Сборник драбблов

Написано на Байки-3. Для Монстров ("Все, рассказанное здесь, - вымысел. Реальны только монстры".) Дин, Сэм, G - Не бойся. Все, что я рассказал тебе, - вымысел, - говорит Дин, будто оправдываясь. Будто делая шаг назад. Но в глазах у него все еще пляшут отражения огонька свечи. Дерево за окном с ветками тонкими и густыми, словно хвосты плети, бьется в стекло, и маленький Сэм сидит, закутавшись в одеяло, а тяжелый комок страха в животе все никак не хочет исчезнуть. Где-то сквозь дождь и сумрак, с ружьем в одной руке и головой вампира - в другой, бредет Джон Винчестер. Где-то, смазанный и начищенный до блеска, с полным комплектом всеубивающих пуль, лежит в деревянной коробке, дожидаясь своего часа, Кольт. Где-то, прервав поцелуй, Памела Барнс трет лоб, пытаясь избавиться от нахлынувшей тревоги. Где-то ложится спать неудачливый муж и фальшивый ФБРовец Бобби Сингер, последнее сообщение на его автоответчике - от Руфуса. Миссури Моусли, говорят, если дать ей в руки ружье, уложит троих крепких парней. Ночные гости бара Харвеллов поделятся с вами самыми страшными, самыми нелепыми, самыми смешными байками со своих охот. Однажды Дин Винчестер продаст душу за брата. Однажды Сэм Винчестер покинет Стэнфорд. Каждый из них сам придумывает историю собственной жизни. - Все, что мы думаем, - бесплотно. Все, что мы говорим, - вымысел. Все, что мы делаем, - игра. Слова Дина кажутся далеким отголоском прошлого. - Реальны - только монстры. Сквозь ветер и мрак ночи, такой же дождливый и густой, как много лет назад, Сэм видит острый край пугающего настоящего. Для Медиумов ("Нам ничего не принадлежит, но мы все видим".) Памела, Дин, G - Проходи, - говорит Памела и сторонится, придерживая для него дверь. В доме у нее темно и тихо. Пыль скопилась на когда-то блестящих поверхностях столов и полок. На стенах - все те же выцветающие плакаты волосатых гитаристов. Интересно, думает Дин, а их она видит своим третьим глазом? Или что у нее там в голове? - У тебя дело? - спрашивает Памела. - Да, - говорит Дин и тут же поправляется: - То есть нет. То есть я ничего не расследую сейчас, но у меня дело к тебе. - Ну-ну, - наверняка ведь знает и так, зачем пришел. - Дорогой, будь другом, сними мне Библию с верхней полки во-он того шкафа. - Она указывает в глубину комнаты. - Библию? - переспрашивает Дин. - Да я тебе и так наизусть прочитаю. - Выучил откровения наконец? Хвалю, но мне не за текстом. Я старая вредная тетка, принеси книжку, будь добр. Дин находит ее между оксфордским словарем и "Происхождением видов", кожа застежки истрепана, страницы расходятся от набитых в них закладок и бумажек, цифры похожи на окончания телефонных номеров, а на торчащем уголке салфетки виден след коричневой помады. - Мы, те, кто видит, - говорит Памела, принимая книгу у Дина из рук, - такие же выкидыши природы, как оборотни или штриги. Мы первые из всех служим Богу, но не получаем за это ровным счетом ничего. Людям принадлежит земля, ангелам - небо, демонам - ад. У нежеланных детей божьих ничего нет. Памела на ощупь достает из-под обложки тонкую пачку купюр. - Это деньги, которые я оставила себе на похороны. Не думаю, что задержусь здесь долго. Поэтому бери, но помни, кто будет в ответе за мою смерть, Дин Винчестер. Памела смотрит на него слепым матовым пластиком, и старые доллары в руках отчего-то кажутся Дину сделанными из раскаленной металлической фольги. Для Призраков ("Вам показалось!") ОЖП, ОМП, G Автострада тонет в заходящем солнце, в такие моменты все кажется незнакомым, будто сделанным из цветного сияния и жидкой свежей акварели. Когда Кэти была маленькой, это были последние волшебные минуты, перед тем как взрослые зашторивали окна, отгораживаясь, запираясь в крохотном мире вечернего дома. Сумерки - опасное время, говорили они. Мертвые люди расхаживают по земле, заглядывают в окна и проверяют, все ли спят. Призраки не могут зайти в дом, но они глядят своими пустыми неживыми глазами на то, как внутри кто-то ест, смотрит телевизор, переодевается ко сну. Мертвые завидуют живым. Ты же не хочешь однажды встретиться с мертвой тетей? Нет, говорила Кэти. Тогда задергивай шторы и ложись. Пока ты спишь, с тобой ничего не случится. Кэти снимает туфли и шагает босиком по теплому еще асфальту. Как кошка, неведомым образам, по смутным знакам и неясному зову она находит путь домой. Но к тому времени, как Кэти оказывается у входа, краски успевают выцвести, а земля - остыть. С собой ни ключей, ни сумки, поэтому остается только постучаться и ждать, пока Майкл не спустится открыть дверь, - но дом, приветливо горящий окнами, отвечает только тишиной. Кэти идет в обход: вот кухня, на столе неразобранные пакеты, полотенце небрежно брошено на спинку стула, вот столовая, здесь, наоборот, чисто и мирно, вот гостевая спальная, ей уже давно не пользовались, но напольная лампа почему-то включена. В окне детской открывается другое, самое счастливое, самое домашнее зрелище - Дэйзи с распущенными волосами, в той самой розовой пижаме, что Кэти сама купила ей неделю назад, сидит в ворохе подушек и слушает, как Майкл читает ей огромную толстую книгу сказок мира. До слуха доносятся обрывки фраз. - Дэйзи, Майк, - сначала говорит, а потом кричит Кэти, барабаня в оконное стекло. - Откройте, - просит она. - Это я. Это мама вернулась. Кажется, вечность проходит, прежде чем Дэйзи поднимает взгляд, и Кэти то ли слышит, то ли читает по губам: - Пап, это мама там? Майк рассеянно глядит будто сквозь Кэти, будто это не она стоит здесь, будто ее не существует. - Тебе показалось, - качает он головой и перелистывает еще одну цветную страницу.