Исключение

Дождь стучался в окна, не стихая, четвертый час подряд. Шикигами мокли на улице, несколько раз по очереди обходили храм и менялись – один оставался у входа, встряхивался, надеясь обсохнуть, пока второй патрулировал задний двор. Противно шумел телевизор – на экране застыли дергающиеся черно-белые точки. Вездесущая вода капала с шерсти обезьян, текла по вечно открывающейся двери и застилала окна сплошной мутной пеленой. Я налил себе еще чашку чая – на кухне нашлось несколько дюжин пакетов с разными сортами этого напитка - и вернулся в комнату. Богиня все так же сидела перед шипящим телевизором, скрючившись, и уронив голову на низкий столик. Руки опущены на колени, неровно просохшие каштановые пряди скрывают лицо. Смотреть на нее было отвратительно: слабость в этом проявлении делала её просто жалкой. Эта беспомощная, хилая, бесполезная девчонка. Найти бы придурка, который отдал ей метку, и показать это извращение на заданную тему, всхлипывающее перед сломанным телеком, и который час мысленно сжирающее само себя. Мне глубоко плевать на то, что с тобой будет, когда я уйду. Когда шикигами последуют за мной, и последние крупицы магии, находившиеся рядом, имевшие приказ защищать тебя, исчезнут. Скорее всего, в храм ударит молния. Или развалится крыша. Как-то все равно. Я вошел в последнюю неисследованную комнату. Это её спальня. Ни от лиса, ни от змея за это время не было ни духу. Куда они могли деться, я не знаю: проклятие - сугубо индивидуальная вещь, и будь они хоть тысячу раз хранителями, им оно не навредит. Здесь что-то не так. Я пробежался взглядом по полкам, оглядел стол, заваленный тетрадями и талисманами, и замер. - Здравствуй, Тринити. Я поставил чашку на край. Черный додекаэдр лег в ладонь так, как будто никогда и не покидал моих рук. Я провел пальцами по знакомым граням, и, ощущая легкое покалывание, подбросил его в воздух. - Явись мне! Комната мгновенно померкла. Исказилось пространство, и серебряный дым клубами повалил в мою сторону. Когда я открыл глаза, создание коридора, скрытого от внешнего мира, уже было завершено. Дым поднимался вдоль серых стен, на которых были развешаны расписные восточные ковры, на полу стояли приглушенные лампы, а в центре, лежа на бесчисленных подушках, Тринити выпускала в воздух дымчатые кольца. Я пересек комнату, на ходу отмечая, что она перенесла меня сюда в теле Кирихито, не потрудившись даже создать морок моего собственного. Девушка медленно поднялась. Проскользнули по воздуху широкие рукава, и чуть качнулись полупрозрачные шаровары. Привычно звенели бубенчики, опоясывающие ее талию, тонкие запястья, шейку и бедра. Я остановился в полуметре от Тринити, всматриваясь в точеные черты лица, изучая смуглую кожу и тонкие губы. - Совсем не изменилась. - Не могу сказать того же, - произнесла она,- Здравствуй, Акира. Тринити парила в нескольких сантиметрах над землей. Я всегда хотел понять, кем она являлась. Тринити не была ни фантомом, ни богом, ни ёкаем. Сама себя называла джинном, но это было правдой только отчасти. Во-первых, потому, что была единственной в своем роде, а во-вторых, потому, что джинны в любой сказке исполняли желания, не требуя ничего взамен. - Я пришел просить тебя об услуге. - Знаю,- она легко притянула меня к себе, и мы рухнули на кучу пестрых подушек. Тринити вновь взяла в руки курительную трубку и устроилась слева. Если не знать, что ее тело не касается перины, можно подумать, что она совсем ничего не весит – пух под ней не прогибался,- Я попрошу что-то равноценное взамен. - Знаю,- в свою очередь бросил я, и тоже подхватил заботливо приготовленную мне трубку. Дым входил в легкие беззвучно, мягко обволакивал грудную клетку,- Верни мне моё тело. Тринити задумчиво повернулась на другой бок. - А ты уверен, что хочешь именно этого? - Не могу жить в оболочке, которую пробивает простая человеческая сталь. Это тело почти бессильно – оно подвержено болезням, его легко уничтожить, изуродовать или покалечить. Люди не обладают даже ничтожной частью сил высших ёкаев. В конце концов, оно просто смертно. Черта с два я снова вернусь в преисподнюю. Гранатовый кальян. Ты знала о моем скором приходе, раз выбрала его. Тринити одну за другой оглядела свои руки. Качнула головой, прошептала что-то и подняла взор на меня. - Я согласна. Ты получишь все, что жаждешь. Но плата вперед. Я ждал. - А в качестве ответного желания… Ты заставишь Богиню Земли полюбить тебя. Не то, чтобы я был очень удивлен. Настоящих желаний у Тринити не было. Зато она вытаскивала на свет то, что я прятал где-то в самой глубине своей души, и заставляла уничтожать это. У меня никогда не было привязанностей к местам, вещам или другим ёкаям. Места долго не задерживались в моей памяти, вещи, даже самые сильные артефакты, были только приятным дополнением к собственной мощи, а ёкаев я презирал. Всех, кроме, разве что, Томоэ. Пока и он не стал вести себя, как последний кретин. Я помню ее предыдущее желание, которое я должен был исполнить взамен на увеличение моей демонической силы: Тринити попросила убить всех девушек в том самом заведении, где в последнее время я так любил развлекаться, и спалить его дотла. Во всем Мире Ином я не встречал места, где девушки были бы слаще. Но плата должна быть внесена, причем плата, ценность которой велика именно для меня. В этом-то и был подвох. Плевать я хотел на Богиню Земли. Вряд ли Тринити расщедрилась и, фактически, решила подарить мне тело. - Ты знаешь, что для меня это – как нечего делать,- теперь уже я сверлил ее глазами. - Ты не дослушал. Ты заставишь её полюбить себя и полюбишь её в ответ. Вспышка. … Когда я очнулся от приступа гнева, кальян уже валялся на полу. Пепел летал по комнате, ни на минуту не оседая на поверхности. Мои руки сжимали горло Тринити, прижатой к противоположной стене. Как будто со стороны я услышал собственный голос: - Ты, грязное подобие духа, как ты посмела только открыть свой поганый рот… Тринити задыхалась. Ее тело тряслось в моих руках, она пыталась вдохнуть ртом воздух, дергала ногами и царапала мои пальцы. А я все сильнее вжимал её в стену, не чувствуя, как острые ногти обдирают до мяса мою кожу. - Я никогда не полюблю, слышишь?! И уж тем более – жалкого человека! Её грудь в последний раз сжало судорогой, и я отшвырнул Тринити в противоположный угол. Она влетела в стену, закашлялась и осела на пол. Я оперся на локти, положив их на поверхность стены, и закрыл глаза. Сердце готовилось выпрыгнуть из груди, ярость рвала мне глотку, раздирала изнутри сосуды, по клеткам разбирала мозг и горела красными пятнами в глазах. Вдох. Тринити все еще кашляла, держась за живот. Выдох. Сознание медленно возвращалось, однако я все еще не мог разжать кулаки. Снова вдох. Я ненавижу тебя, безродная шлюха. Глубже. Тринити зашуршала складками одежды и, видимо, поднялась на ноги. - Ты только что заставил меня – духа – материализоваться в физическом теле. Акира, люди на это не способны. Черт возьми. Драная стерва. Дьявол! - Значит, ты уже принял условия договора, и даже получил авансом немного силы,- как же быстро эта тварь восстанавливается,- Хватит противиться самому себе. Все, что тебя держит – тщеславие и гордыня. Хочешь назад свое тело и силы – перешагни через них. Её голос заполнял пространство и отдавался грохотом у меня в ушах. - Я. Никогда. Не полюблю. Человека,- отчеканил я, не разжимая стиснутых зубов. - Твоя плата за обретение прежних сил и освобождение от смерти,- продолжила эта сучка,- В отказе от слепой гордыни. Ведь это – единственная причина. Ты так не хочешь чувствовать себя влюбленным дураком. Ты заперт в темнице ощущения собственного превосходства. Знаешь, люди чувствуют ложь. И так же, как ёкаи, боятся любить, если не видят ответного чувства. Даже если сможешь заставить её полюбить себя, она всегда будет краешком сознания понимать, что ты врешь, говоря о взаимности. Чтобы достоверно лгать, нужно… - …верить в собственную ложь,- закончил я,- Ты не изменишь своего решения? - Нет. Еще один вдох. Так глубоко, как только можно. Как будто сейчас придется провести в воде сутки без кислорода, как будто это последний глоток свободы, как будто это – последние дыхание жизни!.. - Ты ведь умеешь себя контролировать, Акира,- Тринити появилась за моей спиной бесшумно, обвила руками плечи и склонилась к уху,- Выполнишь мою просьбу, получишь желаемое, и заставишь себя разлюбить Богиню. Что может быть проще, мой Король?.. Я опустил руки и развернулся к ней лицом. Грубо притянул за плечи и скинул с лица прядь смольных волос. Ты права, я гордец до мозга костей. Но не дурак. И контролировать себя учился не одну сотню лет. А ты вернешь мне тело за то, что я перешагну через свою сущность. Ты просчиталась, Тринити. Я сделаю то, о чем ты просишь, играючи. А после – собственноручно убью девчонку. Если средством достижения моей цели должна быть любовь, то я смогу её использовать. - Я согласен. - Я призываю в свидетели силы тьмы и света,- без предупреждения начала она. Глаза Тринити налились серебром, зрачки исчезли,- Силы огня и воды,- померкла комната, и мир заискрился черно-белыми полосами,- Силы земли и воздуха,- исчезли звуки,- Да исполнится желание твоё! Как только она произнесла последнюю строчку договора, я притянул ее лицо к своему и завершил последнюю формальность. Искры и блики вплетались в сознание, жалили мысли и выворачивали наизнанку память. Я никогда не целовал ни одну женщину так сухо, как целовал Тринити. Если и возможно сделать это так, чтобы передать движениями губ всю скопившуюся в душе ненависть, то я смог. … Морок померк так же внезапно, как появился. За окном все еще разрывалась буря, хлопали дверьми шикигами, и где-то рядом шипел телевизор. Большой додекаэдр исчез. Вместо него мои пальцы перебирали крошечную подвеску такой же формы, болтающуюся на тонкой серебряной цепочке. Мыслей не было. Я прошел мимо гостиной, шагнул за порог и остановился перед входом, окруженный только вездесущим дождем и сумраком. Капли, нашедшие себе новую жертву, покатились по моим волосам. Я вскинул голову, и застыл, позволяя им застилать мне глаза, пробираться под одежду и промораживать кости. Не знаю, сколько я так стоял. Может, минуту, а может быть, час. По крайней мере, я уже не чувствовал пальцев, и веки отказывались подниматься. Я встряхнулся. - Тринити. Это было бы трудно для кого угодно. Кроме меня,- прошептал я в пустоту,- Я способен на все. Даже сломать собственную сущность. … Нанами заснула в той же позе. Я щелкнул пультом, избавляясь от раздражающего скрежета ящика, и приподнял её волосы. Лицо Богини было заплаканным: дорожки слез все еще не высохли, и глаза выглядели какими-то опухшими. На столе остались еле заметные соленые разводы. Еще с секунду я стоял неподвижно, а потом потряс её за плечо. Нанами удивленно подняла голову, всхлипнула, потерла глаза. - Иди спать,- кажется, льда в моем голосе хватит на еще один полюс,- Поздно уже. - Тамоэ не вернулся?- а в её голосе скользила отчаянная мольба. Искренняя, совсем не так, как она просила меня проводить ее до библиотеки. - Нет. Глаза Нанами потухли. Черт, неужели ты действительно так любишь лиса?.. Она поднялась, пошатываясь, направилась в спальню. Я выждал несколько минут, по доносящимся шумам определяя момент, когда она успеет переодеться, и вошел за ней. Нанами вплотную стояла у окна, и вглядывалась куда-то вдаль. Обернулась, услышав, как открывается дверь. - Нужно пойти их искать,- прошептала она. В глазах, темных и бездонных, плескались страх, усталость и стремление. Ты столько всего чувствуешь, слабый человечишка. Как все это не раздирает тебя изнутри?.. - Ты умрешь, как только пересечешь порог. Я повел её к кровати – девчонка почти не сопротивлялась – и усадил на одеяло. - Томоэ – самый сильный ёкай из тех, кого я встречал,- задумчиво выдал я,- Придется тебе ему довериться. - А если что-то случилось? - Тогда ты не сможешь помочь. Забыла? Вышла за порог, и ты - еще теплый труп. Я объяснил ей это уже раз двадцать. Если лис вернется, то между мной и моим телом встанет еще одно препятствие. Я порылся в карманах, и вложил в руку Нанами крошечное яйцо. - Шикигами? - Да. Он родится этим утром. Я передаю тебе право быть его хозяйкой. Он будет охранять тебя от проклятия. Еще одна ступень защиты. Богиня Земли ласково погладила скорлупу, и попыталась улыбнуться. Вымученно, но сойдет. - Спасибо. - Ложись спать. Я буду в гостиной,- я поднялся с ее кровати, потушил лампу, и уже взялся за ручку двери. - Кирихито!.. Я обернулся. Нанами сидела, обхватив руками колени. В свете, льющимся из открытой двери, я видел, что в ее глазах стояли слезы. - Не уходи. Пожалуйста. Мне страшно. Проклятие набирало силу. Теперь ее будут преследовать страхи, потом – видения, после она станет подозревать каждого в том, что он хочет убить её. И в итоге – сойдет с ума. Впрочем, теперь я уже не позволю этому произойти. Ты – одно из средств, которое обеспечит мне желаемое. Я знаю, как тебя спасти. Но это терпит до утра. Я кивнул, закрыл за собой дверь и снова оказался в темноте. Нанами забралась под одеяло и затихла. То есть ты предлагаешь мне спать на полу?.. Вот еще. Я скинул с плеч все еще мокрую рубашку, пересек комнату и устроился справа от Богини. - Что ты…- мне даже не нужно видеть этого, чтобы знать, как сейчас расширились ее глаза. - Не бойся,- я старался быть мягок. Уж не знаю, получалось или нет. Не мой профиль.- Это проклятие нагоняет на тебя страх. Я буду рядом,- я поймал ее трясущиеся руки и сжал в ладонях,- Спи.