкой, частично разложившейся или даже полуистлевшей. Псевдожизнь, псевдобесмертие – маги крови презирали это, однако некромантов, знавших о поразительной крепости человеческих костей, не пугал распад их немертвых тел и постепенное превращение в ходячие скелеты. О том, что будет, когда истлеют и кости, они предпочитали не говорить, если даже и задумывались. А происходило тоже, что и в случае потери филактерии – дух оставался заключенным в сосуде без возможности действовать, поскольку потеряна была кукла, которой он управлял, без возможности подать какой-либо сигнал о себе, без возможности умереть, уйти на новый уровень, переродиться. Впрочем, в перерождение некроманты не верили. А когда нашёлся тот один, который поверил, он создал крестражи. Тот некромант, уже в христианскую эру, долго изучал магию крови, но пропускал её постулаты сквозь призму своего оформленного магией смерти представления о мире. Он воспринял идею перерождения, как способ обойти ограничения филактерий. По его задумке филактерия должна была перестать быть сосудом, а стать только якорем для духа мага – якорем, притягивающим дух, вырвавшийся из умершего тела, и воссоздающим это тело заново. Осуществить первую задачу тому древнему некроманту вполне удалось, потому что для разделения души и установления неразрывной связи между осколками, он использовал магию крови, намного более тонко умевшую манипулировать духовной материей, чем магия смерти. А вот ко второй задаче, как он не бился, не удавалось подобрать решения – при любом раскладе крестраж не мог воссоздать физическое тело без посторонней помощи… зато он мог ждать, пока основная часть души каким-либо образом найдёт себе новое тело – ждать и оберегать основную часть души от… от колеса реинкарнаций, как говорили маги крови; от небытия и растворения в космическом эфире, как считали сами некроманты. И это означало, что крестраж должен был быть вещью практически неразрушимой. Для крестражей считалось предпочтительным использовать драгоценные или полудрагоценные камни, металл подходил хуже, потому что его можно было расплавить, и строго не рекомендовалось использовать недолговечные материалы – кожу, ткани, пергамент. Об использовании же живых существ в качестве крестража и вовсе речи не шло. Потому что это было просто абсурдно: крестраж должен был обеспечивать бессмертие и, следовательно, не мог быть помещён в смертный сосуд. Люциус тяжело вздохнул и провел рукой по волосам, поправляя выпавшие из хвоста пряди. Тёмный Лорд в плане создания крестражей отличился с самого начала. Интерактивный дневник – это, конечно, очень интересное и по-своему изящное решение, но это прямое нарушение рекомендации о материалах. То ли юный Волдеморт этих рекомендаций не читал (но ведь с его-то умом можно было и самому додуматься!), то ли проигнорировал их из подросткового духа противоречия, то ли… дикое предположение, но не из сентиментальности ли он решил по-настоящему оживить своего искусственного двойника в дневнике?.. Люциус потряс головой, гоня прочь престранные мысли. Как бы там ни было, дальше Лорд выбирал материалы, следуя инструкциям некромантских трактатов. До определённого момента, когда сделал живой крестраж из младенца. Младенца, которого намеривался убить… Нет, всё-таки логика событий тут совершенно не прослеживалась. Либо крестраж, либо убийство, но не одно вслед за другим. Значит… что это значит? Если Лорд осознанно сделал из Поттера крестраж, значит, он не собирался убивать его, значит, не было смертельного проклятия, оставившего на лбу ребёнка шрам, значит, Лорд погиб как-то иначе, совсем не так, как повествует официальная версия «стороны Света». Если Лорд всё-таки бросил в мальчишку Аваду, значит, он не делал его сознательно своим крестражем, а это произошло случайно. Люциус почувствовал, что запутывается в рассуждениях на эту тему, как и вчера. Какой вывод? Может или не может последний ненайденный крестраж иметь живое вместилище? А если может, то кто мог этим вместилищем стать?.. «Мордред! – оттолкнувшись от подлокотников, маг резко встал с кресла. – Проше посмотреть карту Англии! Возможно, мне повезёт…» Карта вскоре была разложена на журнальном столике, к которому аристократ пересел, и тщательно изучена, после деактивации нижнего маггловского слоя. Четыре жемчужины отмечали Малфой-мэнор, одна – Гринготтс. Всё было правильно. Люциус скомандовал карте поменять слои: спрятать магический и проявить маггловский. Возле городка Литтл-Хэнглтон, подтверждая давешнюю догадку, находился символ чёрной жемчужины. «Превосходно! – подумал маг. – Надо будет сегодня же забрать и этот.» И вернулся к изучению карты. Он уже хотел сложить её и заняться делом, когда заметил в центральной части страны, которая до этого была скрыта от его взгляда, так как карта частично свешивалась со стола, ещё один знакомый символ. «Нашёл! – сам себе не поверил Люциус. – Это… в Озёрном краю?» В отличие от остальных эта чёрная точка как-то странно дёргалась, словно пульсировала в Эфире. Люциус увеличил масштаб карты, и обомлел. Жемчужина двигалась. «Значит, всё-таки живое существо, - подумал аристократ. – Если, конечно, не вещь, которую несут куда-то. Ладно, детали на месте. Главное, что нашёл.» Покидая поместье, карту глава рода Малфой захватил с собой. Начать он решил с родового кольца Гонтов, так как живой крестраж предполагал возможность наличия непредвиденных проблем, на решение которых могло потребоваться время. Трансфигурировав мантию в маггловский деловой костюм, аристократ бросил на себя дополнительно чары отвлечения внимания и затем только аппарировал к границе Литтл-Хэнглтона. Следуя по карте, он вскоре нашел покосившуюся хижину с просевшей крышей, тропинка к двери которой давно заросла бурьяном. Земля была размыта осенними дождями, и Люциус, подбираясь ко входу в дом Гонтов, несколько раз поскальзывался и с трудом удерживал равновесие, бормоча проклятия сквозь зубы. Наконец, он добрался до своей цели, проверил ручку, дверь, периметр на наличие защитных заклинаний – всё было чисто. Вошел и сотворил плавающей в темноте шарик света, оглядел помещение. С первого взгляда было очевидно, что люди не бывали здесь уже много лет. Крыша протекала, часть мебели была поломана, часть – рассохлась от старости, немногие уцелевшие ткани испускали запах гниения. Прикрыв дыхательные пути носовым платком, чтобы не колдовать без лишней нужды в глубине маггловской территории и не привлекать к этому месту внимания министерства, Люциус сделал несколько шагов по помещению, сканируя его эфирным взглядом. Потребовалось некоторое время, чтобы в полумраке хижины разглядеть символ чёрной жемчужины – в глубине камина, у дымохода. Копаться в мусоре, забившем дымоход, пришлось вручную, и Люциус надел перчатки – потом их нужно будет выбросить. Когда на пол перед камином, наконец, выпало крупное кольцо с массивным чёрным камнем, часть жемчужин в браслете на левой руке нагрелись, и маг решил счесть это призывом к осторожности. Брать руками предмет, к которому Тёмный Лорд испытывал, наверняка, далеко не позитивные чувства, не следовало. Беспалочковая магия фиксировалась министерством значительно хуже, чем обычная. Собственная безопасность стоила риска привлечь внимание. Левитацией подхватив перстень, Люциус направил его к горловине заранее развязанного мешочка с расширенным пространством и, как только предмет оказался внутри, плотно затянул тесёмки. Щелчком пальцев ликвидировав висевший над головой светлячок, маг аппарировал в лесистую часть Озерного края – туда, где он последний раз видел перемещающийся крестраж. Здесь искать пришлось долго. Эта часть маггловского заповедника была сейчас совершенно безлюдной из-за холодной погоды и частых дождей, что вполне устраивало Малфоя. Поплутав три четверти часа среди дубов и сосен, маг вышел на болота, всё больше недоумевая, как в таких местах мог оказать крестраж Волдеморта. Ноги утопали в грязи, проваливаясь порой почти по щиколотку, благо хоть не промокали, так как на ботинках были влагоотталкивающие чары. Небо плотно затянули тучи. Начал накрапывать дождь, грозя обернуться ливнем. Можно было заняться самолевитацией, но это стало бы ещё большим безрассудством, чем сильное колдовство в доме Гонтов, и Люциус продолжал идти вперёд, ощупывая болото взглядом, замерзнув в промокшей под дождём одежде, но не решаясь приметить к себе высушивающие и согревающие заклинания. Светловолосый маг, мокрые волосы которого сейчас висели унылыми сосульками, в очередной раз споткнулся о попавшийся под ногу корень и чуть не выронил трость, пытаясь удержать равновесие. В этот момент что-то огромное длинное и тяжелое ударило ему в спину, опрокидывая лицом в грязь, обвило, скрутило кольцами. До слуха донеслось громкое шипение. С трудом поднявшись на колени, Люциус бросил взгляд на обвивавшее его тело и застонал над собственной недогадливостью. Блестящая зеленоватая чешуя с тёмными ромбовидными узорами, гигантские размеры, не характерные для змей этой местности… Маг удивлялся, почему он до сих пор жив. Обёрнутое вокруг него тело заскользило, смещаясь, и перед лицом возникла огромная змеиная голова с сияющим прямо на морде символом чёрной жемчужины, если смотреть в Эфире. Вновь раздалось шипение. - Здравствуй, Нагайна [5], - стараясь сохранять лицо, что было в его нынешней ситуации не так-то просто, поприветствовал Люциус. – Так и не знаю, понимаешь ли ты человеческую речь, но раз ты меня не убила сразу, то, видимо, узнала, верно?.. Я пытаюсь вернуть твоего хозяина, и здесь я искал нечто, принадлежащее ему… Похоже, это ты, - змея смотрела на него, не мигая, и маг продолжил: – Если ты позволишь мне освободить руку, чтобы я смог взять свою палочку, мы отправимся домой… в Малфой-мэнор… туда, где ты жила раньше с хозяином. Аристократ договорил и застыл, глядя змее в глаза и ожидая её реакции: того, что она отпустит его – или укусит. Любимица Тёмного Лорда повела головой из стороны в сторону, словно принюхиваясь, и между её длинных клыков мелькнул раздвоенный язык. А потом она начала двигаться, ослабляя давление колец, но не отпуская своего пленника полностью, так что Люциус смог только дотянуться до своей валявшейся рядом трости и достать палочку, но не освободиться. - Нагайна, ты могла бы слезть с меня? – попросил он, не слишком надеясь на успех; змея в ответ зашипела, кажется, с раздражением. – Понял-понял. Ладно… тогда сейчас будем аппарировать… Маг с трудом вскарабкался на ноги, невольно охнув под тяжестью огромной змеи. «И как только Лорд умудрялся ходить с ней на плечах часами, когда у него было на то настроение?..» – мелькнуло в голове, а затем Люциус переместился. …В таком виде, как в этот вечер, домовики своего хозяина… нет, не никогда, но очень давно не видели. Они скакали вокруг него, причитали, повизгивали от избытка чувств, однако никак не могли добраться до его грязной одежды, поскольку огромное ползучее чудовище, хорошо знакомое большинству из них, не желало слезать на пол. - Перчатки – в огонь, - приказал Люциус, бросая эти детали одежды на пол и делая пробный шаг к лестнице. Путь от аппарационной зоны поместья был долгим, когда на плечах возлежала (а порой и вертелась, переползала) Нагайна. Ноги у аристократа уже подкашивались, причём отнюдь не фигурально. - Наги, слезь, пожалуйста, - тихо попросил глава рода Малфой, дойдя до лестницы и с ужасом глянув на её первый пролёт. Нагайна что-то прошипела и, наконец, смилостивилась. Размотала кольца, с восхитительной для такого большого существа пластикой соскользнула на пол и быстро устремилась куда-то через холл. Люциус тут же чуть не упал от облегчения. Потом отдышался, взял себя в руки и начал подниматься в свои апартаменты. Когда почти час спустя он, посвежевший, отогревшийся в ванне и переодевшийся во всё чистое, покидал свою гардеробную, у двери его встретила Нагайна. Прошипев ему что-то (возможно, приветствие, но магу почему-то показалось, что это был приказ), змея устремилась по коридору этажа. Пару раз она останавливалась и проверяла, следует ли Малфой за ней. Люциус счел за лучшее последовать. Змея привела аристократа к двери в спальню, которую некогда занимал Тёмный Лорд, и уставилась на хозяина дома, стуча хвостом по полу. Люциус не удивился разумности фамильяра, а просто отпер дверь и, отступил, пропуская Нагайну внутрь. Когда он вошёл в комнату, змея уже взгромоздилась на кровать и свивала там кольца. Заметив Люциуса, она что-то ему прошипела – похоже, удовлетворённо. «Срочно нужно закупить большую партию кроликов, - подумал аристократ и сделал шаг к кровати. - Нагайна, в тебе есть часть твоего хозяина, которую он поместил в тебя, прежде чем исчезнуть, - заговорил Люциус вслух, осторожно приближаясь к кровати. – Для того чтобы помочь твоему хозяину вернуться, мне нужно забрать у тебя эту часть, - казалось, что змея его внимательно слушает; возможно, она ловила его мыслеобразы. – Позволь мне забрать то, что Лорд оставил в тебе, Наги… Это будет не больно, ты ничего не почувствуешь… И той части твоего хозяина, которая сейчас в тебе, не будет нанесено никакого вреда… Он был уже в полушаге от кровати, когда змея вскинулась над кольцами, словно готовясь к броску. Люциус поспешно отступил назад на три шага. - Не отдашь? Нагайна сердито зашипела. - Похоже, без змееуста мне с тобой не объясниться, - змея успокоилась и с интересом посмотрела на аристократа. – Ладно, изыщем. Когда есть спрос, предложение всегда найдётся… Спокойной ночи, Нагайна. Выйдя из бывшей спальни Лорда, глава рода Малфой притворил за собой дверь. Хотелось спать, день выдался утомительным и тяжёлым. Узнав у домовика, что жена вернулась и уже легла, Люциус всё-таки спустился в ритуальный зал и поработал с кольцом Гонтов, изучая ведь лежавший на нём спектр проклятий, многие из которых были ему незнакомы. К счастью, посредством наследственного дара Люциус мог извлечь осколок, не потревожив его магических защит, что и сделал. Кольцо он планировал вернуть в хижину Гонтов, после того как с ним закончит Нарцисса. Такой артефакт был самодостаточной ловушкой для неосторожного, но Люциусу хотелось всё-таки продолжать придерживаться выбранной тактики создания ложных крестражей. После ритуального зала Люциус заглянул в кабинет, где написал и отправил письмо своему поверенному с приказом в кратчайшие сроки, где угодно, найти ему змееуста, и если тот окажется иностранцем, говорящем на редком языке, подготовить также артефакты-переводчики для разговора с ним. Двойной перевод – неудобный способ общения, но у главы рода Малфой не было выбора: способность говорить со змеями была редким даром, и хорошо, если змееуста ему найдут где-нибудь в Сибири (русский язык Люциус худо-бедно понимал, хотя и не мог свободно говорить на нём), а что если змееуст окажется индийцем, знающим только какое-нибудь редкое наречие хинди?.. Получить от Нагайны согласие извлечь осколок было необходимо, а двойной перевод мог существенно затруднить процесс. Убеждение лучше всего работало, когда оппоненты разговаривали на одном языке, поэтому-то все Малфои в обязательно порядке становились полиглотами. К сожалению, в данном случае языковые знания Люциуса были бесполезны. Без переводчика было не обойтись. Оставалось надеяться, что змееуст будет говорить по-английски. Направляясь к себе по затихшему вечернему поместью, Люциус услышал шум в приёмной, с каким камин обычно выплёвывает из себя письмо или посылку. Маг заглянул в зал и действительно увидел на полу подпалённый конверт – видимо, отправитель спешил или нервничал, и не соблюл технику безопасности при отправке послания. Глава рода Малфой как раз шагнул в зал, когда рядом с конвертом материализовался припозднившийся домовик, заметил хозяина, поджал уши, поднял письмо и положил на серебряный поднос для бумаг, на котором затем поднёс его лорду. Люциус спустил эльфу промашку, так как его занимало любопытство. Он вскрыл конверт и обнаружил всего несколько строк, написанных размашистым почерком: «Что ты сделал с Поттером, мордредов скрытный змей?! У него поблек шрам. Подозреваю, он исчезает. Завтра это, наверняка, заметит вся школа. Немедленно приходи и разберись с этим! Камин открыт. С.С.» - Дигги, разбуди хозяйку и скажи ей, что я велю собраться для визита в Хогвартс, - приказал Люциус ожидавшему распоряжений домовику. …Когда супруги Малфой шагнули из камина в гостиную декана Слизерина, тот сразу метнулся им навстречу. - Что так долго? Я не могу его больше здесь держать! Уже почти полночь! Я итак задержал мальчишку на отработке дольше обычного!.. Так почему так долго, Люциус?! И зачем здесь Нарцисса? Лорд Малфой жестом попытался остановить этот поток слов, а его леди поспешила к дивану, на котором глубоким, магически навеянным сном спал черноволосый подросток. - Спокойно, Сев. Объясни всё по порядку. - Что объяснить, Люц?! Ты просто посмотри на его лоб! Все эти годы шрам выглядел свежим, едва поджившим, порой даже воспалённым, а сейчас смотрится так, как и положено двенадцатилетней давности шраму! Я не говорю, что это плохо, Мерлин упаси! Я просто хочу понять, что ты с ним сделал! Я просто хочу знать, как мне к этому относиться! - И что отвечать старику, если он станет подозревать тебя? – насмешливо протянул аристократ. - И это тоже, - признал Снейп. – Так я получу от тебя какие-нибудь объяснения? Люциус не удостоил его ответом, взамен задав встречный вопрос: - Кто-нибудь, кроме тебя, успел заметить изменения? Зельевар стрельнул в него злобным взглядом, но всё же принял смену темы: - Надеюсь, что нет. Я оказался близко к мальчишке на уроке и, не буду скрывать, рассматривал шрам намеренно, так как знал, что ты накануне с ним что-то делал… Ни у кого больше не было причин для подобной внимательности. Но это не значит, что завтра этого не заметит любой, кому вздумается пялиться на лоб Поттера! - Сев, - окликнула Нарцисса, - не кричи, иди сюда и окажи мне помощь. Мне нужно точно знать, как раньше выглядел шрам, чтобы сформировать правильную иллюзию. Словно только что вспомнив о присутствии женщины, Снейп потерял запал к ругани и отправился помогать, оживлённо переговариваясь с Нарциссой. Люциус сел в то же кресло у камина, в котором он сидел накануне, и стал ждать. Хотя он смотрел в пламя, ему мерещились болота, дождь и стягивающиеся кольца Нагайны… Мягкая рука тронула его за плечо. - Я закончила, дорогой. Иллюзию пришлось делать на крови, но зато она будет устойчивой, не подвластной Фините и сохраниться даже на трупе. Пойдем домой? Люциус понял, что, кажется, умудрился уснуть с открытыми глазами. Последний раз это случалось с ним ещё во время войны. Нужно ли отсюда сделать вывод, что те времена возвращаются?.. Он сам возвращает их… Не важно. Аристократ поднялся из кресла. - Конечно, Нарси. Пойдём.