Дыхание в басовом ключе

— Мама, а дядя педик, да? Звонкий данечкин голосок заставил меня поперхнуться утренним кофе и скоситься на Шеса. Авось не услышит? Судя по широко распахнувшимся глазам, услышал. И не только он. Все находившиеся в студии оторвались от своих дел и с интересом уставились на нас. — Даня, — смущенно прошипела я, — ну что ты такое говоришь? Так нельзя. — Так дядя педик? — гнул сын свою линию. — Нет! — А почему тогда у дяди глазки накрашены? — не сдавался он. — Олежек говорит, что глазки красят только девочки и педики. Я убью брата. Честное слово, убью. Сколько раз просила следить за речью рядом с ребенком! Он же как губка — впитывает всё, что слышит, а то, чего не понимает, — с удвоенным энтузиазмом. И в какой такой ситуации, интересно, они вообще могли обсуждать подобную тему? Не то, чтобы я была ханжой, но, по моему сугубо индивидуальному мнению, четыре года — это не тот возраст, когда ребенок должен открывать для себя мир гендера, сексуальной ориентации и отношений между полами. Всему свое время. Тем более, такие выражения. Я просто сгорала от стыда. — Даня, это очень нехорошее слово. Так не говорят. — А как говорят? — Да никак не говорят! — начала я терять терпение. Следящие за нами с неподдельным интересом рокеры уверенности не прибавляли. — Прекрати немедленно! — Дядя, — отчаявшись, видимо, получить ответ от меня, сыночка прочапал к первоисточнику и дёрнул того за рукав. — Дядя, ты педик? — Чего? — Шес всё ещё пребывал в шоке. — Ты хоть знаешь, что это значит, клоп? — Конечно. Мне Олежек всё объяснил, — ох, кажется, у меня скоро станет на одного ближайшего родственника меньше. — Педики, это мальчики, которые одеваются как девочки. — Наверное, можно и так сказать, — согласился Шес, — но некоторые дяди красят глаза просто так. — Какие дяди? — тут же потребовало уточнений моё чудовище. — Разные. Например, те, кто слушает рок. Ты знаешь, что такое рок? — Да, — кивнул Даня и важно процитировал: — Это психоделическая какофония на основе классической партитуры, ошибочно принимаемая электоратом за направление в музыке. — Чего?! — вот теперь челюсть уронил и Леголас. — Это тебе тоже твой Олежек сказал? — Нет, это сказала мама, — сдал меня мелкий с потрохами, и пока я придумывала, как выкрутиться, ткнул пальчиком в эльфа. — Тогда ты педик! — Это ещё почему? — опешил тот. — Даня, — одновременно с ним вышел из ступора ударник и пошел по моему пути: — Нет такого слова! — Потому что у тебя косички, как у девочки, — пояснил сыночка и повернулся к Шесу. — Это как жопа, да? — Какая жопа? — не понял тот. — Тц! — зашипел на него мелкий, прижимая пальчик к губам и косясь на меня. — Мама будет ругаться. Иди, я на ушко скажу, — и громко зашептал наклонившемуся мужчине: — Вот жопа, — тут он схватил себя за попку, — есть, а слова нету… Господи, Раневская нервно курит в сторонке! Да что за муха укусила моего ребенка сегодня? — Даня… — прошипела я, чувствуя, как начинаю заливаться краской. — Да погоди ты, — сипло перебил Дэн и, вытирая слёзы, опустился перед ним на корточки. — Слово есть, ребёнок. Но другое. Понимаешь, есть такие дяди, которые дружат с другими дядями… — И что? — тут же потребовали от него уточнений. — А тоже дружу с мальчиками. С Пашей, с Ленечкой, — морщил он лобик и загибал пальчики, решив, видимо, перечислить всех, — с Русиком… — Ну… — рыжий почесал макушку. — Я не то имел в виду. Как с девочками дружат. — За косички дергают? — Да! — обрадовался Боровски. — За косички… — Ага! — восторженно перебил Даня. — Значит есть косички! Значит этот дядя… — опять ткнул он в Леголаса. — Э… — остановил его Дэн, бросая на меня беспомощный взгляд. А я что? Я ничего. Сам вызвался проводить четырёхлетнему ребёнку сексуальный ликбез! — Не обязательно за косички. Можно просто дружить. — А зачем с девочками дружить? — опешил Даня. — Фу. Это же девчонки! — Так они же дружат не с девочками, — уже не так уверенно гнул своё Дэн, — а с мальчиками. — Они красят глазки? — Кто? Что? Нет, — сообразил он, наконец, что ребенок с грацией боевой машины пехоты вернулся к первоначальному вопросу. — Совсем не обязательно. Да они вообще выглядят, как все другие дяди! — А как их тогда узнать? — А зачем их узнавать? — Дэн стремительно терял нить разговора. — Мама! — деть чуть не плакал. — Мама, я хочу посмотреть на дядю, который дергает за косички другого дядю! — Спасибо тебе большое! — ехидно прошипела я Боровски, отпихивая его в сторону и опускаясь на пол рядом с сыном. — Зачем, солнышко? Это такие же дяди, как и… Ну вот, хоть бы и Дэн, — за моей спиной противно заржал Шес. Придурок. — Я тебе потом как-нибудь покажу, когда встречу, — теперь ржал уже и рыжий. Да они что, сговорились все? — И ты сам убедишься. Ладно? — Хорошо, — шмыгнул носом Данечка и продолжил допрос: — Мама, а кто из них «двухметровая шпала-имбецил с панковской рожей»? — Я смотрю у вас дома, — хмыкнул ударник, косясь на съёжившуюся меня, — фильтровать базар при ребёнке вообще не принято? Репетиция шла с переменным успехом. Большей частью, по моей вине. Надо было всё же найти другой выход, а не тащить Даню с собой. Сегодня с утра садик огорошил меня амбарным замком и приветливой запиской за оконным стеклом: «Карантин». А по телефону вчера предупредить не судьба было? Олежеку в первую. Боженова с токсикозом, ей как раз моего пакостника для полного счастья не хватает. Соседка с недавних пор сидеть с мелким отказывается наотрез, мотивируя маленькой пенсией и дороговизной валокордина. Няня ещё не нашлась, а если совсем честно, я пока и не особо активно искала. Полагала, что времени вагон и маленькая тележка. Когда Шес в ответ на мои истеричные метания заявил, мол, в чём проблема, приводи его сюда, я обрадовалась и как-то не сообразила, что это же о Дане мы сейчас говорим! Если коротко, то вместо репетиции пять взрослых жлобов — Грега тоже припахали, чего уж мелочиться, — и я бегали вокруг клопа метр двадцать в прыжке и папахе и развлекали его, как могли. Занятие он нашёл каждому и сурово следил, чтобы никто не отлынивал, не дай Боженька, от раскрашивания Микки-Мауса или чистки яблок. В конечном итоге Шес психанул и, подхватив Даньку подмышку, двинулся на выход. — Мы во дворе с байком повозимся, — заявил он в ответ на мой огорошенный взгляд. — Клоп, ты любишь мотоциклы? — Да! — ещё бы, моя сыночка, или где? — А у тебя есть мотоцикл? — Да. Поможешь мне? — Конечно! А какой? — Зелёный. — Ты не знаешь, какой фирмы твой мотоцикл? — о-о-о, понеслась… — Я тебе сейчас расскажу. Спереди должен быть специальный значок. Если там такой кружочек с беленькими и синенькими квадратиками — это бэ эм вэ. Меня мама учила… — У меня «Дукати». — Ух ты! — счастливо взвизгнул ребенок. — Это как в «Матрице», да? — Да, клоп, — их голоса постепенно затихали на лестнице. — А какой у мамы мотоцикл? — У мамы «Сузуки». Это когда нарисована такая… — Фух! — выдохнул Хан. — Это что же, меня вот такое же ожидает? — Ага… — философски кивнула я, устраиваясь, наконец, за Фросей. — Бойся, убогий. Дети наистрашнейшее из стихийных бедствий! — Я на такое не подписывался! — расхохотался гитарист. — Скажу Юльке, чтобы зараживала его обратно! — Вы мальчика ждёте? — Мальчика, да, — подтвердил он, расплываясь в той дебильно-счастливой гордой улыбке, что всегда сопровождает родителей горячо любимых и ожидаемых чад. — Тёмочкой назовём… — Дюха! — хриплый вопль со двора, донёсшийся сквозь распахнутое настежь в честь стоящего зноя окно, заставил нас вздрогнуть. — Андрей, какого хр… э… почему я слышу ваш трёп вместо «Ангела»? Мне что, вернуться? — Поехали, девочки! — хрюкнул Дэн, прокрутив микрофон над головой. — Раз. Два. Раз. Два. Три. Четыре! ___________________________________ Уже вечером, купая увлечённо щебечущего Даньку, я с удивлением думала о произошедшем. Шес и дети, кто бы мог подумать? Ударник провозился с мелким целый день, приведя того просто в щенячий восторг. И, судя по подсмотренному мной из окна, особо этим не напрягался. Во всяком случае, вида не показывал. — У тебя чудесный ребёнок, — заявил он, сдавая Данилу с рук на руки в конце дня. — Только портишь ты его, Витёк. Он же пацан. Строже надо быть. — Ты знаешь, как? — без особого усердия огрызнулась я, крайне польщённая похвалой в первой части его фразы. — Предлагаешь свои услуги? — С твоего позволения, — огорошил он и, наклонившись к Даньке, протянул ладонь. — Дай пять, клоп. До завтра? — В смысле «до завтра»? — не поняла я. — Мамочка, — вклинился сын, — мы с Шесом идём завтра в зоопарк. Можно? Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! — Какой зоопарк? Шес? — Ну так, карантин этот твой вряд ли на один день, правильно? А разносить дальше студию я не позволю. Так можно нам в зоопарк, мама? — Постой, а как же репетиция? — А на кой я вам там? — вскинул он бровь. — Доберётесь до новых песен, тогда и свисните. А пока, рабы, у господина отпуск! — и, скосившись на мелкого, хмыкнул: — По уходу за ребёнком. Кстати, что там с няней? — Э… Я над этим работаю, — быстренько свернула я разговор. — Ну, тогда до завтра? — До завтра, детка, — и, наклонившись, поцеловал меня в щёку. Вот этот поцелуй я и вспоминала вечером, кублясь на диване с чашкой зелёного чая и любимой книгой. Детка… Какое всё же похабное обращение. Раздражает, особенно в его исполнении — немного высокомерно и снисходительно, как к малому ребенку. Правда, меня слегка примиряло то, что он к половине знакомых так обращается — вне зависимости от пола, возраста и степени знакомства. Всё же странный он человек. Такой разный. Такой непонятный. Только-только начинает казаться, что ты уловила его суть, смогла заглянуть под маску, и раз, — он уже нацепил другую. Или, может, он весь состоит из этих масок? И, приподнимая одну, ты всего лишь оголяешь следующую? Интересно, хоть кто-нибудь знает настоящего Шеса? Точнее, не Шеса, а того человека, что называется этим дурацким прозвищем. Несмотря на всё мое усердие, я до сих пор так и не смогла узнать, как же его зовут. Наш ежевечерний ритуал гадания по перечню русских имен не приносил никаких результатов. Чаще всего Шес отвечал лаконичным: «Нет. Спокойной ночи.» Иногда на него нападало игривое настроение, и тогда он заставлял меня предоставлять ту цепочку искажений имени, что могла привести от, скажем, Ивана к Шесу. Но, всласть нахохотавшись и наиздевавшись над моей фантазией, всё равно говорил нет. Я пыталась спрашивать остальных, но Шес успел предупредить их, что помощь в разгадывании этого ребуса будет жестоко караться. Так что все молчали, как партизаны в сороковых. — Да нет никакого жуткого секрета, — отмахивался Хан. — Шес так развлекается. Или принимай правила, или оставь это. — У него фишка такая, — по секрету сообщил Дима. — Типа, загадочность его персоны добавляет интереса к группе в глазах фанатов. — Шес платит журналистам за молчание вот столько, — лениво позевывая, рисовал Грег на салфетке впечатляющую сумму. — Можешь попробовать перекупить. — Я ещё с ума-то не сошел, — крутил пальцем у виска Дэн, — портить этому психу игру! — Как зовут Шеса? — чесал макушку Тэка. — А без понятия, если честно. — Вика, — лепетал Романыч, — пойми и меня тоже. Тебе просто интересно, а мне он голову оторвет. Ну, не впутывай ты меня в это! — А он тебе не сказал, что ли? — удивлялся Алек. — Вот засранец, а говорил, что не играет! Чем больше я пыталась разгадать эту загадку, тем сильнее увязала. Это уже было не простое любопытство. Появилась какая-то маниакальная зависимость от нашей странной игры в кошки-мышки. Шес это прекрасно понимал и демонстративно наслаждался. Второй паразит — его родич, — наслаждался не столь демонстративно, но от того не менее раздражающе. С самого утра, пока Даня одевался, я успела выйти в сеть и попыталась объясниться со своим виртуальным приятелем. Вчера я, признаться, перетрусила. Но по здравому размышлению пришла к выводу, что всё сложилось пусть и феерично, но крайне удачно. В конце концов, снежный_барс давно нравился мне. Я не раз задумывалась о том, что хотела бы встретить мужчину с его характером. Нет, я конечно понимала, что в сети все врут, но у него не было причин «строить мину» перед абсолютно чужим человеком, что оставляло надежду на откровенность. Да, пожалуй, живи он в Питере, я бы настаивала на личном знакомстве. Я и так уже начала аккуратно готовить его к сенсационному сообщению о том, что мальчик на самом деле девочка. А он, оказывается, и сам уже в курсе. Более того, вполне нормально это воспринял. С юмором — издевался всё утро, припоминая особо эпичные мои перлы в роли парня. Например, наше недавнее обсуждение неудобств, доставляемых утренней эрекцией. Он смеялся, подтрунивал, ехидничал, но так и не признался, кто он. Хотя я и спросила напрямую. Несколько раз. vitek: Ну, давай — откровенность за откровенность. Как тебя звать-величать? снежный_барс: Миледи, да у вас склероз. Я же говорил — Алекс. vitek: Так, вот не надо язвить. Это я и сама умею. Я серьёзно. снежный_барс: Да чтоб я так жил. Какие проблемы с именем? Только на людях не надо меня так звать. vitek: Да, да. Ты уже говорил — разделять интернет и реал. Я поняла. Я о другом. снежный_барс: Не хочу показаться идиотом, но теряюсь в догадках. vitek: Ты знаешь, кто я в реале. Я тоже хочу знать. Думаю, у меня есть на это право? снежный_барс: Так. Тпру! Ты хочешь сказать, что не знаешь, кто я? vitek: Я догадываюсь… снежный_барс: Догадки не мой конёк. Лихо, однако. vitek: Алекс? Что не так? снежный_барс: Послушай, я сказал вчера то, что сказал, по одной единственной причине — я был уверен на 100%, что ты знаешь, с кем говоришь. vitek: Да я уверена, Алекс! Если не хочешь говорить, давай скажу я. А ты ответишь да или нет. снежный_барс: Если тебе нужно подтверждение, то это не уверенность. vitek: Что за детская упертость? снежный_барс: Можешь поиграть в угадайку. Но предупреждаю — я не стерплю ни здесь, ни в реале, если ты назовёшь меня чужим именем. vitek: Ты понимаешь, насколько глупо это звучит? снежный_барс: А ты не назвала имя… vitek: Я назову! снежный_барс: Я предупредил. vitek: Ну почему? снежный_барс: Моя женщина знает, кто я, а не гадает. vitek: Одно-единственое свидание не превращает меня в твою женщину! снежный_барс: Очевидно. Моя бы знала. vitek: Как я могу знать, если ты шифруешься?! снежный_барс: Ты знаешь меня в реале. vitek: Да знаю я, что знаю тебя! снежный_барс: Но не уверена? Удовлетвори моё любопытство, кто тебе больше интересен — я-Алекс или я-тот-кто-ты-уверена? vitek: Дурацкий вопрос. Конечно же, оба. снежный_барс: Мимо. Ты не знаешь, кто я, но мы оба тебе нравимся. Я и тот другой, кто, возможно, совсем не я. Лихо. Предлагаю поиграть в русскую рулетку. Ты сейчас называешь имя и, по результатам, мы либо переносим продолжение общения в реал, либо забываем друг о друге. Или можем оставить всё как есть, но тогда я только Алекс. Итак, как меня зовут? И тут я струсила. Я была уверена, но… Даже не могу толком объяснить, откуда взялось это «но». Ведь всё сходилось один к одному, всё было абсолютно точно. И речь даже не о мизерным шансе на то, что Алекс окажется не Алеком. Да он не просто мизерный — его вообще не существует. Дело не в этом. Я опасалась потерять не Снежного, нет. Я опасалась потерять Алекса. Он, по непонятным мне причинам, так настойчиво цеплялся за эту маску, что вполне мог использовать её исчезновение, как повод исчезнуть и из моей жизни тоже. А причины… Если мы чего-то не понимаем, ещё не значит, что это не имеет права на существование. Что ж, если на данном этапе наших отношений он не желал объединять Снежного и Алекса, это его право. Частично я даже могла его понять. Я подожду. Я умею ждать. Поэтому на его вопрос я ответила: «Ты — снежный_барс.» После этого мы продолжили общаться как обычно. Немного натянуто, но это было вполне ожидаемо. Я как раз жаловалась Алеку — всмысле, снежному_барсу, — на издевательства Шеса над моим любопытством, параллельно пытаясь в очередной раз незаметно натолкнуть его на мысль, что ему бы тоже стоило прекратить шифроваться, когда раздалась резкая трель звонка. Пол девятого. Кто бы это мог быть? Олежек в спортзале до десяти, да и ключи у него есть. Открыв дверь, я не сразу сообразила кто этот статный голубоглазый блондин на моём пороге. — Кирилл?! — всё ещё не веря своим глазам, удивленно протянула я. — Привет, золотце! — и голливудская улыбка, так пленявшая меня когда-то. — Я вернулся! Как же вы меня достали со своими «детками» и «золотцами»! Неужели, так сложно запомнить имя?!