Дыхание в басовом ключе

Мы уже минут пять сидели на шикарной, оформленной специально для этого приглашенным дизайнером, кухне Боженовых и молчали. Просто смотрели друг на друга и молчали. Наконец, я не выдержала и встала приготовить нам кофе, чтобы хоть чем-то занять себя. И в тот же момент Шес тихо поинтересовался, сверля взглядом мою напряженную спину: — Почему ты сбежала в пятницу? — Я не сбежала, — включив кофеварку и вставив в нее первую капсулу, я повернулась к нему лицом. — Я же говорила, у меня сын маленький. — Да-да, я в курсе, — отмахнулся он. — Так почему ты сбежала? — Да не сбегала я! Что ты прицепился, как репейник? — Репейник? — Репейник! Знаешь, такая взъерошенная и противная колючка? — Я взъерошенный или колючий? — улыбаясь, уточнил он. — Может, противный? — улыбнулась я в ответ. Вот ничего не могу с собой поделать — бесит он меня абсолютно непередаваемо, но стоит ему улыбнуться… Он так редко улыбается чужим. Да практически никогда, насколько я успела понять. Обычно он суров, холоден и равнодушен к окружающим. Как при таком «ледяном» характере он умудряется устраивать все те дебоши, о которых регулярно сообщают газеты, и крутить такое количество романов, оставалось для меня тайной за семью замками. Не для одной меня, впрочем. Если верить прессе, он мог разнести вдребезги пополам какой-нибудь паб только за то, что ему подали виски не в том бокале, а потом с каменным и непроницаемым лицом отвечать газетчикам свое неизменное «без комментариев». Его за это и прозвали в СМИ «Ледяным Драконом». Вообще, удивительно, как при таком поведении он до сих пор за решетку не загремел? Ведь была же пару лет назад та история, как он мужика какого-то чуть ли не до полусмерти избил. И ничего. Сидит не на нарах, а напротив меня, и лыбится. Причем мило так, по-домашнему. Он вообще абсолютно другой со «своими» и с «чужими». Как два разных человека, ей Богу! Вот, например, как-то не заметила я за три дня, что мы провели бок о бок в не самой, надо сказать, спокойной обстановке, тех самых прославивших его неконтролируемых вспышек ярости. Ехидна? Да! Язва? Безусловно! Хам, нахал, пошляк, самовлюбленный придурок? Да, да, да и еще раз да! Но дебошир и вандал? Что-то я не заметила… Может, это у него сезонное? Как у котов по весне? Или же сидит на чем-то, вот и лыбится? Кстати! — Чего лыбишься? — бухнула я на стол перед ним чашку с кофе и опять отвернулась к машине, чтобы сделать еще одну, себе. — Говори, что хотел, и пошли к ребятам. — Хм… Ну ладно. Я, в общем-то, хотел сделать тебе предложение… — Чего?! -…от которого ты не сможешь отказаться. — Блондинке своей предложения делай! — не подумав, ляпнула я, и тут же закрыла рот ладонью правой руки — Ой! — Так вот, почему ты сбежала! — осклабился Шес. — Да нет же! — вот же ж… репейник! — Какое мне дело до твоих пассий? Просто Даня был сам, да и я устала. — Ну ладно, — протянул он, поглаживая указательным пальцем проколотую бровь. — И все же так, во избежание недоразумений. Блондинку зовут Ева. И она не пассия, а проблема. — Это, дорогой, не моя проблема. — Так и не моя! — А чья? — помню я, помню, как она на тебе висла! — Вообще-то, Алека. — Как Алека? — я просто опешила. Как же так? Как Алека? Он же мне предлагал… Хотя, что именно он мне предлагал? Сходить в ресторан. Все. Какие претензии? И все же я уточнила: — Это его девушка? — Хм… Ты ставишь меня в неловкое положение, детка. Мне бы очень хотелось сказать, что да, но, на самом деле, скорее, нет. — И как это понимать? — Как хочешь, — шикарный ответ, ненавижу! — Я же говорю, она его проблема. Вот у него и спрашивай. А я так, мимо проходил, под руку попался. — Ваша Ева на всем, что попадает под руку, вот так виснет? — Ага, — просто и односложно ответил он, отхлебывая из чашки. Я не ожидала такого ответа. Думала, он будет оправдываться, мол, я не я и корова не моя, тебе показалось и вообще, это не то, что ты думаешь. — Да ну ее к чертям! Давай поговорим о нас? — Есть мы? — не смешите мои тапочки, у них помпончик может развязаться. — Будет, если договоримся. — Нет-нет-нет! — выставила я вперед правую руку, раскрытой ладонью в его сторону. — Даже не пытайся! Я не буду с тобой встречаться! — Вика… — я насторожилась. Он крайне редко называл меня так, сейчас будет какая-то каверза. И… бинго! — Я и не предлагал. — Э… — кажется, я покраснела. Да так, что, наверное, проступило даже сквозь весь мой мейкап. — А о чем же ты хотел поговорить? — Слава те, Господи! — по-стариковски пробурчал панк, закатывая глаза к потолку. — Добрались таки! — Да я… — Стоп! — вскинул он вверх указательный палец. — Ты сейчас опять чего-нибудь брякнешь и мы снова… — Да как ты… — СТО-О-ОП! — взревел Шес и дверь на кухню тут же отворилась, пропуская Ромкину голову. — А чего это вы тут? — поинтересовался он, цепким взглядом окидывая нас с панком. — А мы тут плюшками балуемся, — голосом мультяшного героя протянул ударник и попросил, а скорее, потребовал, уже серьезно: — Дверь закрой. С той стороны. — Я тебя предупреждаю… — начал мой друг, но его перебили. — Знаю, знаю. Ежики звери злобные и опасные. Я уже дрожу. Витек, ты меня боишься? — Нет. А надо? — Не помешало бы, — встрял Романыч. — Не-а! — ответил одновременно с ним Шес. — И я тебя нет. Так что, Романыч, злобная ты и колючая тварь, продолжай подслушивать с той стороны, а? Дай нам видимость уединенности. Дверь закрылась и демонстративно громкий топот, постепенно затихающий в глубине квартиры, дал понять, что кое-кто-либо обиделся, либо решил, что мы достаточно взрослые и разберемся сами. — А почему ты его ежиком назвал? — поинтересовалась я, дабы заполнить наступившую тишину. — У него в аське ник «Злобный Ежик». Ты что, не знала? — Знала. Просто не думала, что и ты тоже в курсе. — Витёк, я понимаю, лучший друг и всё такое, но я его тоже не первый год знаю. — А какой у тебя ник? Наверняка, что-то связанное с вампирами или темной стороной силы, — проговорила я замогильным голосом, тяня к нему скрюченные пальцы. — Уймись, ведьма! — хохотнул он. — Я, когда умываюсь, превращаюсь в прекрасного принца. — Значит, умываешься ты крайне редко. — Ну, мне не очень нравится та ипостась. Так, ладно! Предложение. — Не интим? — Кхр, — подавился он очередным глотком кофе. — Ты хоть предупреждай! — и, пошло ухмыльнувшись, добавил: — А хотелось бы? — Боже упаси! — Тогда возрадуйся. Не интим. — Тогда я вас внимательно слушаю. Я уселась поудобнее. Теперь, когда неловкость от его присутствия прошла, наша пикировка даже начала мне нравиться. Я ведь тоже довольно язвительный человек. Всегда приятно встретить достойного противника. А он меня, похоже, за пояс заткнёт и не поморщится. Тем интереснее. — Какие у тебя планы на ближайшие три месяца? — огорошил ударник. — До какого уровня подробностей опускаться? — осторожно уточнила я. — Вот язва! Короче — я буду не у дел еще пару месяцев, может больше. У нас есть концерты, отмена которых светит большим геморроем. Мы сработались, и смысла искать другого ударника я не вижу. Сечешь, куда я клоню? — Ты хочешь, чтобы я согласилась на еще одно выступление? — Я хочу, чтобы ты подписала с группой контракт на три месяца с опцией продления на еще один. Ты как? — Я в шоке. — Это понятно. Что насчет предложения? — Шес… Э… Это, конечно, очень заманчиво, но у меня есть работа… Он внимательно посмотрел на меня и, не говоря ни слова, окунул палец в мою чашку с кофе. И, так же молча, вывел на столе двухзначную цифру. — Тысяч, — уточнил он, видя мои непонимающие глаза. — Евро. За восемь концертов. Первый через две недели. — А… — Если придется давать больше, то за каждый добавится еще столько, — он пририсовал снизу еще одну цифру. — А… — Проживание за наш счет. — Но… — У тебя проблемы с арифметикой? — Нет, но… Вот, черт! — я не знала, что сказать. Это раз в двадцать больше, чем моя зарплата за оговоренный период. — Мне обязательно давать ответ прямо сейчас? — Желательно, — кивнул искуситель. — Что тебя смущает? — Работа. — За такие деньги, Витек, можно и уволиться. К тому же, ты ведь и сама об этом уже думала. — С чего ты взял? — Лена говорила, — пожал он плечами. — Вот трепливая зараза! — нет, я все же погорячилась, помирившись с ней. — Так как? По рукам? — Не дави на меня! Есть еще Даня… — В ближайшие полторы недели мы остаемся в Питере, — он словно ожидал этого вопроса. — За это время найдешь няньку. Ты платишь ее услуги, мы оплачиваем питание и гостиницу. — Ты все продумал, да? — Я всегда все продумываю. Еще вопросы? — Три месяца? — Может, четыре. Если будет больше, оговорим отдельно. — Контракт? — Обязателен. Не принимай лично, но нам нужны гарантии. — Оплата? — Сумму ты знаешь. Можно все сразу в конце. Можно частями после каждого концерта. — А вы не прогорите, платя мне такую сумму? В смысле, это же сколько вы должны зарабатывать, чтобы оставалось столько? — Это не остаток. — А? — Это большая часть моего гонорара. Ребята добавили еще кое-что. Как видишь, все по-честному. Ты работаешь наравне со всеми, получаешь соответственно. Итак, каким будет твой положительный ответ? — Ты опять давишь! — я пыталась найти подвох, но не находила. — Я знаю. — Ты всегда такой? — Какой? — Упертый, как баран? — Хех… С бараном меня еще не сравнивали. Все больше с бульдозером. Нет, Витёк, я не всегда такой. Обычно ещё хуже. — Даня сможет ехать со мной? — уже сдаваясь, на всякий случай уточнила я. — Да. Если хочешь, внесем это в контракт. — Я хочу хотя бы один выходной в неделю! — Мы тоже! — хохотнул Шес. — Это значит, да? — Это значит — будет видно. Если репетиции будут идти нормально, то хоть два. Если нет — извини. — Ладно! — решилась я. — Фиг с тобой! — Это было да? — Это было да. Что дальше? — А дальше, — поднялся Шес и потянул меня за руку тоже наверх, — мы пойдем расписать пульку. Ты в преф играешь? — Да не очень, — призналась я. — Правила знаю, но на практике не особо получается. — Вот и отлично! — внезапно обрадовался он. — Значит, будем играть на желания! — Почему? — удивилась я столь странной реакции. — Потому, что Алек в префе валенок валенком, — непонятно объяснил рокер, довольно щуря свои подведенные глаза. — Да и Романыч тоже. Ленка, правда, ничего, но не лучше меня. Да сегодня просто мой день! — Почему? — повторила я, как заведенная, так как он все это время продолжал держать меня за руку, удерживая так близко к себе, что я ощущала тепло, идущее от его тела. — Ну, как почему? — чуть наклонился он ко мне. — Тебя нашел. Кстати, не будешь отвечать на телефон, я тебя лично отшлепаю. Пожалуй, — сделал он вид, что задумался, — я это, пожалуй, в контракт внесу. — Только попробуй! — пискнула я. — Проблему с ударником решил, — Шес наклонился еще ниже, чуть тяня на себя мою руку. — Достойного противника для партии в преф нашел. Кстати, это я не о тебе, — теперь его лицо нависало буквально сантиметрах в пяти от моего. — А о тебе — вот это. — Что?.. — начала я, но тут его теплые и мягкие губы коснулись моих. Нежно, аккуратно, неторопливо, лишь обозначая прикосновение. И прежде, чем я успела сообразить, что происходит, он отстранился и выпустил меня. — Картишки? — озорно подмигнул от двери, и вышел из кухни. А я продолжала стоять, едва касаясь дрожащими пальцами собственных губ и с удивлением понимая, что не могу двинуться с места. У меня в буквальном смысле подкашивались ноги, как у жеманных и истеричных героинь ненавистных мне дешевых женских романов. _____________________________________________________ Сладкая ложь Держит костлявой рукою за горло. Чувствуешь? Снова дыхание спёрло. Тихо, не трожь! Голову склонишь, как будто покорно. Сделаешь всё, чтобы было не больно. Мелкая дрожь Пальцы трясёт так открыто упорно. Выдох, и вновь улыбнёшься притворно. Сладкая ложь. Сходишь с ума. Мчишься навстречу безумным идеям, Предпочитая секунды неделям, Но, пустота Встретит тебя по подвалам и кельям. Низкий поклон и привет лицедеям. Свет из окна Снова поманит, едва пламенея. Сам виноват, но всё ищешь злодея. Сходишь с ума. Переписать. Жизнь изменить, перепутав все строчки. Скобки, тире конвертировав в точки. Перелистать Полные лживой надежды листочки, Выбросив к черту пустые кусочки. Нет, не достать. Что остаётся? Обрывки и прочее. Ставить опять и опять многоточие. И продолжать. Продолжать. Продолжать… Шес тихо пел, с профессионализмом крупье казино тасуя колоду одной рукой и сдавая карты. Ленка, упершись точеным подбородком в сложенные на столе руки и закрыв глаза, слушала его. Романыч и Алек о чем-то яростно спорили, склонившись голова к голове на другой стороне стола. Я медленно цедила кальвадос из предложенного приятелем бокала и пыталась разобраться в своих чувствах. Ни черта у меня не получалось, если честно. Алек был тут, рядом, абсолютно точно заинтересованный в более тесном знакомстве со мной, чем картежная партия на дому у общих друзей. И мне это нравилось. Мне бы этого тоже хотелось. Но, если верить его звездному родичу, у него была девушка. Вполне реальная, красивая и уверенная в себе. На пути которой я становиться не собиралась. Не дело это, влезать в чужие отношения и становиться либо той, из-за кого они рухнут, либо же той, с которой утешатся и выбросят за ненадобностью. Но могу ли я верить тому, что сказал мне Шес? Ведь у него, похоже, в этом деле свой интерес. Шес… Его внимание льстило. Его внимание тешило самолюбие. Его внимание притягивало, как магнитом, и одновременно пугало. Своей настойчивостью. Своей уверенностью. Да и самим фактом того, от кого оно исходит. Я абсолютно точно не собиралась наступать на эти грабли во второй раз. Мне вполне хватило Кирилла и того, чем закончилась та попытка строить отношения с человеком, лицо которого чаще украшает рекламные щиты, чем семейный фотоальбом. Но почему же губы так горели, почему хотелось притронуться к ним пальцами, вспоминая тот украденный на кухне поцелуй? Я, кажется, начала запутываться…