Кукушка

Мне хочется назвать тебя женой За то, что бесконечны дни разлуки, Что слишком многим, кто сейчас со мной, Должны глаза закрыть чужие руки. За то, что ты правдивою была, Любить мне не давала обещанья И в первый раз, что любишь,— солгала В последний час солдатского прощанья. Кем стала ты? Моей или чужой? Отсюда сердцем мне не дотянуться... Прости, что я зову тебя женой По праву тех, кто может не вернуться. Константин Симонов, 1943 Поезда движутся к югу в Четвёртый для того, чтобы освободить его, вытесняя остатки страха и незнания, освобождая людей от рабства. Офицер наблюдает за группой своих солдат, движущихся к платформе, но только не пересчитывает их, а ищет знакомую хрупкую девичью фигурку в чёрной форме и с нашивкой спецотряда. – Где Эвердин? – перекрикивает капитан шум на перроне. Несколько рядовых отвечают, что ничего не знают, вроде бы всё время была рядом. Молодой мужчина бросает свою группу, двигаясь в противоположном направлении. Второй лейтенант* сегодня утром узнала, что её отец погиб. Натворит глупостей, а ему потом отвечай за девчонку. За дальней колонной стоит девушка, скрывая своё лицо в ладонях. Ему не нужно слышать её всхлипы, чтобы подойти, притянуть к себе и стиснуть в объятьях. «Не мог! Он не мог! Папа обещал…» - только это она твердила всю дорогу, а теперь стискивала его плечи, нажимая до боли и побелевших костяшек. Китнисс хрипит, стискивает зубы, закрывает глаза до полной вязкой темноты, закусывает губу до крови. Он молчит, понимая, что слова здесь будут лишними. Знает, каково это потерять близких, семью, друзей. У него нет никого, кроме группы да Китнисс Эвердин. И ему нужно, чтобы девочка выжила здесь, нежели умерла во время выполнения задания. Серые заплаканные и покрасневшие глаза встречаются с яркими, холодными синими глазами. Он не даст ей погибнуть, подарив то, что ещё осталось. Руки с силой сжимают её плечи и начинают трясти, пока девушка не опомнилась. Он хотел увидеть не только глухую боль и дикую тоску, но и гнев. Он нужен ей – огонь ярости, который будет подпитывать её жажду мести. Звук удара по щеке звонко разносится на несколько метров. Китнисс наблюдает за тем, как её командир потирает челюсть и неотрывно смотрит в её глаза. Через мгновения его руки обвивают её за талию и притягивают к себе. Он целует её в губы слишком откровенным, жарким, настойчивым поцелуем, с металлическим привкусом крови на губах. Китнисс пытается вырваться из его объятий, но он придавливает её своим весом к серой мраморной колонне. Скользит по её телу руками, очерчивая его изгибы, скрытые под тонкой и грубой тканью формы. Заставляет расслабиться, но в тоже время не сдаваться, бороться с ним. Даёт ей смысл жизни. Именно этот подарок и был у него в запасе. Мужчина отходит от неё, опуская руки, и смотрит в испуганные глаза. Совсем недавно бывшая дикаркой девушка, он бы сказал девочка, краснеет и опускает взгляд. – За мной, Эвердин, – говорит он, направляясь к его группе снайперов и двух направляющих связистов. – Но Пит... – мужчина тут же бросает на неё разгневанный взгляд и прячет под чёрной фуражкой свои пшеничные волосы. – То есть… – она запинается. – Так точно, сэр. Группа заходит в свой вагон, солдаты рассаживаются по своим местам. Капитан Мелларк вместе со своей помощницей проверяет нахождение каждого из состава на месте, потом эти двое уходят в соседний вагон и заходят в своё купе. Китнисс бросает свой рюкзак на койку и кладёт винтовку в тёмно-синем футляре на стол, ощущая болезненный укол от того, что на нём выгравировано имя отца. Мелларк ложится на свою койку и отворачивается от неё, чтобы не видеть лицо его дикарки. Он помнит как спас её, убегающую из огня, но так же помнит, как и она спасла его жизнь, убив несколько капитолийских шлейхов**. Он обязан ей своей жизнью, поэтому Пит должен, стиснув зубы, дать ей несколько часов тишины, возможно, последней в их жизни.