Да хозяин, нет хозяин

      Сегодня Париж выглядит совсем не так, как его рисуют на открытках туристам: час идёт дождь, а большие серые тучи, словно огромные киты, медленно, почти не сдвигаясь с места, плывут вдаль. Так и моё настроение, скажу я вам, прескверно. Я курил любимые сигареты и смотрел вдаль, пытаясь понять, чего же мне не хватает в жизни, ведь я был ребёнком богатых родителей.       Мой отец был шоколадным магнатом, а мать — учительницей в элитной школе. Как только я родился, то унаследовал шоколадную фабрику. На внешность я никогда не жаловался: длинные светлые волосы ниспадали на плечи дорогого пиджака, бездонные голубые глаза и красивая линия губ гармонично сочетались с кожей лица. Да, я красив и богат, мне для галочки осталось подобрать только красавицу жену, предположите вы. Вот тут-то и проблема! Я гей, меня с рождения совершенно не интересовали женщины; были, конечно, деловые партнёрши, более того, я скажу, что спал с ними ради выгодных контрактов. Но ни одна меня не заводила, и позже я начал чувствовать к девушкам отвращение. Я не испытывал от простого секса морального удовлетворения, так и стал садистом, ведь только крики о пощаде и слёзы меня заводят. Это для меня ни с чем не сравнимое удовольствие. Родителям было сугубо плевать на мои увлечения, лишь бы я обеспечил им роскошную старость, впрочем, так лучше для всех, потому что я, Оскар Райс, НЕ изменюсь.       Мне двадцать восемь лет, и я уже девять лет держу рабов. Это успокаивает, когда после бумажной волокиты приходишь и видишь тело, с которым можешь сотворить всё, что душе угодно. Мне нужны именно рабы, потому что, например, просто сладенькие мальчики-мазохисты из борделя в любое время могут сказать «красный», и я обязан буду остановить удары плети, или чем я там занимался. Их жизнь не в моих руках, это раздражает. А раб — это раб. Ты покупаешь его жизнь и пытаешь, насилуешь, сколько душе угодно. Он не имеет права сказать тебе и слова без обращения «хозяин». Полная власть.       Хотя я знаю, что мне делать, чтобы выйти из состояния похожего на депрессию. Решение прибыло совершенно спонтанно: я должен приобрести нового раба. Чем мне не угодил «старый»? Все просто, я его покалечил плетью. Его звали… Ричард, кажется. Его я приручал год, а он остался таким же упёртым и непослушным, отказывался кричать от оргазма, который получал во время того, как я его жёстко трахал. Поймите, я же не мать Тереза, и у меня небезграничное терпение. Раб, знай своё место — либо кричи от боли и плачь, либо умри. Мило, правда? Мне всегда было плевать на их жалкие жизни, ведь раб — это вещь, и его можно обменять, купить, перепродать, либо, если не слушается или наскучил, убить.       Я ещё не отошёл от прошлого секс-раба Ричарда и того, что я с ним сделал, как на меня нашёл внезапный порыв бодрости, и я выбежал из отеля, забыв запереть за собой дверь в люкс-номер. С видом на Эйфелеву башню, кстати. Было единственное место, куда я мог так спешить, и это место называлось «Башня грёз». С восьми утра — элитный ресторан, а с полуночи — самый настоящий процветающий рынок работорговли, специализирующийся на мальчиках от тринадцати до двадцати пяти лет. Я был у них так называемым «золотым клиентом», но пользовался плохой славой. У них уши везде и, видимо, прознали, крысы такие, что одного раба я убил, а позже покалечил пятерых мальчишек.