Одна случайность

      — Нападайте, ну!       Я атаковала сразу же. Действовать получалось уже чисто инстинктивно и наработано, что, по-моему, хорошо. Корпус чуть вперед, быстрые поочередные два удара кулаками — и хвостатые зелёные сферы уже несутся на Аанга. Тот еле слышно охнул, отскакивая назад и попутно развеивая в воздухе мой огонь махами рук в разные стороны, и даже умудрится в том же отступлении ударить от себя ногой; вместо атаки пришлось обороняться, и я выпрыгнула вверх, пинком ноги выпуская сплошной поток пламени, куполом накрывший поверх тонкий огненный жгут Аанга. Впереди взорвались встретившиеся атаки, и я рванулась сразу же в чернющий дым; уже знаю, как защищаться в случае чего.       Словно прорезая своим силуэтом вившееся черные клубы, я замахивалась уже рукой для атаки, но заметивший выскочившую меня Аанг выпустил огненный шар в ответ, который пришлось разбивать приготовленным кулаком; но тут же, не меняя темпа, я рывком обернулась против часовой стрелки, с разворота метнув левой ногой в Аватара зелёную дугу пламени и после поочередными низкими пинками ещё две, добивая следующей сферой уже с левого кулака.       Уж я-то запомнила: чем больше безостановочно давишь в магии огня, тем больше шансов выиграть.       — Атакуйте с такой силой, будете метите врагу прямо в сердце! Собрались и дали жару, или чего ради я тут с самого утра стою!       Ну этот-то да, разорется с утра пораньше, но… бодрит неимоверно. Замерев в напряжении с так и выставленными наготове сжатыми кулаками, — всё же по мне прямо видно, что боксом я занималась куда дольше, чем всей этой магией, — я нервно ухмыльнулась, ведь разглядеть что-то в сплошном вихре пламени, ушедшем на метры вперед, было весьма трудно, как… Аанг винтом вынырнул вверх из всего этого огненного водоворота, оказавшись в метрах над землей, и, только заприметив меня, поспешил пустить в меня огненную плеть полумахом ноги и сферу с левой ладони. Сориентировавшись, я рывком перекатилась через плечо вперед, пропуская над собой и пламя, и Аанга, после чего, затормозив о землю коленом и так и не вставая на ноги, из полусидящего положения, перенеся всю опору на руки, коротко ударила с обеих стоп обильным сгустком зелёного пламени, который так удачно сбил приземлявшегося Аанга в спину, отчего тот аж откатился почти к крыльцу дома.       К тому моменту я уже стояла на ногах, дернувшись к только оклемавшемуся Аангу и, сдвинув вместе кулаки, собиралась спустить на него сплошной поток огня, как кочевник к тому моменту только заметил меня, округлив глаза, проворно из положения «мордой в землю» перекатился вперед, обернувшись на меня через плечо, и уж явно бы не успел отбиться, но с его выставленных по направлению меня ладоней сорвался аж целый ураган. Машинально выставив руки, чтобы песок с пылью не смело в глаза, я поняла, что от такого, пускай и короткого, но до смешного сильного ветра в принципе тяжело удержаться на ногах, и меня в тот же момент к чертям сбило с ног, сдув назад, на землю. Аж умудрившись кувыркнуться через себя в воздухе, я кое-как приземлилась в позу «лягушки», расчертив подошвами сапог грунт и, на удивление, сумев удержать равновесие и остаться сидеть в таком положении.       — Эй, да это нечестно! — оскорбленно возопила я, стиснув руку в кулак. — Он использовал магию воздуха!       Аанг, видимо, еле воздержался от того, чтобы не показать мне язык, пока так и оставшись сидеть на земле. Зуко устало помассировал виски, выдохнув, а после тяжело и безотрывно посмотрел на мага воздуха.       — Аанг, ты же сам понимаешь, что мы сейчас тренируем твоё покорение огня. Так, не знаю даже, — он раздраженно развел руками, — может, ты соизволишь покорять огонь? Все твои атаки до сих пор выглядят жалко, в них ни жара, ни агрессии, а без определенной доли и того, и другого в покорительстве огня многого не достигнешь.       — Да я знаю всё это, Зуко, знаю, — утомленно заверил кочевник, пространно взмахнув руками куда-то в небо, — просто… я устал уже. Я ведь только и делаю последнее время, что тренируюсь и учусь, учусь и тренируюсь…       Сифу раздраженно цыкнул, передернув плечами, и снисходительно отпустил на перерыв со словами: «у вас три минуты». Встав с кортов, я прочапала вперед к развалившемуся на земле Аангу, протянув несчастному руку, за которую тот нехотя уцепился, поднимаясь.       — Играл бы честно, я б тебя сделала.       В этот раз Аанг и впрямь не удержался от того, чтобы показать мне язык, я же на его месте удержалась — не показать фак намного легче, чем триумфально поднимать руки и тыкать в его сторону средними пальцами. Хм… взрослею, быть может? Сокка, развалившийся вдоль ступенек на крыльце и умостившись головой у Суюки на коленях, рассматривая ногти, как бы так между прочим заметил:       — Кто бы мог подумать, что из тебя выйдет хороший покоритель козлов.       — На твоё счастье, я акцентирую внимание на слове «хороший», Сокка, — ухмыльнулась я, сцепив руки в «замок» и хрустнув позвонками.       Изнутри дома вынырнули наружу Катара с Тоф, причем маг воды с кучей сумок по плечам и половиной арбуза с трубочкой в свободной руке, и направились дальше по дорожке от особняка к пляжу, как, следуя за покорительницей, проходившая мимо Тоф красиво зарядила мне кулаком в плечо и на вопрос: «за что вообще?!» ответила ухмылкой.       — Смотри не лопни от важности, всесильная. Лучше смахнемся давай как-нибудь, — она ехидно улыбнулась, — засечешь пять минут, которые мне потребуются, чтобы вколотить тебя в землю.       — Пять? — усмехнулась в ответ я, нарочито разочарованно покачав головой. — Теряешь былую хватку. Или это ты так аккуратно похвалила мои способности?       — Думай, как хочешь, — так и продолжая удаляться к пляжу, махнула рукой та.       Значит, похвалила. Я была готова расплыться в дебильной ухмылке. Даже Тоф оценила мои наработанные навыки; хотя, да, это надо быть полнейшим профаном, чтобы при таком количестве усилий, что вложила я, остаться ни с чем. Да-да, вы не ослышались, я вложила во всё это силы и не бросила всё на полпути, как обычно. Да стихия и впрямь не приживается бесследно — я характером-то тверже становлюсь, упорнее, что ли. Не знаю, хорошо это или плохо, но, наверное, всё же хорошо.       В реальность меня вернуло то, как взбеленился Зуко, заметив улизнувшего на пляж с остальными Аанга и, разумеется, не оставив это без внимания, но сдался, хоть и с зубным скрипом, быстро, махнув рукой на пучившего щенячьи глаза Аватара, что тут же поспешил вновь ретироваться следом за Соккой и Суюки на пляж. А я тем временем так и стояла истуканом возле крыльца, наблюдая спины удалявшихся друзей… и Зуко.       Ай-йо, и чего я туплю, спрашивается! Как всегда, растворюсь в собственных мыслях, а потом получаются такие вот глупые ситуации. Ну, вот такие, я имею в виду:       — Ну, а-э… я тогда тоже пойду, ага? — неловко потирая шею, пока что так и торчала на месте я, смотря, правда, куда-то явно не в сторону собеседника.       Зуко, обернувшись, и, походу, до этого не ожидав увидеть меня тут, замер на полушаге, буравя пару секунд моё лицо немигающим взглядом, после чего мотнул головой.       — Иди.       И, пройдя мимо, проворно взбежал по ступеням, скрывшись в глубине особняка. А-а… и это всё? Ещё какое-то время потупив в двери дома, я-таки сморгнула оцепенение, чувствуя, как настроение медленно так сползает к нулевой отметке. На пляж, к остальным, расхотелось идти окончательно, так что я просто свернула куда-то в заросли в стороне от дома; всё равно не такие они тут и густые, тропики больше, вон одни пальмы с папоротниками кругом, считай, прогулка почти. Да, сейчас бы ещё ко всей хреновости ситуации надбавить задумчивые одинокие прогулки и мысли на свою голову.       И вообще: чего я всё стояла ожидала? Очередных разговоров, будто предыдущих не хватило? Вообще, в наших отношениях с Зуко, спустя несчастные два дня с того злополучного разговора, наблюдается стагнация: пересекаемся чисто на тренировках или завтраках-обедах-ужинах, любые взаимодействия сводятся к минимуму до сухих замечаний о моем покорении, и если так-то я в тот раз бегала от него, то теперь же он, аналогично, от меня. И притом я не могу сказать, что, ну, «бегаю», просто бесит дико вся эта ситуация: бесит, что на меня больше не смотрят, а если и смотрят, то либо монотонно, либо сожалеюще до боли, бесит, что разговаривать вечно что-то мешает, потому что любая возникавшая тишина давит неловко, бесит, что я вообще всё это дерьмо из головы выбросить не могу!       Я раздраженно пнула попавшийся под ногу кокос, после заправив руки в карманы, и продолжила делать крюк по этим зарослям, уже возвращаясь к особняку, потому что больше никуда не хотелось. А Зуко… я без понятия, что там с Зуко, потому что, как вы видите, общаться мы не общаемся, но ясно одно — смотреть на меня без очередной вины и сожаления во взгляде он не может, и в глазах его я выгляжу какой-то влюбленной дурой, и он явно думает, что ранил там какие-то мои чувства.       А ранил ли? Определенно, какой-то неприятный осадок есть и вязнет этот осадок в горле неимоверно, и в глазах естся, но кто сказал, что я в него влюблена? Любви, мать твою, не существует, есть лишь несколько сборных ощущений или понятий, которые люди называют «любоффь», и я не виновата, что просто случайно сказала «да» на это его: «…может, влюбишься ещё?» или что он там тогда сказал. Да, признаю, может, что-то я к нему и чувствую, и это что-то вроде привязанности или желания постоянно находиться рядом, или чувства собственности, потому что делить ни с кем не хотелось… Понятно, в общем, да?       По-моему, это называют «прикипеть», так? Тогда — да, я прикипела и капитально, поэтому просто так пускать всё на самотек не собираюсь и отступаться от своего благополучия душевного не собираюсь. Глядишь, полегчает сразу, глядишь, счастлива буду. Разберусь со всем этим при первом же удобном случае, зарекаюсь, потому что как же от всей этой ситуации стремно, стремно от самой себя, ожидающей непонятно чего, будто вдруг на меня неожиданно снизойдет, не знаю даже, манна небесная!..       Я аж вздрогнула, когда со стороны особняка справа от меня что-то громыхнуло, а за грохотом последовал звонкий треск стекла, и, только обернувшись, я округлила глаза — с верхнего этажа спиной на меня вылетело тело, отдаленно напоминавшее Зуко… и, не знаю, что со мной не так, но в этот раз весь мой инстинкт самосохранения сработал в точности наоборот, и вместо того, чтобы привычно отпрыгнуть в сторону, я ухмыльнулась, театрально распростерев руки.       — Прыгай на руки, принцесса моя!.. — гоготала я, но в ту же секунду в несчастную меня действительно прилетела зукова туша и отнюдь не в руки, сбив назад вместе с собой. — Ау-йо!       Спасибо, вселенная, за подарочек, конечно, но под словом «присвоить» предполагала я несколько другое, если вообще что-то такое предполагала.       Пролетев назад метров так пять, плюс ещё и прокатившись по земле два, я, что было даже предположительно в такой ситуации, оказалась снизу, распластавшись на животе с кругами перед глазами и чувствуя, как во рту что-то предрвотно окислилось, пока Зуко развалился поперек моего хрустнувшего хребта, также приходя в себя.       — Принцесса, — убито прохрипела я, — вы корова.       Пока кругом земля и небо стремительно вращались, я, пока так и оставаясь дезориентировано валяться на грунте благородным королевским матрасом, пропустила тот момент, когда спине моментально полегчало, а меня саму, крепко вцепившись в плечи, подтянули в вертикальное положение, что я машинально осталась сидеть на коленях, и нехило встряхнули за плечи, по-моему, я аж в себя сразу пришла.       — Ты, похоже, вообще никогда не думаешь, прежде чем сделать, да? — разозлено прошипел Зуко, повторно тряхнув меня за плечи к тому моменту, как я только сориентировалась, проморгавшись и сфокусировав взгляд на искаженном раздражением лице Зуко. — …а если бы я тебя зашиб, идиотка!       Но меня всё равно пробрал смех, и я расплылась в идиотской ухмылке:       — А где же моё «о мой герой»?       — Тц. — Зуко раздраженно поджал губы, отведя взгляд в сторону и, по-моему, даже смутившись. — Ты же всё равно не слушала, чего я только распинался… — он мельком глянул на меня; нет, ну, он реально смущается? — Спасибо…       — Вот так, Дина, держи его, он совсем с ума сошёл!..       Я удивленно округлила глаза, уставившись дальше за плечо Зуко и углядев, как нам за полдороги вопит Сокка, приближаясь бегом сюда со всеми остальными. Непонятливо поморгав, я пространно протянула:       — Ну, да-а, держу, конечно…       И опустила взгляд на руки, что так спокойно и лежали на моих плечах. Определенно, держу. А отпускать и впрямь не хочется, вот вообще. Зуко же, проследив за моим взглядом, тут же отдернул к себе руки, будто обжегся, и поспешил подняться на ноги, развернувшись к остальным. Такое чувство, словно плечи горят неистово, сохраняя в себе остатки тепла, и я ненадолго даже зависла, поздновато поднявшись на ноги, когда все остальные уже были здесь.       Катара, как и ожидалось, выступила первая.       — Ты с ума сошел? — она непонимающе нахмурилась. — Зачем ты напал на Аанга?       А, так вот отчего я Зуко словила, походу, Аанг смел его тем же способом, что и меня недавно. Ситуация, кстати, как и всегда вышла нелепейшей, — хотя, как будто что-то когда-то выходило по-другому, — но мне понравилось быть рыцарем… сука, как ребра-то болят. И плечо, и бок, на которые приземлилась. И спина. Я такими темпами не доживу до конца… а конца чего, кстати?       Этот вопрос заставил меня вслушаться в разговор, ибо я до этого даже как-то не парилась по поводу того, как всё же закончиться… война. Да, черт возьми, во всей этой, несомненно, светлой и жизнерадостной ситуации забываешь о том, против чего они здесь так исконно борются… Мы здесь так исконно боремся. Не знаю, могу ли я считать себя уже полноценной частью, кхм, этого мира, но раз я весь этот путь прошла вместе с ними, пережила всё то же, что пережили они, то не являться частью и этого мира тоже будет казаться сущей несправедливостью… так что да, наверное, я имею право так говорить. Вопрос теперь даже не просто в том, когда же наконец разверзнется вновь эта волшебная пробоина и затянет меня обратно, а в том, смогу ли я дожить до этого момента. Ведь… умру здесь — умру там, и это словно какие-то гребаные «Мастера Меча Онлайн», а умереть, как я поняла, можно запросто.       И с моим-то уровнем везения «вышел-пернул-дом-сгорел» это уже не кажется чем-то таким неосуществимым. И ведь только при остром накале ситуации начинаешь понимать, что всё далеко не так радужно, что это, мать твою, война и что я, реально, как ненормальная, носилась туда-сюда с воплями и спотыкалась на каждом шагу — а бегала-то на раскуроченном взрывами поле боя и если спотыкалась, то об мертвые тела.       Да, Вторжение не является одним из самых приятных воспоминаний, точнее, в принципе не является чем-то, о чем хотелось бы вспоминать, но… если это была лишь середина конца, то каков будет финал?       — …так что если вы хотите выждать, чтобы, как вы говорите, спасти мир, то знайте — спасать потом будет нечего. Всё выжгут дотла.       Меня как будто ударили чем-то тяжелым. Прочистив горло, я хрипло спросила:       — И сколько тогда у нас до?..       — Комета прилетит через три дня, — сразу же оборвал меня ответом Зуко, не сводя помрачневшего взгляда.       У меня как будто мир рухнул в одно мгновение. Три… дня? Это же… так мало. Я… я не готова. Да, ёб твою мать, буду честна сама с собой, я никогда не буду к такому готова! Это мир гребаных камикадзе, прыгающих под десять метров махом и готовые убивать куда чище и спокойнее, даже по сравнению с моим миром, и даже с этой гребаной стихией многого я не добьюсь. И, по идее, получается странно: столько всего было, столько всего я прошла и осталась цела-невредима и притом так себя не накручивала. Но ведь всё то было спонтанное, неожиданное и оно просто… проходило, что ли, — я же просто что-то делала, как-то подстраиваясь под ситуацию, но это другой случай.       Здесь я совершенно не знаю, чего ожидать, и, наверное, само ожидание у моря погоды вгонит в смятение и страх кого угодно. Про Аанга вообще молчу, таким бледным я последний раз его видела перед тем же Вторжением.       И сейчас, когда все чувства смешались в один водоворот, я даже понять не могу: от чего именно страшно? От того, что опять может что-то с моей драгоценной шкурой? От того, что не знаю, чего можно ожидать? От того, что будет, если не победим, и вот это уже всё глобально? Или от того, что станет с нами?.. даже если и победим, то что станет? Со мной? ***       Пребывание в этом мире определенно не способствует нормальному развитию моего организма.       Опять загоняюсь, да. Не помню, просто в какой-то момент мне вдруг стало не лень, не всё равно и вообще, по-моему, всё это началось с получения мною стихии. И дар, и проклятье — теперь есть, что покорять, но при этом с появлением этой опции, так сказать, не покорять становилось чем-то невозможным либо же трудноосуществимым. Потому что хотелось; стихия горела внутри меня, просилась наружу, взамен отдавая всю мощь и энергию без остатка. Но пока что многое всё равно было непонятно. Например, такое чувство испытывают всё покорители стихий? Во всяком случае, они постоянно прибегают к её использованию, я заметила, даже в бытовых ситуациях. Или же только маги огня такие пылкие, и всё это зависит от самого элемента?.. Или же это всё Пламя Драконов?       Пожалуй, чтобы сузить круг поисков, поспрашиваю у Тоф с Катарой и Аангом… а потом у Зуко. Как у мага огня, да. А то мало ли, вдруг не в порядке что-то с этим моим рвением огненным.       Собственно, в чем проблема сама. Глубокая ночь, я торчу с заднего фасада особняка на небольшой проплешине среди зарослей, которые в связи со своей экзотичностью можно было бы назвать садом, не будь на острове поголовно вся растительность такой аккуратной и в той же степени буйной. А зачем я тут торчу? Правильно, я учусь покорять огонь.       — Сука!       И, как вы видите, не очень удачно. И дело не просто в том, что мне вдруг приспичило заняться магией — нет… Бессонница вернулась. Да, блин, я опять, тупо втыкая в потолок в своей комнате на протяжении часов так двух, уснуть так и не смогла, ведь нервы-то нервы. Вследствие всех произошедших событий мой мозг так и не может угомониться, безостановочно прокручивая в голове одни и те же мысли, как на старом заевшем проигрывателе. Так что да, лучше уж и буду тратить время с пользой.       «… покоритель из тебя ужасный. Контроля никакого, хоть бы пламя направлять пыталась… одним натиском ведь ничего не добьешься, пойми наконец…»       А ещё мне до мастера, как до Китая раком, если уж верно интерпретировать его дальнейшие слова. И аж дрожь берет от всего этого. Дрожь от злости на себя, что так ничего и не выходит путного, дрожь от досады, дрожь, в конце-то концов, от него. Но тем не менее его слова всегда так подстегивают, что невероятно от этого просто — хочется горы свернуть… действительно, пусть скажет — сверну. Осознаю это, и на душе что-то легчает от такой ясности и в то же время тяжелеет невыносимо...       И, знаете, что? Я выбираю — всегда выбирала — легкость. И никогда не задумывалась причем; да, страдала по собственной тупости, но хотя бы не грузила себя проблемами. Всё это решаемо. Так вот, проблема: я к Зуко привязалась и привязалась конкретно. И вот, решение: привязать к себе, чтобы не мучило, не жало в груди. Нет, не принуждать, конечно, — а дать, наконец-таки, нормальное объяснение и поставить перед фактом, как поставила перед фактом я саму себя. Он не сказал «нет», он сказал… по-моему, он просто охуел в тот момент.       Мне не нужны отношения, или какими там ещё красивыми словами всё это оборачивают. Я хочу быть рядом, вот и всё, хочу поставить на объект штамп «собственность Дианакорпорейшн» и просто не оставлять никогда. И, если уж так сложиться, может, смогу получить адекватный ответ на всё это. Если же нет… к черту всё это! Давайте я лучше буду решать проблемы по мере их поступления? А то, реально, вечно мозг себе позабиваю.       А ведь при покорении надо концентрироваться на другом. Под ногами шуршала и трещала почерневшая загнувшаяся трава, хотя, по-моему, уже выжженная до грунта, выделявшемся черным пятаком земли посреди всей этой зелени.       Вдох. Выдох. Погнали.       Ноги не напрягать — проводить энергию. Но легкий жар, заколовший изнутри грубую кожу стоп, всё равно чувствуется. Каждый раз. Наверное, что-то всё-таки не так. Но, на удивление, в этот раз всё выходит даже адекватней, чем в предыдущий: пламени сгенерировалось достаточно и, по-моему, даже в равных пропорциях, поступавших от обоих ног, и…       — Я… я лечу!       Но долго радоваться мне было не суждено. Не поднявшись над землей и выше, чем на два-три метра, я спохватилась, что огонь всё же разнился; если с правой, ведущей в основном-то, ноги генерировалось пламени предостаточно, что то расползалось ещё и в радиусе полуметра от стопы, то вот с левой не получалось поддерживать равномерную подачу, отчего меня буквально скособочило влево, я нелепо замахала руками, почему-то, в тот момент не догадавшись, что можно было бы поддерживать себя таким же реактивным пламенем и с рук, и вообще поздновато допетрила перекрыть чрезмерную подачу энергии в правую ногу, отчего меня уже, прилично отнеся влево, красиво шмякнуло о пальму.       — Какого… хрена…       И столько же красиво я, обнимая пальму, медленно сползла вниз эти же несчастные два метра, вначале коснувшись копчиком земли и только после обессиленно шлепнувшись назад и спиной с закинутыми на ствол пальмы ногами. Я. Хренов. Неудачник. Мне не то чтобы магию применять, мне даже тренироваться её применять противопоказано, короче.       Вот только когда я более-менее сфокусировала плывшее зрение, первое, что я увидела — пышную зелёную макушку пальмы на фоне иссиня-черного неба… и кокос, сорвавшийся вниз, походу, из-за моих лоховских манипуляций.       — Нет-нет-нет!.. ну, только не!.. — Я аж зажмурилась со страху в ожидании смачного кокосового леща, но в итоге над моим лицом лишь что-то тихонько шлепнуло, и я даже рискнула приоткрыть один глаз, после тут же очумело выпучив оба. — Воу, ну, это было близко…       Обладательница руки, зависшей в полуметре над моим лицом с пойманным в ней кокосом, тихо усмехнулась.       — Ага. Всегда пожалуйста.       — Не, ну правда, — посерьезнела я, уже выдыхая и чуть запрокидывая назад голову — надо мной завис перевернутый вариант лица Суюки, довольно улыбавшейся, — если б не ты, меня бы «укокосило»…       — Знаешь, эта шутка, — сомнительно поджала губы Суюки, выкинув в сторону кокос и отряхнув друг об друга руки, — какая-то соккина.       Таки соизволив перекатиться кое-как на живот, я подперла подбородок кулаками, уперевшись локтями в землю, и с иронией взглянула на Суюки, усмехнувшись:       — Ага, но разве ты не смеешься над его шутками?       — Все смеются, — пожала плечами она, мельком оглянувшись по сторонам и присев в итоге напротив и подогнув под себя ноги — посреди выжженной дочерна травы, — ведь они же глупые.       Я сомнительно выгнула бровь.       — Шутки или мы?..       — Шутки, конечно!       И я про себя усмехнулась: всё же Суюки многим разниться характерами с остальными — в этой ситуации Тоф или та же Катара явно добавили что-то вроде: «думаю, оба варианта», отшутившись как-то подчеркнуто-иронично, то Суюки иногда лучше промолчит или засуетиться, чтобы не обидеть. В принципе, она редко пытается как-то выделиться или же обратить неловкую ситуацию в шутку — проще извиниться, наверное, именно поэтому она до сих пор и терпит Сокку с его закидонами, даже милыми их называет. Да она так-то всех нас терпит. Но, судя по всему поведению, это далеко ей не в тягость — смешно, но Суюки нравится нас терпеть.       Знаете, и вот только сейчас до меня тут доковылял один момент…       — А-эм, и давно ты здесь как бы… кокосы ловишь? — Внутри аж напряглось всё, и я чуть приподнялась на локтях; блин, если она всё это видела, то сейчас от стрема помереть и только осталось.       — Я бы с радостью прикорнула, но ты удачно решила, кхм, потренироваться прямо под моим окном, — и указала большим пальцем куда-то себе за спину… А там, буквально за низкой линией редкого кустарника и папоротника сбоку, уже стена здания и распахнутое настежь окно спальни.       Я. Кретин. И вообще: почему это все, как нормальные люди, расположились по вторым этажам — в этом особняке, по-моему, даже мансарда, как спальня отдельная идет, — а вот Суюки нет?.. ах да, это же мы ей комнат не оставили.       Но опыт у меня уж большой, колоссальный просто, так что, дабы аккуратно замять неловкую ситуацию с моим наиотстойнейшим покорением, я научилась искусно переводить стрелки:       — Так ты не с Соккой сегодня, получается?       — Сокка, он… — Суюки даже смутилась, опустив взгляд в землю и мельком потерев шею, после чего несмело улыбнулась, — устает очень, последнее время почти не спит, только и делает, что стратегии и планы прорабатывает… два дня же осталось. — И, переведя взгляд в распахнутое окно своей спальни, улыбнулась на этот раз смело, тепло: — Пусть поспит, ему отдых нужен.       Пусть поспит в её спальне. Ла-а-адно, с этими и так всё понятно.       Но… в груди тут же защемило, так скрутило, что аж дышать стало трудно — два дня. Что я успею за эти гребаные два, сука, дня, раз даже элементарно равновесие удерживать не могу? Раз, черт, даже собраться с мыслями всё никак не могу, в башке такая ведь ересь. И… что я смогу сделать, когда окажусь там? И я даже не знаю, где это — там. Потому что неясно, куда дальше, это финал и каким будет этот хренов финал — опять на поле боя, как на Вторжении? Во дворец Хозяина Огня? В порт? В катакомбы очередные? Опять в спину саданет кто-нибудь молнией?..       Давил даже не столько тот факт, что придется бороться, — потому что бороться, быть может, это единственное, чему я научилась в этом мире, — сколько неизвестность. По-моему, впервые мне настолько не было плевать на грядущее, на то, что будет дальше…       — Неужели настолько боишься?       Я аж вздрогнула. Черт, да как они так все делают?! Просто берут и по лицу читают, что ли?.. Походу, я и впрямь не умею думать так, чтобы это не было заметно. Даже Тоф читает — а она-то слепая! Видимо, со мной действительно что-то не так.       — А ты — нет?       — Меня обучали, как воина, с восьми лет...       — Поздравляю, а меня нет! Меня кокнут, всё, да?..       — …но несмотря на всё это, я не могу перестать бояться, — завершила та, в упор уставившись мне в глаза, и я даже заткнулась, вслушавшись в этот посуровевший и уверенный голос. Черт, да мы ж одногодки… а такое чувство, будто ей не меньше тридцати уже. — И за все эти годы, повидав немало и научившись многому, я поняла одно — страх никуда не уйдет. Он будет всегда… и, я думаю, должен быть. Это совершенно нормально, что ты боишься… — она резко замолчала, задумчиво прикусив губу, и скосила на меня отошедший за всё это время взгляд, настойчиво спросив: — А чего боишься ты, Дина?       Блин, какого хрена мурашками-то по коже. Ещё и взгляд такой проницательный, по-моему, настолько темно-синие глаза называют там как-то… «омуты», что ль. Даже у меня не такие синие, у Катары и то голубее. В общем, если их так называют, то я вязну, да.       — А это обяза-а-ательно?.. — неуверенно тянула я, в итоге вновь наткнувшись глазами на тот же безапелляционный пронзительный взгляд, и сама же заткнулась, вздохнув. — Черт, как на сеансе у психолога просто.       — Добрая тетя Суюки тебя выслушает, — улыбнулась та якобы чтобы сбавить напряжение, но, если честно, мне стало только хуже.       — У психолога, да-а, не у психиатра.       Суюки тут же стушевалась.       — Прости.       — Да не суть, — потерла шею я, даже не зная, если честно, что могу серьезно пихнуть в этот список. Спустя ещё несколько секунд моих адовых раздумий, я попыталась более-менее выстроить хоть что-то цельное из собственных соображений, хотя аж спина холодным потом от воспоминаний покрылась. — Я боюсь… змей.       — Но не этот страх мучает тебя сейчас.       Черт, да как она это делает?! Катара не всегда такой проницательностью славилась, как вот она, а то… вот живи ж с таким человеком — попробуй напиздеть только. Но если серьезно, то да — чего же? Страх есть, и он вязким комом залегает в трахее, тяжелит легкие, каменеет в желудке, а я даже как-то не в курсе, с чем именно надо бороться. Нервы просто были натянуты до предела, и всё тут.       Суюки чуть склонила голову вбок.       — Не хочешь говорить?       — Я не знаю, что мне говорить… Чего боишься ты?       А я уже говорила, что умею гениально переводить стрелки? Так вот, я умею, да, несомненно. Но воительница ничуть не смутилась, лишь незаметно поведя плечами.       — Потерять близких мне людей, — она опустила взгляд вниз, — кого-нибудь… из вас. Я воин, я уже научилась превращать этот страх в силу… и стала воином только из-за страха потерять кого-нибудь ещё. Потому что устала смотреть на то, как одного за другим закапывают в землю, пока я трясусь от страха.       — Оу, — я прифигело моргнула, после неловко потерев шею, — это было… сильно. И пафосно, ага.       — Наверное, — Суюки ободряюще улыбнулась, хотя только секунду назад говорила о тяготах войны и скорби, но улыбнулась хотя так-то через силу… Она же воин.       И мы обе замолчали. Вот честно, обычно так принято — откровение на откровение, но у меня, разумеется, не всё, как у людей. Потому что ну правда, этот страх-не-страх, причины которого лежат где-то у самых корней нервов, я не знаю, что с ним делать — он просто есть…       «… и, наверное, должен быть. Это совершенно нормально…».       Да, Суюки права. Но как может сделать сильнее то, в чем ты не можешь разобраться? Воительница тем временем тихо усмехнулась, отчего я переключила на неё внимание, и поднялась с земли, отряхнув юбку. Она улыбнулась, как-то... понимающе, что ли.       — Пожалуй, я не должна всё же знать то, о чем ты так не хочешь говорить.       Я протестующе возникла.       — Я не не хочу, я…       — Ладно, — тут же оборвала она без малой доли иронии, просто с той же теплой улыбкой, но всё равно по одну слову понятно — не поверила. И развернулась, направившись обратно к окну, но всё же обернулась назад, с улыбкой посмотрев на меня через плечо. — Но всё же разберись в собственных страхах. Прими и поймешь, что грядущее — не пустая неизвестность, а плод твоих поступков; и что с Зуко вы куда более выносимы вместе, чем по отдельности.       И всё же ушла: быстро преодолела низкий кустарник, отвела в стороны рукой пышные листья папоротника и столь же быстро скрылась, нырнув в окно, пока я ненавязчиво так тупила. Походу, до меня правда всё доходит медленно, походу, я действительно какая-то идиотка невыносимая, но только когда уже хлопнули створки окна, я соизволила вскочить на ноги и возмущенно завопить:       — Суюки!..       И я уже здесь одна, я всё такая же идиотка и, по-моему, я наконец что-то поняла. ***       Суюки хренов Абрахам Маслоу, и она была, мать его, права. Как вам вердикт, а?       Невыносимо тяжело разобраться в себе, но когда кто-то другой разбирает тебя по частям, ибо ты та самая гребаная открытая книга, — это невероятно тупо во всех смыслах слова. Но, черт, действенно. Спасибо, теперь я вдвойне чувствую себя неразборчивой идиоткой, но зато как камень с души. Непонятки меня убивают, а тут конкретно и по делу — боюсь, что всё это закончиться, да. Всё — эти путешествия, от которых дух захватывает, которые, сука, я обожаю и теперь, когда уже остается всего ничего, умею наслаждаться каждой минутой; эти все нелепые-смешные-просто-приятные разговоры; эти колкости и подстебы; этих, черт, ребят, к которым невозможно не прикипеть душой.       Я… останусь здесь, и я это знаю, потому что больше некуда, потому что теперь я существую здесь, и почему-то так грустно и радостно одновременно, что рвет по частям. Но почему такое чувство, что — конец, всё, финита, и не будет больше ничего, что заставляло бы меня окончательно не провалиться в депрессию?.. Либо это уже за меня думает полбутылки крепкого вина, ага.       А ещё Суюки права дважды — без Зуко как-то пусто, как-то невыносимо и какого-то хрена это чувство не пропадает даже после очередного глотка.       Да, кстати, оптимальным и самым чисто-русским выходом из всего этого гнетущего мозг и душу дерьма я нашла… ну, как нашла? Оступилась и свалилась в погреб, вот как. Посреди ночи после разговора с Суюки, от которого одновременно и легчало, и ударить себя хотелось, я плелась себе по первому этажу особняка на второй в свою комнату — хотя сна так и не было ни в одном глазу, но я шла, — как, в темноте ни черта не разобрав, споткнулась о крышку какого-то хрена открытого люка и камнем полетела по ступеням вниз, чудом не свернув себе шею, и удачно приземлившись в погреб. Нет, вначале, конечно, я предполагала в темноте-то кромешной, что это пыточная какая или склад с пороховыми бочками на случай экстренного самоуничтожения, но… на свой страх и риск-таки разожгла на ладони небольшой огонек и, как оказалось, не зря.       Погреб под домом — который, если честно, больше даже подвал напоминал — габаритами обделен не был, наверняка, расположившись на все две четвертых от первого этажа особняка под землей, все стены которого были уставлены вдоль и поперек винными стойками и специальными сервантами, разделенными полками на небольшие ячейки с торчащими из них фьяско*. И, разумеется, говна в винных погребах Хозяина Огня навряд ли найдется, так что, долго не раздумывая, я хватанула первый попавшийся плетеный сосуд с пахучим содержимым и драпанула обратно в дом, пока эта крышка в подпол, с моим-то везением, случайно не захлопнулась.       — …болит голова, но нет аспирина, Так зачем же я пью эти таблетки от кашля?.. — Пить и петь сейчас хотелось, как никогда до этого, так что я вытащила из головы первое, что туда пришло, и не орала с полным отсутствием голоса — просто что-то хрипела себе под нос, прерываясь на короткие глотки и безостановочно наворачивая круги около фонтана во внутреннем дворике особняка и бессмысленно втыкая в почерневшее небо. — …Не нужны заменители этого мира — Есть болезнь, от которой нет лекарства…       Пела я всё столь же хреново, сипло, во рту сушило и немного кислило, так что процесс особого удовольствия не доставлял. Удовольствия нет, зато расслабление — да. Мыслей меньше не становиться, но отлично компенсируется тем, что те больше не волнуют и выглядят такими незначительными, что даже лишний раз задумываться лень.       Как видите, выбрала я способ исконно-русский: проблемы — бухаем, и как-то даже потом само, глядишь, решиться. Конечно, само нихрена ничего не решиться, но хочется просто, чтобы так казалось. Спать — существовать — не могу со всеми этими грузами.       — Но воля в кулаке, воля в кулаке, Веришь, я не сдамся этой тоске? Мои мысли, идите на четыре стороны, Но не трогайте, не трогайте меня, вороны…       Почему вообще вспомнилось именно это — я без понятия, потому что сейчас я не думала, а просто действовала по желанию. И ходила уже не по площадке — по борту фонтана, расставив в стороны руки и нелепо балансируя на краю с недопитой бутылью в правой руке. Кстати, золотой середины, я добилась — я чувствовала себя вполне нормально, и это эдакая идеальная грань веселья, намешанного с похуизмом к происходящему, с неконтролируемым поведением пьющего человека, который после ни о чем помнить не будет.       Мне просто хорошо, и я, вроде, даже соображаю, ведь мысли так и вертятся.       … было так, во всяком случае, пока левая нога нелепо не подвернулась, и я с хриплым «о-оу» не улетела, разумеется, в фонтан, столь же нелепо плюхнувшись на дно полубоком и вызвав этим столб брызг, взметнувшихся в воздух.       — …не стра-а-ашно, мне не стра-а-ашно, — всё также нелепо дотягивала я последние строки, но уже сидя в фонтане, где уровень воды был даже ниже талии.       И, вся мокрая насквозь, погоняв руками эту теплую, но неожиданно-бодрящую воду, я, проведя ладонями в кожаных перчатках по волосам и зачесав те назад, просто так расхохоталась, хрипя, и расхохоталась искренно. Стандартное поведение подвыпившего человека, тем более, не особо-то часто принимавшего алкоголь, но, черт, как же мне сейчас хорошо.       Просто угорала невесть над чем. Наверное, над собственной непроходимой тупостью.       — Что за черт?       Сощурившись, я и то не сразу разглядела сквозь стекавшие на глаза капли воды, да и так-то тяжело было фокусироваться, силуэт, задержавшийся при выходе из дома на веранде, ведущей во внутренний двор, и, как по мне, оказавшийся у фонтана невероятно быстро. К тому моменту я уже более-менее успокаивалась, щурилась сильнее, и когда двоящаяся картинка сошлась в одну, я несколько раз удивленно поморгала, потому что… ну, как всегда, да.       — Ты что творишь? — шипит Зуко, всё ещё растеряно озираясь по сторонам и блуждая по мне наполовину рассвирепевшим, наполовину непонимающим взглядом сверху-вниз, пока, наконец, не наткнулся им на валявшуюся где-то в стороне от фонтана полупустую бутылку, которую я, видимо, выронила при падении, и которая даже не разбилась с таким плетеным днищем. — Ты издеваешься? — Он всё так же шипит, нахмурившись сильнее обычного и махает от себя в сторону рукой. — У нас осталось два дня, два гребаных дня до прилета Кометы, а ты опять страдаешь какой-то чертовщиной!..       Шмыгнув носом, я пробухтела нечетко, на удивление, весьма адекватный ответ:       — Я пью, потому что страдаю какой-то чертовщиной…       — Ты издеваешься, — уже с уверенностью кивнул он, выдыхая так тяжело, будто только пробежал стометровку, и привычно помассировав переносицу пальцами.       В ответ я хохотнула, но на выдохе так, упорото получилось, и, наверное, от всего этого выглядела в глазах Зуко куда более пьяной, чем это было на самом деле. Но это, наверное, даже на руку мне. Ведь я почти-что-соображаю. Да, соображаю, что делаю, но анализирую всё равно только после того, как сделаю. А в таком состоянии-то, кстати, даже не анализирую.       Зуко, глубоко вдохнув и выдохнув, перевел на меня критичный взгляд, походу, оценив степень хреновости всей ситуации и, незаметно закатив глаза, наступил на бортик фонтана, перегнувшись через него вперед и протянув мне руки.       — Вылезай давай, а то простудишься ещё ко всему.       — О-о, да принц обо мне забо-о-отиться, — тянула с хихиканьем я, чуть покачнувшись, но протянула руки навстречу, уцепившись за его ладони, и в итоге, разумеется, не могла не дернуть теми на себя, опрокинув Зуко вслед за собой в фонтан.       Я разразилась новым приступом хохота, аж откинувшись назад лопатками на статую в фонтане, и, наверное, перебудив этим всех, кого можно. Хотя-а… Тоф с Соккой всегда спят без задних ног, Катара выматывается со всеми нами так, что с ног вечером валиться, Суюки не может оставить Сокку, Аанг, быть может, и спит, — или не спит, — ну, и Зуко не спит точно. А когда экс-принц, резко приняв в фонтане сидячее положение и суматошно похватав ртом воздух, весь такой же насквозь мокрый, потрепанный, шокированный, исподлобья уставился на меня настолько озлобленно, что, возможно, трезвой мне стало бы страшно, меня вновь пробрало на неудержимый гогот, которым я аж давилась.       Зуко горячечно воскликнул, сжав руки в кулаки.       — Чего смешного?! Ты с ума сошла?!       — Остудись, горячий парень, — я всё так же хихикала, в итоге быстро подчерпнув ладонью воды и швырнув ту в лицо успевшему отвернуться Зуко.       Тот обернулся назад на меня так вовремя, что следующая порция воды окатила его по лицу, и Зуко с волосами, отросшая челка которых, намокнув, закрыла, налипая, его раздраженное хлебало — вообще верх моей истерики, отчего я чуть не повалилась обратно в воду. И, пока я гоготала, на меня в ответ полетели неслабые брызги, что, получив нормально так порцией воды в лицо, я в кои-то веке более-менее собралась, сплюнув со рта маленькой струйкой.       — Ну что, приятно?       — Очень, — лыбилась, как идиот, я, на что Зуко даже на мгновение стушевался, задержавшись странным взглядом на моем лице, чем я воспользовалась, залив того очередными брызгами.       Черт, вот так! Наконец-то эта беззаботность; я так устала от постоянного груза страха и мыслей, ответственности, быть может, что сейчас подвыпившей плескаться в фонтане было верхом удовольствия. А плескаться в фонтане с Зуко — вдвойне, ведь тот донельзя непривычно и комично выглядел насквозь мокрый и какой-то удивительно-расслабленный, поскольку не преминул брызнуться в ответ, и на его лице, пускай и в темноте безлунной ночи, всё равно я могла разобрать знакомые черты и еле заметную полуулыбку.       Перестать хохотать непонятно от чего я не могла, тихо давясь смехом, и собиралась зачерпнуть новую порцию воды, как оба моих запястья ловко перехватили, стиснув, и я вопросительно уставилась на Зуко, зависшего надо мной и уже поднявшегося на ноги.       — Ну всё, хватит. Вылезай отсюда.       Я почему-то так и продолжала не сводить с него взгляда, какое-то время просто бездумно наблюдая его посерьезневшее лицо, на котором блестели капли воды, застывшие и в волосах, и стекавшие вниз с подбородка, по шее, и эта налипшая мокрая одежда, очертившая рельефное тело, что я столь же невольно подалась вперед; Зуко, на этот раз уж явно сразу разобравший ситуацию, отвел помрачневший взгляд в сторону, поджав губы и с тяжестью выдав:       — Послушай, Дина, сейчас… — А вот я, знаете ли, в таком состоянии воспринимала всё ну очень заторможено, продолжая тянуться вперед, пока Зуко в тот момент, походу, самозабвенно и по привычке опустил руки, и я за неимением опоры с подавленным вскриком шлепнулась рожей обратно в воду. — …Вот черт!       Никакущую меня поспешили выловить назад, подхватив сзади под руки, и попутно начиная оттягивать к борту фонтана, дабы эта нелепая ситуация вновь не повторилась, пока я наскоро отплевывалась, пытаясь следом переставлять ногами в воде.       — …Проклятье, прости, отвратительно вышло, — скривился Зуко, меж тем перекидывая мою руку себе через плечо, а второй крепче обхватывая поперек талии со спины и выволакивая из фонтана.       Я, пошатываясь, переступила на борт фонтана, таки как-то передвигаясь, и коротко рассмеялась, повернув голову к Зуко.       — За что именно извиняешься? За…       — За всё, — тут же перебил он, не давая вслух перечислять варианты. И не давая упасть ещё. Он выдохнул, получше перехватив меня, и с каким-то виноватым тоном тихо проговорил: — Я доведу тебя.       Коротко усмехнувшись, я собиралась выдать такое независимое: «и сама справлюсь», как, запнувшись на ровном месте, чуть не завалилась, будучи вновь также крепко удержана Зуко, фраза сама собой отошла на второй план, и я тупо поплелась рядом с пыхтящим принцем вовнутрь. И это был неожиданный такой контраст: холодная, липшая от воды к телу одежда, и теплый Зуко, от которого будто плыло волнами жара… особенно, с такого близкого расстояния.       Подошвы сапог тихо скрипели о каменные ступени веранды, и, стоило войти в дом, как стало в несколько раз темнее, что еле что различить было возможно, но оно и к лучшему — наверное, я выгляжу стремно.       — А ты, мм… — как-то хреново получалось формулировать свои мысли, так что я продолжительное время запиналась, задумчиво мыча, пока выуживала из головы нужное, — ты чего это по ночам ходишь?       Зуко, не отрываясь взглядом от пола, чтобы хоть как-то ориентироваться, куда идти, сказал.       — Не спится.       — И мне-е.       — Это заметно, — усмехнулся он, красноречиво скосив на меня взгляд, — ты бы иначе не полезла в погреб.       Я засопела, вновь запнувшись об край ковра, но в принципе продолжив идти дальше.       — Вообще-то, я просто упала туда случайно.       — И случайно напилась, — саркастично продолжил Зуко даже с каким-то укором.       Я возмущенно вскинулась, правда, едва повторно не завалившись назад.       — Я почти трезвая!..       И договорить не успела, как экс-принц, быстро убрав левую руку с моей талии, зажал ей рот, чуть приблизив ко мне лицо и требовательно заговорив в полтона:       — Тихо, ты же полдома перебудишь, трезвая.       Какое-то время протестующе помычав, но поняв, что он не отпустит, пока я не заткнусь, — хотя, знаете, подвыпившему человеку в принципе слово «потише» незнакомо, — я всё же поутихла, уставившись на него в ответ… И лицо близко ещё так. Походу, Зуко заметил это также, поспешив отнять руку и чуть отстраниться, качнув головой вперед. Задвигались дальше по коридору.       А сейчас молчать для меня казалось самым болезненным и невозможным, так что я так и не отрывала от него взгляда, всё же заговорив полушепотом.       — Зуко, знаешь, я устала от всего этого, в натуре. Так что дай, пока могу, сказать, что…       — Не сейчас, — поджав губы, всё равно оборвал он, так и не отнимая взгляда от пола.       Будто кувалдой по голове. В этот раз я отреагировала намного быстрее, чем в предыдущие, и вскинулась, даже как-то разозлено-разочарованно нахмурившись, процедив в полтона:       — Почему?       — Дина, — тот стиснул челюсти до желваков на щеках, — я же сказал, не…       И, естественно, действовать я привыкла много раньше, чем думать. Пускай моя решимость будет к лучшему, пожалуйста. Так что, не дав ему договорить, я просто сильнее навалилась на него плечом, толкнув так в сторону, — разумеется, сама нехило пошатнувшись при этом, — и, как только он привалился спиной к стене справа, прижала его к ней следом, уперевшись руками с двух сторон от его плеч, во-первых, чтоб напористей выглядело, во-вторых… потому что я нахрен свалюсь без опоры.       — Да что за хрень, Зуко? — всё тем же полушепотом рявкнула я. — Знаешь, как меня вся эта беготня задрала? И если уж со мной, втрескавшейся идиоткой, всё понятно, то ты-то какого хрена, а?!..       Тот разозлено оскалился в ответ, пиля меня взглядом сверху-вниз, будучи на пол с лишним головы выше, и рыкнул:       — А как я должен на всё это реагировать? Как я могу не бегать, если каждый наш разговор заканчивается вот так вот! — Зуко грубо схватил меня за плечо, рванув, и я даже как-то не успела сориентироваться, как сама оказалась прижата спиной к стене, а маг огня уже возвышался надо мной. — Дина, ты хоть сама-то знаешь, чего хочешь? Ты просто!..       — Тебя! — перебила на этот раз я, воскликнув в сердцах. И, будто наперед зная, что он там ещё может выкинуть, добавила на тон спокойнее: — И только, черт, не надо сюда приплетать ещё и Мэй или кого там, потому что хватит прикрываться этим, будто я слепая; просто ответь, и покончим с этим.       Всё, вот так. Больше не побегу, больше не хочу терпеть всю эту интрижную поебень — я устала! Просто отдаю всё ему и пусть решает… чем быстрее со всем этим разберусь, тем мне же легче и будет.       Но Зуко, как назло, заткнулся, прожигая меня пристальным неотрывным взглядом. И, спустя ещё пару секунд, с тяжелым выдохом, от которого я аж почувствовала жар словно готового вырваться пламени, понурил голову, сжав пальцами переносицу, а второй рукой так и продолжая опираться о стену справа от моей головы.       — Ты как всегда чертовски вовремя, Дина.       — Теперь ты убежишь? — иронично выгнула бровь я.       — Я ни от чего не бегу! — сорвался он, но вновь также быстро просел в своем запале, тихо продолжив. — Просто, я не знаю… я не знаю, как во всём этом сейчас разобраться. — И, когда я уже хотела вставить саркастичное: «просто да или нет, смекаешь?», Зуко договорил, подняв, наконец, на меня взгляд, полный искреннего смятения и поостывшей злости: — Я ведь столько раз в своей жизни ошибался. Я предавал и свою страну, и дядю, и Мэй, и тебя… и сейчас я меньше всего хочу предать ещё и себя очередным идиотским выбором…       Я непонимающе вскинула брови.       — Хочешь сказать, что я — идиотский выбор?       — Да нет же! — ударил ребром кулака о стену он, сцепив зубы и после процедив устало: — Я боюсь того, что может повлечь за собой такой выбор, — Зуко посмотрел на меня так, что я аж, по-моему, протрезвела сразу, — и чем он может обернуться для тебя. Тем более, когда через два дня прилетит Комета, и я совершенно не могу думать ни о чем другом… Чем всё это может закончится? А для всех нас?       Меня как будто повторно окунули в фонтан с холодной водой. Потому что как же это всё знакомо. Решаться на что-нибудь, когда совершенно не понимаешь, чего ожидать, а в случае с Зуко — когда ещё ни разу подобное хорошим не заканчивалось. Но я решаюсь, потому что не могу по-другому, и, наверное, мне всё же лишаться не так больно, потому что я не теряла столько, сколько терял он.       Я в ответ улыбнулась настолько тепло, насколько могла, протянув руку и потрепав Зуко по жестким влажным волосам, отчего тот недоуменно поднял на меня взгляд.       — Тогда давай пока не будем заставлять друг друга что-то решать. А за меня не волнуйся… я просто хотела бы быть рядом, если ты не против.       — Насколько рядом? — не сводил пристального взгляда он, а отвечать «не против» и не надо было — и так понятно.       — Насколько возможно, — ухмыльнулась я, еле-как, пошатываясь, отвлекаясь от стены и оказываясь вплотную к Зуко, поскольку тот, на удивление, следом так и не двинулся с места, облокачиваясь о стену. — Ты там проводить хотел? — я усмехнулась. — Так оставайся уж тогда, нечего посреди ночи по особняку шарахаться.       Зуко хмыкнул. Идти самой я как-то была не совсем в состоянии, так что мою руку привычно перекинули через плечо и продолжали поддерживать за талию. А в коридорах всё также пусто и темно. Зуко меж тем, бесшумно сглотнув, тихо добавил:       — Не знаю, будешь ли ты помнить обо всем этом или нет, но всё же скажу: я бы не хотел говорить «нет».       А я ведь буду помнить. И буду помнить прекрасно, пусть не надеется.