Серое полотно

      Мы готовились к выступлению целую неделю.        Признаться, я слегка недооценил их репетиции. Во-первых, за семь дней я должен был выучить пять песен, три из которых я знаю по мелодии, но не по тексту. Во-вторых, меня сделали главным вокалистом, так как ни на одном инструменте я играть не умею, а Минсок, который с радостью поделился своим положением вокалиста со мной, мог играть на гитаре и подпевать со мной на припевах. В нулевой день, когда мы определились с нашими положениями в группе и текстами песен, — два из которых, кстати, написал сам Чонин — мой голос оценили как настоящего голливудского певца. Честно, я бы действительно польщён. Когда-то мне нравилось петь вместе с ребятами из школьного хора. Тогда это было смыслом моей жизни...        Первый день у нас начался в субботу, когда у меня было всего лишь две пары. После учёбы я побежал к бару „Red Earth” как только пятки сверкали. В тот день мы репетировали песню известной группы Hollywood Undead - „Lion”. Эта песня слегка старая, но она — история. Её не устанут слушать даже через сто лет, потому что она бессмертна. В ночь нулевого дня я учил текст этой песни, слушал оригинал и подпевал. К счастью, мне не пришлось учить его одному. Моим соседом, по счастливым обстоятельствам, является Лухан, поэтому мы подучили его вместе, хотя блондину было не обязательно это делать. Я был ему за это очень благодарен. Он воспользовался этим и заставил меня на первый день репетиций побежать за чёртовым соком, который продаётся только за три километра от бара!        Минсок, на удивление, был очень доброжелательным и молчаливым. Он только наблюдал за нашими перепалками и широко улыбался, время от времени создавая мелодии в тему нашим спорам. Как я и думал, у него был просто идеальный голос. Он не запинался и не кряхтел. Его голос не был простым, он был необычным, который смотрит глубоко тебе в душу. Каждое слово он произносил искренне, от всего сердца, будто от его слов зависит жизнь его ребёнка и его родителей. Чонин пел так же изумительно и притягательно, словно обычным лишь пением заставлял слушаться. Стили песни Сюмина и Кая отличались тем, что первый словно пытался спасти кого-то очень важного для него, а второй словно пытался захватить весь мир. Они оба завораживали и стоили уважения.        Что касается Лухана, то я не удивился, что тот будет играть на клавишных. Иногда он выступал от имени нашего университета на благотворительных акциях, исполняя классику на пианино. Меня удивило, что Лухан смог играть не только классику, но и современную песню, тем более рок! Он так изящно подбирал ноты и не ошибался в клавишах, что я невольно засматривался на его длинные пальцы и как они нажимают на белые и чёрные клавиши, нежели на саму мелодию; она у него тоже была отменная.        Сехун почему-то действительно подходил на роль барабанщика со своим фирменным сосредоточенным взглядом. Его инструмент довольно сложный и капризный, ведь приходится играть совершенно разные ритмы руками и ногами. А с его спокойствием, капелькой равнодушия и холодной головой, мне показалось, он сможет приручить даже дикого льва.       Итак, первый день мы посвятили только песне „Lion”. Я тогда убедился, что Сехун действительно крутой барабанщик, потому что... Просто потому что он круто создавал ритмы. Попробуйте сами бить одной рукой один ритм, второй рукой — другой, а ногами — третий.        Второй день мы практиковали песню One Republic - „Counting Stars”. Третий день был посвящён песне "„Demons” от Imagine Dragons. Четвёртый день мы пели песню от Чонина, которую он назвал „Bild”. С перевода на немецкий, она означает «картина». Слава богу, что основная часть текста была на английском, иначе я бы не смог нормально её спеть, даже с Минсоком. Эта песня о картине, которая стоит миллиарды, но одиноко стоит на витрине. Парадокс, в общем.        Пятый день мы пели вторую песню от Чонина - „Limon”. Наверное, эта песня для меня теперь самая любимая. Потому что эта песня кричит, что один лимон может путешествовать и жить интереснее и дольше, чем ты. Самая смешная, но в то же время горькая песня. После того, как я прочитал её в первый раз, в мою душу безвозвратно вцепилось то желание бросить учёбу и уехать... А вот шестой и седьмой день мы пели все пять песен. Потому что в ТЦ „Бум Чжу” мы должны будем весь день петь эти композиции.        Во время репетиций я действительно полюбил Минсока, Сехуна и Чонина, хоть и знал их совсем немного, не считая Лухана, потому что знаю и люблю его уже давно. Минсок был добрым, отзывчивым и ни к чему не придирался. Недорыжий-недоблондин учил меня правильно брать высокие, низкие и громкие ноты в песнях. После моих провалов он всегда говорил, что у меня есть талант, надо только постараться. Он говорил, как правильно раскрывать рот, чтобы «выдавить» правильную ноту, как правильно дышать, чтобы не было одышки и многое другое. Минсок стал для меня кем-то вроде учителя, которого я сильно уважаю.        Сехун же только имел вид сосредоточенного злого парня, а на самом деле он был иногда довольно рассеянный и очень весёлый. Оба блондина всегда держались вместе после долгой разлуки длиною в год. Это очень умиляло, честно. Особенно после того, что я узнал о чувствах Лухана, хоть тот и отказался признаваться мне напрямую. Я чувствовал, что Сехун чувствует к нему то же самое.        Что касается Чонина, то тот стал мне ближе всех. Он иногда учил меня играть на гитаре по вечерам, когда я желал задержаться, потому что в общежитии довольно скучно и серо. Тогда мы болтали о важном и не очень, мы сближались и были откровеннее и раскованнее. Я чувствовал, что никогда ещё не раскрывался так кому-нибудь кроме Чонина. Даже с Луханом я так не общался, будучи лучшими друзьями. Мы глупо улыбались и смеялись, наслаждаясь обществом друг друга. С каждым днём я желал видеть его всё сильнее и чаще. Было даже такое ощущение, что я в него влюбился, как шестнадцатилетняя девушка. Эта мысль мне показалась смешной, и я рассмеялся. Когда Кай спросил меня, я, будучи опьянённый полной луной и лишней откровенностью нас обоих, сказал как есть.       — У меня такое ощущение, что я в тебя влюблён, — глупо улыбнулся я тогда, рассмеявшись и дёрнув вниз третью струну. Я поднял взгляд на Чонина и увидел такую же глупую улыбку, как у меня. Это заставило меня громко рассмеяться и почувствовать неожиданное тепло в области груди. — Бред, да?       — До Кёнсу, - сказал нарочито громко Чонин, упав на колени и взяв меня за одну руку своими двумя тёплыми ладонями. В подвале было холодно, а я теплокровное существо. У меня температура такая же, что и вокруг меня, поэтому мои пальцы были довольно холодные, как и мой нос и уши. Почувствовав тёплые и удивительно сильные ладони Чонина, по моей спине побежали мурашки. Моя улыбка спала с лица, увидев почти серьёзное лицо Кая, который нарочито долго подождал, и только потом сказал: — Я тоже в тебя влюблён.       Прождав пять секунд, в течение которого моё сердце забилось чаще и кровь побежала по всему телу, согревая пальцы, нос и уши, мы оба прыснули и громко рассмеялись.       — Ты должен был взять четвёртую струну, — подправил меня Чонин, продолжая время от времени подёргивать плечами от норовившего выйти из его уст смеха.        Я понимаю, что это была всего лишь шутка.        Но почему мне тогда резко захотелось, чтобы мы тогда не засмеялись?.. Чтобы мы продолжали смотреть друг на друга?..        Очень странно.

***

       И вот пришёл день выступления.        Я надел фиолетовую шапку, подправил воротник белой рубашки на шее чёрной толстовки и, надев солнцезащитные очки, вышел из главного корпуса университета, направляясь в здание для практических работ. Там лежит синтезатор, которым пользовался Лухан во время выступлений и репетиций. Ему запрещали брать его на ночь, поэтому бедный и обозлённый на охранников того здания студент был вынужден каждый день таскать его туда-сюда. На этот раз я, добрый и отзывчивый, решил помочь ему с инструментом.       — А почему в прошлые разы не помогал?! — возмущённо пискнул Лухан, вручив мне ножки своего синтезатора, а само «пианино» засунув в специальную сумку, которую потом запрокинул на плечо.       — Потому что ты заставил меня три километра бежать за каким-то соком, — пожал плечами я, закрепив ножки на специальные закрепители в рюкзаке Лухана.       — Кёнсу, а ты уверен, что ты мне помогаешь? — хмыкнул блондин, скрестив руки.       — А что? Сам бы ты себе не закрепил его ножки, согласись!       — О боже, — закатил глаза Лухан и стремительно направился к торговому центру, в котором мы и решили встретиться.        К счастью, он находился от нашего университета относительно близко. Мы прошагали минут пятнадцать-двадцать, прежде чем увидели высокую башню с огромной вывеской „Бум Чжу”.        Я глубоко вздохнул.        Это будет моё первое выступление после школьных времён, когда я не боялся сцены. Последние года два я вообще старался не петь, потому что, по словам мамы, пение заставляло меня лениться. Она думала, что её сын-медалист не будет учиться, если будет петь, поэтому заставляла учить названия всех человеческих костей ещё задолго до университета. Таким образом, я стал круглым отличном и в университете.        При этом потеряв тягу к жизни.        Но сегодня... Сегодня совершенно другой день. Этот день не похож ни на какую другую, тогда как прошлые дни у меня были точь-в-точь идентичны друг другу. Каждое движение заставляло меня чувствовать свежий воздух, слушать шум людей, который успокаивал и одновременно пугал. Я чувствовал радость и страх, облегчение и напряжение. Всё разом!       — Ты как?       Резко я услышал знакомый голос у себя за спиной. Вздрогнув от неожиданности, я повернулся к Чонину, который косился на меня с подозрением:       — Ты не заболел?       — Нет. С чего ты вдруг спрашиваешь? — спросил я.       —Выглядишь, как напуганный кролик, — рассмеялся он, — с огромными глазами и густыми бровями.       — А брови мои чем тебе не угодили? — нахмурился я, отчего тот лишь мягко похлопал меня по шее.       — Всё будет хорошо, ты отлично поёшь, — подмигнул Чонин, встав около фонтана и настраивая свою гитару.       — Йо! — подошёл ко мне Минсок, протягивая руку для приветствия. — В первой песне тебе придётся громко петь. Кричи, словно лев!       — Кричать, словно лев, — повторил наказание Минсока я, приняв его рукопожатие. Тот доброжелательно улыбнулся и встал рядом с Чонином, настраивая вместе с ним и свою гитару.       — Ты готов? — спросил меня Сехун, резко появившись из ниоткуда.       — Господи Иисусе, — выпалил я, положив ладони на свой грудь. Его каменное лицо, появившиеся резко и неожиданно, напугало меня до чёртиков. — Не надо так пугать...       — Всё хорошо, не волнуйся, — вдоволь рассмеявшись, Сехун похлопал меня по плечу и ушёл к Лухану, который настраивал свой синтезатор. Старший блондин широко улыбнулся и украдкой, всего на жалкое мгновение, взял младшего за руку.       — Всё хорошо, не волнуйся, — я повторил слова барабанщика.        Господи, как же я волнуюсь.        Несмотря на то, что сейчас обед, в „Бум Чжу” довольно много посетителей. Все прохожие смотрят на нас с интересом и с небольшим удивлением. Некоторые проходят мимо, а некоторые останавливаются и дожидаются, пока мы не начнём петь.       — Начинаем? — спросил Кай у всех. После его слов я неожиданно растерялся, потерял весь тот запал уверенности, которую пытался накопить в течение пяти минут.       — А я... Микрофон... — начал я, протянув к шатену руку, словно беспомощный ребёнок просит подать ему еду у прохожего человека.       — Сперва без микрофона, — сказал он. — Администрация сказала, что не может найти колонки, которые бы подключили здесь. Надеюсь, скоро они нам его выдадут.       — Может, тогда подождём, а?..       — Не бойся, Кёнсу-я, — улыбнулся Чонин. — У тебя сильный голос, ты справишься.       — Подождите! — возбуждённо сказал Минсок, снял с себя кепку и положил передо мной.       — Вот так.       — Может, чехол для гитары положите? — цинично спросил Сехун. — А то кепку никто не заметит, и денег тогда не будет.       — Так и сделаем, —сказал Чонин и бросил свой чехол передо мной.       — Но... Моя кепка.. .       — Начали! Сюмин, чего встал, как вкопанный? — сделал замечание Чонин.        Сюмин впервые при мне нахмурился, встал рядом и посмотрел на меня.        Песня „Lion” начинается не с мелодии, как обычно, а с вокала.        Я тяжело вздохнул. Посмотрел на Чонина жалобными глазами, умоляя о помощи. Тот кивнул и широко улыбнулся.        Эта улыбка...        Она очень странная. Мне хочется обнять хозяина такой улыбки. Хочется ощутить тепло груди, бешеное сердцебиение.        А ещё мне хочется всё это прекратить. Я давно желал избавиться от привычного мира, а теперь, когда он кардинально изменился... Хочу это прекратить. Хочу обратно уткнуться в учебники и плыть по течению. Хочу получать хорошие оценки за тесты и устные зачёты. Делать проекты и побеждать в каких-либо номинациях за него.        Но сейчас, видя довольную и счастливую улыбку Кая, я хочу петь от всей души, от самых потаённых и глубоких мест моего сердца.        Я хочу кричать, словно лев.