8 секунд

- А-а-агонь! Дай пятюлю! – Мосол хлопает Рыкова по плечу, основательно так, на весь спортзал. - Мужик! – ревет Тюлень, и у него чудом не валит из ушей пар. - Ох тыж наше золотце!!! – трясет меня со всей дури Гоша. Даже Чиж растрогано улыбается. Сейчас слезу пустит. Когда с сентиментальными поздравлениями покончено, Тюлень вздыхает, возвращая нас всех в реальность: - Осталось всего лишь четыре предмета для аттестации. Сдуваются праздничные шарики с громким пуком. - Да ладно, - пытается приободрить нас Мосол. – Натянем! Вот так возьмем, - он хватает Рыков за уши, - и потянем! - Я тебе сейчас трусы на голову натяну, если не отпустишь, - мрачно советует Рык. Мосол повинуется. Переключается тут же на меня: - Четыре! Прикинь, за один вечер ему четверку наработала. Как действовала? Кнутом иль пряником? Натурой, - про себя отвечаю я. - Ещё разок позанимаетесь – аттестуют по всем предметам за четверть! – радуется Кот. Бросаю напряженный взгляд на Рыка. Он не смотрит на меня – стыдно, будто бы. Или злится снова. - Ладно! Не будем пока об этом! Это пускай Малашенко с ним разбираются, а у нас сейчас тренировка по плану! – растирает руки в предвкушении Тюлень. – Вы пока начинайте, а я по делам сбегаю. - В туалет? – ехидничает Мосол. Тюлень с негодованием смотрит на паренька. - Меня, вообще-то, дама ждет… Мне, знаете ли, обед дома-сготовленный принесли… Ленка сама, говорит, стряпала. - Угостите? – ротозеи жадно переглядываются. - Ещё чего. Не для вас котлетки жарились. - Злой вы, Андрей Петрович. - Да чтоб вы с них… - Десять кругов, засранцы! Десять! А то со скамьи не выпущу!!! Начинаем вяло, по одному, разбегаться по кругу. Парни всегда, как кони скачут, ещё и разговаривать умудряются, когда Тюлень не контролирует - всякий со своей скоростью бежит. А вот я всегда не спеша бегу – сохраняя и дыхание, и осанку… Но тут что-то не бегается. Всё мерещится взгляд Рыкова – когда он за мной, то в спину, когда сбоку, то сбоку… Бросаю время от времени в его сторону косые взгляды – а он хоть бы хны. Даже не смотрит в мою сторону. И с парнями не беседует. Просто круги молча наматывает. Когда меня обгоняет – меня озноб пробирает. Совсем рядышком от меня ведь, могу дотронуться. Но он убегает. И так все десять кругов. Точнее – пять, на шестом дверь в спорт зал открывается, и появляются Олег с Хорем. Точнее, Олег влетает, Хорь вежливо в уголок встает. Видимо, успели уже переконтактовать между собой – решили, пусть сперва Олег свои дела вершит. Оба без спортивной формы. Олег в обычной, школьной – рубашка белая, штаны черные, ботинки. А Хорь как человек, пришедший устраиваться уборщиком к нам в школу. На нем какая-то старая, изношенная рубашка в клетку красного цвета, под ней измятая серая майка с пятном на пузе, мешковатые джинсы с прорехами на коленях, стертые кеды. Волосы в кудрявый пучок собраны, щетина сбрита, одна бородка осталась. Глаза всё такие же печальные, добро излучающие. Но сейчас не об этом. Когда Олег влетает в зал, все дружно прерывают бег – замирают, кто где стоял. Стоит напомнить, что тренировка у нас дополнительная, проходящая в воскресенье… Поэтому никто из парней Олега ещё, начиная с утра, видеть не видывал. И что ему за мысль втемяшилась, что он такой возбужденный – одному Хорю, наверное, и известно… И вот, когда он «врывается» на тренировку, чуть ли не бежит через весь спорт зал, ни у кого даже мысли возникнуть не может, что он собирается сделать. Решительно идет, зло, лицо какое-то отрешенное. Рыков только остановиться успевает, ещё даже дыхание перевести, воздуха в грудь набрать, не успевает, как на него Олег налетает. Налетает и с ходу – на ему по лицу! Рыков от неожиданности отлетает, ногами перебирать начинает, чтобы в стену не врезаться. Пока руку к носу подносит, Олег того уже за майку тянет, выпрямляет и в стену эту самую впечатывает. Парни отходить от ступора начинают, бегут к ним. - Что ты сделал, тварь?! – орет Олег Рыку в лицо. Рыков морщится, пытается боль с лица согнать. - Олег, ты ч… - Что ты вчера сделал?! Идиот… Чиж с Гошкой Олега оттянуть пытаются, Мосол оробело роняет: - Как же… так-то. Первый раз все Олега таким видят, жуть пробирает. С мольбой во взгляде поворачиваюсь к Хорю – тот пожимает плечами, мол, сам не в курсах. - Олежка, остынь… - Гоша того тянет, не выходит. Олег лишь сильнее Рыкова в стенку давит, за грудки держит. - Ты чего вдруг разбушевался?! – злится Чиж. - ДА ПОТОМУ ЧТО ГОВНО ОН! – орет Олег. – Ты что ей вчера сказал, паскуда?! Что сказал?! - Да ты про что, блин?! Любке сказал что?! – лезет под руку Мосол. - РЕНАТУ ДО СЛЕЗ ДОВЕЛ. Внутри меня всё холодеть начинает. Все дружно, кроме Рыкова и самого Олега, ко мне поворачиваются. Вожу потерянным взглядом по лицам – я?... - Что?... – не верит Гоша. - Чем обидел-то хоть? – вставляет Кот. - Да нет же… - лепечу. Никто не слышит, ухом в мою сторону не ведет. - Довел девчонку, что та прям в голос… К Любке под ночь пришла, лица нет. Чё ты ей сказал?! К тебе как к человеку - помогают, раз ты сам тупица, а ты… Олег замахивается, но его перехватывает Чиж. Парни дружно орать начинают, виснуть на Олеге. Удается им Рыкова высвободить. Олега отводят, но… Рыков как брошенный стоит, к нему ближе не подходят. - Это правда? Ты её до слез довел?... Её?! – хлопает глазами Гоша. - Ты чё наделал, придурок?! - С чего ты решил, Чекмарь… - ДА ПОТОМУ ЧТО ОН КАК ОТ НЕЁ ВЫШЕЛ, МНЕ ПОЗВОНИЛ, А ОНА ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ ПРИШКАНДЫБАЛА! Снова на Рыка бросается, но его на этот раз не удерживают. Мнутся. И тут уже я стартую с места. Я всё еще далеко стою, всё это время подходить не решалась, глазам не верила. А тут… Хватаюсь за Олега, за руку его, что уже для Рыка занеслась, отвести пытаюсь. Черт возьми, за рост свой себя проклинаю, за слабость. - Не надо! – кричу, крепче за руку берусь, висну. Олег от изумления повинуется, позволяет себя оттолкнуть. Рыков тоже, наконец, обо мне вспоминает. Смотрит на меня странным взглядом, словно… Удивлен. Напуган чем-то. Рык. И напуган. - Что ты вообще несешь?! – кричу, стараясь, чтобы голос не дал петуха. - Вчера… - Я вчера вообще не к тебе пришла! К Любке! С чего ты вообще себе решил, что к тебе?! И кто сказал, что из-за него?! Сдурел?! Слова из себя печатаю, яростно так, а у самой круги перед глазами. Оба ведь знаем, что я это ему сказала. Было такое. Но почему я продолжаю всё молоть языком… Стукните меня, кто-нибудь. Прошу. - Ты когда рыдала, я тебя спрашивал – кивала ты! – уже на меня кричит Олег, пытается успокоиться. Не выходит. Пошло-поехало, так просто не затормозить. - Не тебе кивала! Не тебе!!! Не из-за него! Зачем сразу бить?! Дурак?! Действительно. Зачем надо было сразу с кулаками лезть? Чувствую злость на Олега, не могу с ней справиться, хотя прекрасно понимаю, что должна злиться на себя. А он тут не при чем. Он ведь ради меня… - Ренат… - Я к Любке пришла! Понятно тебе?! А ты лезть начал! Сам себе понапридумывал! Моё личное дело, понял?! Его-то зачем бить?! - Почему ты… Отмахиваюсь. Самой больно от этого жеста становится. Словно не по воздуху рукой провела, а по голове себя стукнула. Прости, Олег, не могу остановиться… Олег растеряно, с какой-то плывущей в глазах болью, смотрит на меня… - Кто же виноват, что вы с Любкой в одной квартире?! А мне прямо поплакать нельзя?! Баба-конь я вам, что ли?! Мосол меня за плечи хватает. - Ладно, хватит… Поняли. Ошибся парень. - Ошибся, да, а его-то зачем бить?! Спросить вначале не мог?! Да что с тобой такое?! Вот я тут кричу, а сама ведь уже ответ знаю. Потому что я тебе не безразлична, Олежка, знаю. Но мне жаль. Можешь злиться на меня, хотя я так же знаю, что ты не сможешь на меня злиться, не таков – но у меня, кажется, сердце разорвалось. Из-за вас двоих, между прочим. Так что мы в этом спектакле все виноваты. И я, и ты, и этот… Вдруг за спинами у парней вырастает… Хорь. Протискивается ко мне, кладет руку на плечи. - Да-а, баба на корабле – жди беды. Ничего ты, Олежка, в бабских делах не смыслишь. А ты? – он щелкает меня по носу. – Выше нос. Раз в нашей команде, слезы вытерла, быстро. Быстро, сказал. Давай-давай, вытирай. Вот, видишь, это же просто вода… Тюлень напротив Хоря стоит, и у него глаз дергается от раздражения. Формочка с котлетами у Андрея Петровича под мышкой, как и было обещано. А вот глаз дергается – так это он себя просто с Хорем сравнивает. - Подрос ты… слегка, - выдавливает из себя Тюлень. Тюлень Хоря на голову ниже, отсюда такая неловкость. Кто из двоих тренер? Хм… Парни, утихомирившись после бурных расспросов, стоят, шушукаются. - Значит, в школу ходить… будешь? – сомневается Тюлень. - Буду, Андрей Петрович, - обещает Хорь, виновато так. - Ну, ты гляди у меня… - Тюлень грозит Хорю пальцем, и выглядит это смешно и нелепо. Парни хохотать начинают. Хорь стоит, улыбается. Рад вернуться в команду. - А что это у тебя… за мешок? – Тюлень указывает на какой-то черный пакет у того под мышкой. Хорь спокойно разворачивает пакет, отряхивает его от невидимой пыли, протягивает мне. Удивленно принимаю «подарок». - Вы как у нас погостили, я Олегу позвонил. Обо всем договорился. Он мне вот и рассказал. Пакет тебе, да. Всё правильно. - Мне?! - Ну… Не совсем, - Хорь корчит нос, чешет затылок, подбирая слова. – Скорее – нам. Лезу рукой в пакет, не глядя – нащупываю что-то волосатое. Испуганно отдергиваю руку. - Что это?! – с ужасом гляжу на довольного с прищуром Хоря. – Дохлая кошка?! Рык рядом напрягается, готовится у меня из рук пакет выхватить. - Да, блин, конечно. Обычно я дарю девушкам исключительно дохлых кошек, - соглашается Хорь. Достаю мохнатое «нечто» из пакета. Надеваю на руку. Светлое, бесформенное, волосатое «нечто». - Что это? – первым успевает спросить Мосол. - Знакомьтесь, - Хорь указывает рукой на «нечто». – Новый игрок. Ренат. Как тебя по батюшке? - Степановна… - Не, - Хорь подходит ко мне, снимает с моей руки «нечто» и натягивает мне это на голову. – Поправка. Степанович. Ренат Степанович, запасной игрок… - Ага, только косу заправь, грудь замотай, и норм, - фырчит Кот. Поспешно закрываю себя руками – не трожь! Но из-за натянутого на глаза парика даже не вижу, от кого спасаться. Делаю шаг назад, чуть в сторону, наступаю кому-то на ногу. Рык рядом недовольно шипит, требует, чтобы я сошла с его пальцев. - Дашка сделает, не волнуйтесь, - успокаивает Хорь. - Отрежет?! – пугается Гоша и тоже себя руками обхватывает, будто и на него покуситься в любой момент могут. - Идиот, Гох? - Было б что… - рявкает Рык. - Ты будто видел?!... Ба-а!!! – начинает Мосол. - Тихо всем! – топает ногой Тюлень. - Замотает, - успокаивает всех, в том числе и меня, ничего не видящую, Хорь. - Круто… Хорь заботливо снимает с меня парик, и я вновь становлюсь способной видеть мир. Довольные лица ребят. - Только я вначале кое-что проверить хочу… - деловито продолжает Хорь-Вадим, складывая голову «Степановича» обратно в пакет. Держу мяч перед собой. Немного неловко оттого, что все смотрят. И Хорь. Стоит напротив меня, ждет. Чувствую себя вдруг слабой какой-то, ничтожной. Ведь все они - не только парни, но и игроки опытные. А уж от Хоря – так и вовсе веет профессионализмом. - Ну, глянем, - тепло улыбается Хорь, но глаза его по-прежнему остаются печальными, как у Чака. Делаю глубокий вдох. Спокойствие. Закрываю глаза. Во время игры мне это не требуется, там счет идет на мгновенья, но сейчас – мне следует максимум сосредоточенности. Марии нет, она решает, что ещё не время показываться... Открываю правый глаз. Считываю расстояние. Открываю левый. Вижу обход. Хорь стоит, сунув руки в карманы, как ни в чем не бывало. Словно не перехватывать меня вздумал, а просто постоять, для красоты. Делаю шаг. Время увязает. Как обычно. Расчет точен, я обойду его. Ловлю его образ – глаза его устремлены в пустоту, меня он не видит. Всё так и должно быть – техника сработала на ура. Вот уже ровняюсь, мяч всё ещё в руке… Замираю. Время ударяет меня по лбу, словно, наконец, решив, что с меня хватит. Хватит пропускать меня сквозь себя так часто и так нагло. Тяжелая рука Хоря лежит на мяче, выставленная в мою сторону. Он даже не повернулся в пол оборота, просто руку вытянул. Рыков изумленно делает шаг вперед, не веря. Стою, гляжу на пальцы Хоря на моем мяче – не верю… Поднимаю на него взгляд. Хорь задумчиво водит глазами по мне, рассматривает словно мои дырки в ушах от сережек, волосы. А его пальцы – на мяче. Властно. Остановил. Просто вытянув руку. - Ясненько, - вдруг издает Хорь. – Кажется, я понял твою технику. Забавно. Может сработать. Но как запасной вариант. Будешь козырем. Нашим. Если тебя часто выпускать, они тоже раскусить могут. А я не двигаюсь с места, не пускаю мяча, хотя один из пальцев Хоря лежит на моем пальце. Не понимаю… Он же остановил меня. С первого раза. Смог. Почему он доволен? Почему… хвалит. Невероятно. - С первого раза, отпа-ад… - тянет Мосол. - Вот что значит кэп… - Как… ты, - Рыков подбегает к нам, смотрит на Хоря. – Как раскрыл? Увидел, как? Хорь отпускает мяч, оставляя его у меня, пожимает плечами. - Смотри внимательней, и сам увидишь. В следующий раз. Вадим снова щелкает меня по носу. - Козырь. Поняла? А мне так стыдно, что хочется костюм избушки. Домик такой, чтобы от пояса до головы, чтобы никто не видел, и только две дырки для ножек. И ходить так, чтобы. Этакая избушка на чикен ножках. Выходим все дружно из спортзала. В какой-то момент не выдерживаю, понимаю, что упусти я сейчас шанс, всё станет только хуже. Что-то просто воздвигнется, невидимое, бесполое – между нами. Хватаю Олега за руку, легонько, чтобы остальные не заметили, прошу его подождать. Так же перехватываю Рыкова. Остальные ребята на нас через плечо косятся, но понимают, что их лезть никто не просит – закрываются в раздевалке. Так хочется всё им выдать. Здесь. Сейчас. Ага, разбежалась! Был бы костюм избушки – пожалуйста! Сказала бы и повернулась к лесу задом. Но на мне такого чуда нет, поэтому все чувства мои внутри запертыми остаются. Как смерч в коробочке из-под игрушки. А смерч этот все вертит, да вертит, завывает… А что тут, собственно, говорить? Олега я полюбила из-за его доброты, терпения, манер. Он был первым из парней, кто заговорил со мной сразу и без издевки. Ещё он Любкин брат, я столько узнавала про него от неё. А Рык – он просто привязал меня к себе. Заставил, чтобы я к нему привыкла. Без него под боком как-то пусто теперь. Я даже успела понять, что и не ловелас он вовсе, а просто Иванушка-дурачок. Так что можно ли называть весь этот балаган – любовью? К кому? Нет никакой любви, не может быть. Привязанность – да. Симпатия. А любви нет. Не доросли ещё. Но мне этого сейчас говорить не следует. Поймут ли они меня?... - Он хороший, правда, - вдруг роняю из себя. Олег с Рыком переглядываются. Указываю пальцем на Рыка, проясняя. - Ничего он не делал. Правда. Так что вы… миритесь-миритесь и больше… не злитесь. По рукам? Мямлю и вот готова взлететь от отчаянья, проламливая головой потолок, как ракета. Хочу костюм избушки. Рыков устало фырчит, сует руки в карманы, отворачивается, пытается в окне двор разглядеть. Олег силится изобразить улыбку: - Прости, что напугал. - А передо мной за то, что треснул, не хочешь? – с напущенным негодованием восклицает Рык. - А ты не бухти. Тебе полезно. Профилактика, - отмахивается от него Олег. - Кровопускание, - подсказываю я. Рык бросает на меня испепеляющий взгляд, но вдруг вспоминает. Вспоминает, что провинился. Молча уходит в раздевалку – хлопает дверью. - Всё будет в порядке, - успокаивает меня Олег. – Это ж Рык… Олег, кажется, уже успел себя утихомирить и убедить в том, что Рыков, действительно, не может быть в чем-то виноват, помимо своей глупости. Но я же знаю, что он прав. Что из-за него я вчера… была немного не в себе. И Рык это знает. И это его злит, если только не расстраивает. Вспоминаю желуди. Обиделся ли он на желуди в тот раз? Зачем я их выкинула. Олег ерошит мне волосы, облегченно выдыхает: - Всё пучком, Ренат. Хочу себе костюм избушки. Без костюма я перед Рыковым больше не покажусь. Парни вместе с Тюленем дружной гурьбой идут отмечать возвращение в команду Хоря. Олег уходит с ними, а Рыков… просит, чтобы его не ждали. Убедившись, что парни скрылись за углом школы, и что их ор слышен на крыльце только благодаря эху двора, он решает обратиться ко мне. Я всё это время пытаюсь дозвониться до Любки, но у той занято. Поэтому когда мы остаемся с ним лишь вдвоем, я об этом даже не догадываюсь. Стою к нему спиной, зажав одно ухо пальцем, а ко второму прикладывая сотовый. - Люба, блин, функция существует – вторая линия. - Здорово! – верещит мне Любка по ту сторону. - Эй, алло? - … Ренат, у меня всё заело! - Люба, что ты творишь?! - … а-а-а, я сломала телефон! - Блин, успокойся, дуреха, просто отключись. - Ты ещё меня слышишь?! Связь обрывается. - Это правда? Голос Рыка врывается в мой мозг, заставляя его работать, как двигатель на форсаже. Поворачиваюсь к нему и… у меня сердце останавливается. Рык стоит и смотрит… сломлено. Испуганно. Такой взгляд бывает у пса, когда он случайно кусает хозяина. Не по его вине, просто так вышло. И пес в ужасе оттого, что совершил. Ему жаль, что он совершил. - Ты про что? – голос мой звучит ровно, но… сердце только стучит вовсе невпопад. - Вчера. Ты. Плакала. Из-за меня? Взгляд его дрожит. Голос тихий, словно боится спугнуть. Молчу. А смысл брыкаться? Всё ясно, как день. Вот только день пасмурный сегодня… Делает шаг, подходит ко мне ближе… останавливает себя. Хочет руку ко мне протянуть, словно пес хочет руку хозяину лизнуть виновато, но замирает. Не осмеливается. Останавливает. Сам себя за ошейник назад тянет. Вдруг снова обидит… непроизвольно. Он ведь только это и умеет. Людей кусать. А у меня тем временем сердце кровью обливается. Хочется ухватиться за этого дурака, за куртку его, обнять по-свойски. Без слов, просто обнять, как человека родного. Чтобы только не грустил, не винил. Но меня что-то сковало. Руки, ноги, тело всё. Не дрогнуть. Не надо – в голове. Ведь так неправильно будет. Как тогда будет? Что изменится? И тут он шаг от меня делает. Встречаюсь с ним взглядом. А он еще шаг, и еще. Пятится всё быстрее. Не со злостью, не с оскалом. Виновато. С отвращением к себе… А потом поворачивается – сбегает по крыльцу. Не убегает, уходит, быстрым шагом. А избушка стоит, к лесу передом, ему вслед смотрит. И перед глазами всё плывет. А куртка всё уходит и уходит. Вот он капюшон на голову накидывает. Оборачиваться назад не собирается. Оставляет. Асфальт плывет между нами. Облака затягивают небо, рвутся об антенны многоэтажек. Бредет. Руки в карманах… Скрывается за углом. Стою, слезы рукавом со щек утираю, всё вслед смотрю. Губы сжимаю, чтобы звука не издать. От меня песик убежал… Вернись, пёсик, ты меня вовсе не больно укусил. Это я с перепугу заплакала. Я же не мужик какой-то, бить тебя не собираюсь. Я же просто девочка.