Одна случайность

      — И чтоб я тебя на километр у своего зала больше не видел! Проваливай, давай-давай!       — Волосы, Касаныч, больно, волосы-ы!.. — брыкалась нервно я, пока меня насильно проволокли по коридорам, хватавши за капюшон толстовки и драгоценные остатки волос, после чего благополучно выставили за дверь.       Крутанувшись подряд несколько раз от такого толчка, я-таки смогла выровнять курс и крепче встать на ноги, обернувшись, как массивная железная дверь уже с громким шлепком была захлопнута за мной. Я, шмыгнув носом, мотнула головой и, стиснув руки с ссаженными в кровь костяшками в кулаки, подступила ближе, вскинув голову и заорав в дверь:       — Да чтоб вас всех там позакрывали к чертовой матери, мудилы!..       И с чувством выполненного долга и гордо вздернутым носом я развернулась, собираясь красиво уйти, — нет, вы о чем, это не меня выставили, это я ухожу, — услышала позади себя скрип приоткрывшейся обратно двери и уже думала рвануть, поскольку мало ли, услыхал там что да мстить пойдет, быдло московское, как мне в спину прилетела весьма увесистая ноша, в которой я после идентифицировала свой рюкзак и с которой же вместо красивого ухода столь же красиво шлепнулась на асфальт.       — Монатки свои забыла, дерзкая ты наша. Да, и заодно научись со старшими разговаривать, либо, хотя бы, имей смелость сказать всё это в лицо.       Это. Просто. Унизительно. Ну да ладно уж, в принципе, в качестве моральной компенсации мне хватит и публичного унижения его драгоценного сынка минутами ранее. Так что да... побуду-ка я оптимистом.       Поскорее вскочила на ноги я с рюкзаком в руках к тому моменту, как дверь черного входа с тяжелым грохотом захлопнулась вновь. Мельком стряхнув короткими махами рук налипшую на коленки грязь, — хотя, что я тут стряхиваю, не грязь ведь, а жижа мокрая, — я, устало ссутулившись, потопала дальше вон из проулка.       Несмотря на разгар апреля, у нас погода тут весьма тухленькая: плюс пять, периодическая морось и полнейшее отсутствие солнца, заползшего туманными облаками. Так что сейчас моим старым-добрым кроссам капец, мягко говоря, ведь от влажности и нескончаемых луж они начинали расклеиваться, на правом так вообще отслаивалась подошва. Настроение тоже хреновое; саднила и щипала разбитая губа, во рту малоприятно опостылел привкус ржавой меди.       Этот мерзкий старый пень Касаныч, а-ар-гх, взбесил прямо! Хотя, и сама дура: вот на кой мне уперлось это дзюдо, если я семь лет занималась боксом? Ах, саморазвития мне захотелось, ах, секция дзюдо была километром ближе от дома. Короче, не удалось первое занятие, ага. Для проверки способностей меня поставили в тренировочный спарринг с каким-то чуваком; тот занял какую-то ранее неизвестную мне позицию, приблизился. Как вы думаете, что было дальше? Он скаканул, вмазав мне рукой прямо в плечину, где был, сука, только-только рассасывающийся синяк, а я со злости одним джебом расквасила ему нос.       Знаю, можете не говорить — я великолепна, да... Правда, потом оказалось, что это был сын самого тренера Касаныча, и папаня благородно хотел продемонстрировать способности своего отпрыска на новичке, но… не судьба, походу. А что было дальше, вы знаете сами... вообще, давайте закроем тему, а?       Я только вывернула на полноценную улицу, направившись по тротуару к пешеходу, но стоило мне сделать и шаг, как я вмазалась ногой в собачье дерьмо. О, благодарствую, это именно то, чего мне сегодня не хватало! Какое-то время подрыгавшись в припадке и растерев о бордюр остатки говна, я была готова взвыть от злости и, если честно, хотелось эту злость выместить на ком-нибудь попавшемся под руку. Но никого, как назло, не было и поблизости.       В надежде отыскать какую-нибудь хоть малюсенькую лужу, чтобы получше промыть ботинок, я пошлепала дальше, как надобность в этом уже отпала. Пошел, мать его, дождь! И ливануло знатно! Глухо взвыв, я дерганым движением накинула на башку капюшон черной толстовки, затянув под максимум шнурки, и быстро огляделась по сторонам; люди, охая и прикрываясь кто чем, понабились кто куда: кто в банк с обратной стороны дороги, к банкоматам, другие под крышу остановки. Решив, что валандание под дождем не пойдет на пользу моим кроссам, что окончательно развалятся точненько по шву, да и черной толстовке с джинсами тем более, я… не предприняла, собственно, ничего, поскольку шеснарики начинались в паре кварталов впереди, так что до дома недалеко, к тому же, может, дождь закончится к этому времени.       Блеск. Из всего вышеперечисленного закончиться могло только мое хрупкое терпение. С завтрашнего дня начинаю ходить в церковь — хватит с меня этой чертовой череды неудач, молиться буду.       И о-ох, как же я на тот момент ошибалась, называя подобное неудачами.       Стоило мне оказаться в подъезде, который встретил меня распрекрасным объявлением «горячей воды не будет ближайшие три недели», хлюпая промокшими насквозь кроссами и закатывая взмокшие рукава толстовки, как выяснилось, что лифт, правильно, что? Не работает. А лифтер, правильно, что? Бухает. А всем остальным на это горе, правильно, что? Глубоко плевать.       Но, вашу ж мать, шестнадцатый этаж! Да! Моя квартира самая последняя, сто шестьдесят шестая, на самом последнем, черт, шестнадцатом этаже.       — Господи, да пальни ты уже в меня молнией, чтоб сразу и наверняка, — начала я свое угрюмое восхождение наверх.       Восхождение закончилось подозрительно быстро. Ибо я, как последний параноик, оглядывалась по сторонам, дабы на меня ещё чего не рухнуло, и поверхностно проходилась левой ладонью по перилам, скорее, чисто машинально, в итоге промахнувшись ногой мимо ступеньки. И, как исход весьма горький, шлепнулась я на лестницу, поздновато начиная хвататься за перила, отчего еще и оттянула себя в сторону. Правильно, вот так, ведь если не мордой об ступеньки, то об перила челюстью! Браво, оскар за роль криворукого индивидуума с полной раскоординацией движений сто пудов моя.       К сожалению, я человек подневольный, поэтому последующие заскоки автора в моем лице в течение последующих шестисот страниц — не моя вина. Ладно, просто предупредила...       А теперь продолжаем. Кое-как собрав саму себя по частям, я села на ступеньках и болезненно поморщилась, чувствуя, как свело нижнюю челюсть, которой я, словно мне врезали апперкотом, долбанулась об перила, на удивление, вовремя стиснув сами челюсти и умудрившись не откусить себе язык. Хоть что-то. А-а-ах, не после таких ли сумасшедших ударов потом киста образуется, а?       На пролетах этажа так четырнадцатого меня уже начинало мутить, и я откровенно не понимала, сколько мне еще шкандыбать до своего этажа, теряясь в пространстве. Но, слава Богам, я заметно расслабилась от хлопка закрывшийся двери квартиры за моей спиной, даже как-то не приняв во внимание то, что заперто не было, и к оной я тут же прислонилась, устало выдыхая, и…       — Не понял, — прохрипело прокуренным голосом передо мной, отчего я поспешила распахнуть глаза, суматошно оглядываясь.       И, скажу вам точно, передо мной стоял явно не мой батя, хотя, мужик однозначно похожий: в оттянутых на коленях спортивках и серой заляпанной майке, с густой щетиной, смятой пачкой сигарет в одной руке и бутером в другой. Стоял и тупо втыкал в меня, выпучив глаза. Мимо пролетели многоточия, пока до меня запоздалым экспрессом доходило, что это, мать твою, даже не моя квартира.       Прикусив изнутри щеку, я несколько раз заторможено моргнула, шаря рукой по двери и, как только нащупала ручку, выдала, в голове меж тем прокручивая наибыстрейший план побега:       — А какая квартирка-то, не подскажешь, любезнейший?       — Сто шестьдесят пятая, — сопровождая меня не моргающим взглядом, прохрипел он.       О-о, соседи. Это хорошо. Значит, этажом хоть не ошиблась.       — А-а, — елейно закивала головой я, таки отыскав на ощупь ручку двери, — накладочка вышла, простите, пожалуйста. Попутала чутка.       Немного покумекав, я прихватила на дорожку из его руки бутерброд, сунув и зажав тот во рту и, помахав напоследок той самой рукой, мигом удалилась за дверь, оставив недоумевающего соседа, который, походу, шел покурить, в квартире одиночно шевелить извилинами.       Фу-у-ух, если остаток дня пройдет в таком духе, то я реально скончаюсь либо от сотрясения мозга, либо от инфаркта. Ни то, ни другое, знаете ли, чести мне не делает.       Пожевывая бутер, я уже копошилась ключом в замочной скважине двери напротив, на этот раз обратив внимание на номер квартиры. Кстати, двери у нас с соседом реально похожие: обе деревянные, обитые снаружи искусственной полопавшейся от старости дутой кожей. Захлопнув за собой дверь, я тут же ноздрями словила знакомый аромат затхлой пыли и валявшихся по углам носков… Да, это сто пудов моя хата. Даже наша почти-что-новая трехкомнатная квартира напоминала коммуналку, из которой, того и гляди, грозилось вывалиться семейство Новиковых.       Побыстрее откинув в сторону промокший спортивный рюкзак, кроссы и скинув с башки капюшон толстовки, я напялила тапочки с помпонами — нет, а вы что думали, я по дому в тренниках шкандыбаю? — и устало прочапала в кухню, совмещенную с залом, надеясь застать вечно голодного батю и вечно готовящую маму, но было, на удивление, пусто, и лишь с обратной стороны квартиры, в спальне, слышались звуки какой-то возни и глухие возгласы.       Мне кажется или здесь что-то не так? Чутье приближающейся катастрофы меня не подвело, ибо записка, оставленная на столе, гласила: «Уехали с отцом за покупками. На тебе дом и брат с сестрой. В кои-то веке попытайся сделать хоть что-нибудь по-человечески, размазня. Отвечаешь за всё ты. Мама».       Так, ага, спасибо, скинули ядерную бомбу. Отойдя от стола, я устало шлепнулась на кресло, желая сейчас, даже не принимая душа и не суша одежды, — горячей воды всё равно нет — вырубиться прямо так. Походу, жопой я примостилась ровно на оставленный в кресле пульт, отчего врубился телек. Удивляюсь, как я только своей-то подмоченной натурой короткое замыкание не устроила.       Взъерошив на затылке светлые волосы, еле дотягивающие длиной до основания шеи, ибо я обкорналась полгода как назад, я задумчиво уставилась на экран, демонстрировавший заставку какого-то мульта."Аватар Легенда об Аанге"? О, помню, смотрела-а, по-моему, аж целых два сезона просмотрела, но я ж выросла!.. Возможно. Во всяком случае, друганы никогда не указывали на мою ступень эволюции.       Эх, всё равно день в унитаз спущен, так что просмотр старого-доброго Аанга кармы мне не портит.       — Диа-а-анка-а!.. — прогремел писк Милки на всю квартиру, после чего со стороны спален послышался топот ног о линолеум коридора.       Ну всё, тушите свет, братец и сестрица проснулись.       — Я Дианка уже пятнадцать лет, — хмуро отзывалась я, нехотя поднимаясь с кресла и поворачиваясь по направлению грохота.       Из-за угла, как ошпаренная, вылетела Милена — младшая сеструха, десятилеточка, — и спряталась за мою спину, вцепившись пальцами в толстовку, несмотря даже на то, что она мокрая. Эх, как сложно быть старшей в семье, жуть просто. Чуть позже в комнату влетел Влад — четырнадцать лет, вдовец... ладно, неудачная шутка — с возгласами:       — Где она?! — Милка выглянула из-за меня и показала братцу язык. — Тварь мелкая, она мне лед за шиворот насыпала, пока я за ноутом сидел!       Я тоже звучно прыснула. А-а, еще разработанный давно, мною лично, наисвежайший метод пробуждения. Похоже, я запечатлена на века. Пускай хоть немного, но настроение они мне поднять сумели. Лицо братца побагровело, и тот насуплено поджал губы, схватив попавшийся под руку предмет, — им оказалась подушка — и от души швырнув в сестру. Милка пригнулась, а подушка попала в и так шатающуюся во все стороны стенку. Черт, подушка, блин! Подушкой стенку сервизную расшатать, ну это прямо каким везунчиком-то надо быть...       Сервиз начал падать со шкафа.       — Дианка, отходи!       Я успела лишь посмотреть наверх. На меня свалилась эта гребаная "любимая мамина ваза, которая перешла ей по наследству от ее мамы". Как знала, надо было эту тяжеленую рухлядь давно в ломбард сдать, глядишь, и на кроссы бы новые хватило...       Последнее, что я помнила, была темнота. Вот знаете, прямо как в каком-нибудь второсортном боевике, будто тебе бутылкой шампанского о голову шандарахнули. И, согласитесь, просто распрекраснейшее завершение распрекрасного дня.