Клеймо

(Шон)       Горький запах медикаментов ударил в нос. Шон распахнул глаза, выискивая хоть чьё-то присутствие в полутьме комнатушки, но здесь было тихо и пусто, не считая узкой полоски света из полузакрытой двери. Он медленно сел в койке, прислушиваясь к новому окружению и собственному состоянию, пока не понял, что не чувствует рук. Они были пристёгнуты тугими ремнями к кушетке и уже порядком затекли, а к горлу подступила тошнота. Кроме того дерьмовое состояние подкрепилось тупой давящей болью в затылке и неприятным покалыванием на шее, и как бы он ни пытался загнать эту боль поглубже в грудь, она всё равно местами прорывалась наружу. Будто кто-то снова намеренно ввинчивался мягкими подушечками пальцев в самые яркие болевые точки на его теле.       В таком положении был лишь один ощутимый плюс: Шон избавился от электрического ошейника и мог наконец вдохнуть полной грудью. Прикрыв глаза, он какое-то время наслаждался этим незабываемым ощущением лёгкой ночной свободы, притупляемой каким-то препаратами. А затем склонился вниз к левому запястью перебинтованной руки, которое было застёгнуто более свободно, чтобы не усугубить состояние перелома, и попытался зубами вытащить ослабленный ремешок из железной пряжки. Удалось это ему далеко не с первого раза. Когда рука снова была свободна, оказалось, что вернуть подвижность онемевшим пальцам не так уж и просто, а отстёгивать ремень на правом запястье, используя только мизинец и средний палец, практически невозможно. Пришлось снова воспользоваться зубами и помочь себе по возможности здоровой рукой. С привязанными ногами дело обстояло куда проще.       Высвободившись, Шон сорвал с себя несколько пластырей, удерживающих трубки от капельницы и саму иглу в вене, отшвырнув их в сторону, и лишь тогда почувствовал себя гораздо лучше. Избавиться от условностей было куда проще, чем заставить себя подняться с кровати.       На нём мешком висел больничный халат, его собственной одежды нигде не было. Осторожно выглянув из палаты, Шон пробежался взглядом по небольшому кабинету, больше похожему на косметологию, нежели хирургическую операционную, и толкнул дверь.       С первым же шагом из темноты закончилось действие препаратов, поступающих в организм вместе с солевым раствором капельницы, а в глаза ударил ослепляющий свет. Зрачки сузились до точки, и комната завертелась перед глазами, предательски уводя пол из-под ног. Шон попытался ухватиться за ближайшую поверхность, но координация тоже подводила с лихвой. На пол полетел стальной поднос с медицинскими принадлежностями, оглушив своим звоном, оповестив о его пробуждении и возможном побеге всю больницу. Если это вообще была больница.       Выругавшись шёпотом, он навалился на столешницу и стал продвигаться по коридору в ускоренном темпе, цепляясь за стены и выступы, пока кто-то весьма заботливо не подхватил его под руки и не усадил в кресло. — Тише, ты мне весь кабинет так разнесёшь, — ласково прозвучал всё тот же мягкий голос, что и ранее, а к носу поднесли вату с нашатырём, заставляя глубоко вдохнуть несколько раз.       Это немного взбодрило и привело мозги в порядок. Шон оказался лицом к лицу с тем же самым врачом из «69 дней Содома», морщась и удивлённо моргая. Ему было трудно заговорить, настолько, что он машинально коснулся горла, беззвучно шевеля губами. — Не переживай, Шонни, ты всё ещё в борделе, если тебя это так интересует, — ответил док на немой вопрос, застрявший в пересохшей глотке, и поднёс к его губам стакан воды.       Приняв дрожащей рукой, он осушил его до дна и откинулся в кресло, закрыв глаза. Самочувствие немного улучшилось, но его всё ещё слегка трясло. И дело теперь было вовсе не в столь рьяном пробуждении и попытке к бегству.       В таком состоянии Шон испытывал сразу несколько сильнейших потребностей. Общение было отнюдь не одной из них, так что приходилось говорить через силу: — Что со мной, док?.. У меня сотрясение? — Нет, с чего бы? — хмыкнул доктор, достав фонарик и проверяя реакцию зрачка.       На этот раз Шон был покорным, но после — зажмурился, вновь прикрыв ладонью глаза и потирая их. — Похоже на то. Голова трещит, но я плохо сплю… — И жрать, наверное, охота, — продолжил за него мужчина. — Сонливость, вялость и депрессия. Абстинентное состояние. Все признаки на лицо. — Мне так херово, — пожаловался Шон, накинувшись на предложенный шоколадный батончик, и лишь теперь почувствовал, что голод застиг его врасплох. — Больше не ставь эту чёртову капельницу, иначе я сдохну. — Больше и не требуется. Если всё-таки хочешь устроить побег из Шоушенка, то хотя бы дождись, когда ломка пройдёт. — Если хочешь, чтобы я остался и не доставлял тебе хлопоты, то позаботься о приличной дозе хоть чего-нибудь, чтобы облегчить мои страдания!       Ему захотелось снова очутиться в той тёмной палате, пропахшей сыростью и медикаментами, но Шон не был уверен, что сможет дойти обратно или хотя бы встать. Так что он принялся рыскать внимательным взглядом по кабинету, пока не зацепился взглядом за помятое лицо доктора. С виду ему уже слегка перевалило за сорок, или же он тоже основательно на чём-то сидел. На его невзрачном лице уже начинали проявляться возрастные изменения, а вот живой взгляд говорил об обратном. — Мы ведь знакомы, верно? — усмехнулся Шон, выхватив из протянутой пачки тонкую сигарету. — У меня плохая память на лица, но голос… Твой я помню.       Это доктора нисколько не смутило, хотя предположение оказалось верным. Шон отвёл взгляд, припоминая уже более детально. Удавалось с трудом, от правильного хода мыслей отвлекали другие более навязчивые воспоминания. Он продолжил: — Помню, кажется, чью-то пустую квартиру на окраине. Помню «правила и расценки я знаю, мне нужен минет и… секс, наверное». И член более двадцати сантиметров. — Хватит, — прервал его мужчина, протягивая зажигалку. — Да, знакомы. Но об этом не должны узнать. Это было давно, и я таким больше не занимаюсь. — И мальчиков, приходящих к тебе на осмотр, не трахаешь? И устроился ты сюда вовсе не поэтому? Само собой.       Первая глубокая затяжка принесла постыдное кратковременное облегчение, но не более того. В животе приятно тянуло вниз, уж не из-за симпатяги ли доктора? А может, из-за этих мерзких препаратов, которыми его пичкали последние… — Кстати, сколько я здесь? — Без сознания? Всю ночь. Я не думал, что ты придёшь в себя раньше, чем через сутки. Тебе знатно досталось. — Илья? — Игорь вообще-то, — поправил его доктор, скрестив руки на груди. — Да, точно, — Шон зацепил пальцем за петельку джинсов, рывком притянув его к себе, и стал расправляться с ремешком. Борьба была неравной, он не привык делать это одной рукой, но док даже не собирался помогать. — Полегче, бельчонок. Я на работе. — У тебя всегда на работе стоит? Это бесплатно, — хмыкнул Шон, после затяжки снова отложив сигарету на край столешницы.       Он чуть сдёрнул штаны, сразу же принявшись отсасывать. Стал мять рукой ягодицы, заглатывая влажно и горячо, втягивая щёки, как умеет только он, даже не глядя вверх, ведь был уверен в своей неотразимости и пристальном возбуждённом взгляде, прикованном к собственным губам.       Может быть, лица и стирались из его память уже на следующий день, но предпочтения Шон помнил прекрасно. Стоило только собрать пальцами капельки сочащейся смазки и протолкнуть одну фалангу меж чужих ягодиц, как благодарный стон не заставил себя ждать. Не желая умалять достоинство, Игорь, тем не менее, питал слабость к массажу простаты, о которой предпочитал не распространяться.       Шон знал об этом, потому как об этом знала его сексуальная ментальность.       Продолжая активней двигать пальцем, он поднял взгляд и застыл, наконец чуть сдавливая зубами головку и подняв язык, не позволяя сперме попасть дальше. Док жадно дышал, сгорая от стыда и не желая открывать глаз. Он не позволял себе такого уже довольно давно и уж точно не испытывал оргазм целую вечность. С опытом и профессионализмом Шона его хватило ненадолго, а тот поднялся с кресла и направился к раковине, прихватив по дороге давно намеченный пузырёк таблеток.       Пока он полоскал рот, док приводил себя в порядок, вновь заправляя рубашку в штаны и запахивая медицинский халат. Оба молчали. — Так ты поможешь мне? — первым заговорил Шон, подходя ближе и склоняясь к доку в кресле, в котором ещё недавно сидел сам. — Не бойся. Босс ничего не узнает. — Ты меня шантажируешь? — Даже в мыслях не было. Я просто подумал… — Боюсь, живым тебе отсюда не выбраться, — покачал головой док, тронув его за подбородок. — А живым и не нужно.       Шон выпрямился, засунув руку в карман халата, и снова подцепил почти истлевшую сигарету. Если бы он довёл себя до предела, то в следующий раз, возможно, его бы откачивали уже в больнице.       А док словно читал его мысли: — Бельчонок, верни таблетки на место. Давай же. Хороший мальчик.       Неуверенно вынув пузырёк из складок халата, он вложил его в протянутую руку и отвёл взгляд. — Что тут у нас? А, Феназепам, — прокомментировал док. — Это моё, малыш. Этим ты в таком состоянии точно себя убьёшь. — Дай хоть что-нибудь. Я уже не могу, это дерьмо меня доконает! — Можешь оставить себе пачку сигарет. Но это не поможет.       Отступив назад, Шон что есть дури двинул ногой по закрытой стойке с препаратами. Для человека, пребывающего в особо тяжелом состоянии, он слишком быстро пришёл в себя. — Я могу облегчить твою участь, — предложил Игорь, спрятав таблетки глубоко в карман халата, что не укрылось от внимательного взгляда. — Будь паинькой, и у тебя появится гораздо больше свобод и привилегий. Он ведь у тебя на крючке. Лев Аркадьевич. Он тебя сам на руках сюда притащил, когда всё это случилось. — Босс? — Шон не поверил в услышанное. — Странно, да?       Оба замолчали, делая какие-то обоюдоострые выводы. Возможно, такое сотрудничество было бы выгодно, но оба не были уверены, можно ли доверять друг другу. — Знаешь, минет был восхитительный. Жди небольшой презент, сегодня вечером. Думаю, я смогу его убедить. А теперь… — в руках Игоря снова появился заветный электрический ошейник. — Нет, только не это, — отшатнулся Шон. — Я должен снова надеть его, ты же понимаешь? — Да пошёл ты. — Если этого не сделаю я, то сделают они, — док махнул рукой на воображаемых людей за дверью, ожидая того, что он всё же одумается. — И они затянут его так, что ты и вздохнуть не сможешь, уж поверь.       Звучало это весьма противоречиво, вот только слишком свежи были в памяти те секунды, когда Шон снова подставился под электрический импульс. Он ненароком тронул подушечками пальцев вздувшийся шрам на шее, поморщившись от того, как кольнуло воспоминаниями в перебинтованной руке.       Хотелось забиться в угол комнаты и больше никому не позволять себя касаться, но вместо этого он горделиво вздёрнул подбородок и слегка отклонил голову вбок. Док был осторожен, он даже намазал чем-то свежие ожоги, сместив металлические штифты чуть выше. Теперь ошейник даже слегка болтался и при удобном случае можно было оттянуть его настолько, чтобы проводник тока не касался кожи, но Шон рисковать не стал. — Я хочу вернуться в палату, если можно. — У твоего организма есть восхитительная особенность поглощать всякое дерьмо без особого вреда, так что лучше бы тебе вернуться обратно в свою комнату и поесть, — посоветовал док, стягивая резиновые перчатки. — Ах да! Перед Боссом и твоими телохранителями советую притворяться больным и несчастным, у тебя сейчас прекрасно это выходит.       Он фальшиво улыбнулся своей приятной докторской физиономией и проследовал в соседнюю дверь. Намёк был понят. Шон терпеть не мог людей, которые читали его, как открытую книгу. За исключением одного. — Твоя одежда.       Дверь снова распахнулась, и в лицо ему полетели собственные джинсы и футболка. — Хэй, док! — позвал его Шон, прежде чем дверь захлопнулась. — Почему «бельчонок»?       Игорь задумался ненадолго, задержавшись в проёме, а затем потупил взгляд, пытаясь скрыть улыбку, вызванную тёплыми воспоминаниями. — Потому что когда мы познакомились, ты был огненно-рыжим.       Дверь закрылась почти беззвучно, и Шон начал быстро одеваться, слямзив со стола начатую пачку сигарет и тихо выскользнув из больничного крыла.       К его удивлению за дверью никого не оказалось, лишь пустой безжизненный коридор с тусклым освещением и холодным бетонным полом. Босиком он прокрался к лестнице, ведущей в большой парадный холл. Можно было попытаться выскользнуть на улицу, ведь судя по тому, как легко док управлялся с электрическим ошейником, он на данный момент просто не работал.       Но как только Шон поднялся наверх и выскользнул из тени, то обнаружил у дверей внушительных амбалов. Пока те тихо о чём-то переговаривались, он приобнял за плечи двух испуганных хостов, разворачивая их и направляясь к лестнице в надежде, что его не заметят: — Мальчики, не составите мне компанию?       Парни так и не нашлись, что ответить, неловко переглядываясь друг с другом и молча следуя за ним. Втроём они уже миновали с десяток ступенек, как вдруг на пути у них оказался Сакура, удивлённо застыв и хлопая длинными ресницами: — А, ты, чёрт возьми, что здесь делаешь?! — Иду трахаться в компании этих двух очаровательных юношей, — лукаво подмигнул ему Шон, буквально повиснув на плечах у двух хрупких мальчиков, ведь колени снова начали предательски дрожать.       За спиной послышался топот ботинок и басистые крики: — Эй! — Стоять!       Один из амбалов тут же схватил его за шкирку, оттягивая от хостов, и приподнял над землей, словно нашкодившего котёнка. Второй приказал мальчикам вернуться на место. Шона снова подхватил под руку и повели наверх, но теперь уже два персональных телохранителя. — Какого хера? — полетело им вслед от возмущённого Сакуры.       Хастлер попытался повернуться, чтобы запечатлеть в памяти эту гримасу, пока амбалы волокли его вверх по лестнице. — Я на твоём месте, принцесса. Если захочешь трахаться, приходи в королевские покои! — Он крикнул об этом так, чтобы было слышно на весь бордель, а затем подмигнул застывшему в коридоре Маэлю и сам двинулся в отведённую ему комнату.       Его вновь втолкнули внутрь безо всяких объяснений, закрыв дверь снаружи. Шон дошёл до кровати и повалился на неё, только сейчас осознав, какой же длинный путь он проделал и как устал.       Ожидаемого сна так и не пришло. Вместо этого вскоре принесли поднос с кое-какой едой на скорую руку, которому Шон обрадовался не меньше, чем новому телохранителю, не питавшему к нему неприязни. Разговор завязался как-то сам собой, пока всё не было съедено и скурена пара сигарет.       Не имея возможности отвлечься хоть на что-нибудь, Шон расхаживал по комнате из стороны в сторону, заламывая руки и хрустя пальцами. Даже острая боль больше не притупляла желаний, ведь, в конце концов, она заканчивалась, кровь подсыхала, раны затягивались. Даже расцарапанное запястье утратило былую чувствительность, но не жажда.       Когда с характерным щелчком отворилась дверь, то он даже не обернулся. Шона сейчас меньше всего волновало, что ему принесли на ужин, завтрак или обед. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался у него Лев Аркадьевич весьма осторожно, заставляя вздрогнуть.       Облизав пересохшие губы, Шон медленно развернулся и склонил голову на бок: — Сам-то как думаешь? — Я принёс тебе лекарство, — Босс сделал шаг вглубь комнату и кинул небольшой пакетик с порошком на стол.       Невероятного усилия воли стоило, чтобы сдержаться и не кинуться тут же с проверкой содержимого. Судорожно сглотнув, Шон сел в кресло, сверля взглядом кокаин, пока гость не опустился напротив. Только тогда хастлер позволил себе дотянуться до мешочка и стал вертеть его в пальцах, внимательно разглядывая, разворачивая и даже слегка пробуя на вкус, растерев щепотку по дёснам. — Ты сегодня такой милый, я тебе даже отсосу за это, — хмыкнул Шон, уже более уверенно раскладывая дорожку на лакированной поверхности стола. — Ты теперь не в состоянии даже сам себя удовлетворить. — Всего лишь левая, а дрочу я правой, — усмехнулся Шон, демонстрируя ему перетянутую бинтами руку. — Так что ты сделал с тем кретином? — Не думаю, что ты действительно хочешь об этом знать. — Ты прав. Новый мне нравится гораздо больше.       Шон принял у него купюру, скрученную в трубочку. Первая же дорожка начисто промыла мозги и позволила снова почувствовать себя в своей тарелке. Ему значительно полегчало, впервые за то время, что он провёл в борделе. В какой-то мере порох был даже неплохим стимулирующим в разумных пределах.       Под внимательным надзором он благословенно откинулся на спинку кресла, зажимая пальцами нос и ощущая вновь приливший к щекам румянец. Чувствовать себя живым — великий дар, который не каждый мог себе позволить. — Если хочешь меня, то сейчас самое время, — прохрипел Шон с томной улыбкой, глядя на Льва Аркадьевича с лёгкой ленцой из-под полуприкрытых век, потирая здоровой рукой свой член сквозь джинсы.       К нему возвращалось желание. Верный признак того, что их снова ждала незабываемая ночь.