Горя чуть слышно

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ       Стара, как море, история о трудоголиках. Кто-то давно сказал о том, что человек загружает себя работой, чтобы выгрузить ненужные темы из сознания. Вроде бы, это закон сохранения материи: что-то прибывает, что-то убывает, сохраняя равновесие. Вот только то, что вытесняется под давлением рабочего процесса, наседает с утроенной силой в свободное время. Как ни странно, законы физики весьма применимы не только к жизни, но и к подсознанию. Поэтому я лишила себя выходных. Одиночество накатывает в одиночестве (как бы тавтологично это ни звучало), а с работой я всегда в кампании людей, слов, книг. Вру, конечно, вру. Одиночество всегда с тем, кто одинок. Я как та пожилая дама на рисунке Джека Доусона — мадам Бижу. Как она вся покрыта несчетным количеством драгоценных бус, браслетов и колец, так и я вся облачена в одиночество двадцать четыре на семь.       Уверенность — моя визитная карточка и слава. Много толковых журналистов и редакторов. Но если по улицам Сеула вдруг протопчутся мамонты, рядом с которыми Jongno Tower по высоте будет выглядеть как родной брат, главный редактор основного развлекательно-новостного журнала Южной Кореи должен спокойным шагом зайти в общий зал, где собраны все сотрудники, спокойно объяснить план действий и так же уверенно выйти, даже если мамонты – это то, чего ты боишься в жизни больше всего. Именно невозмутимостью и холодным нравом я выцарапала себе эту должность. Радует тот факт, что мою актерскую игру еще никто не разоблачил. Да и поздновато уже, эта роль намертво приросла к моему лицу, рукам, глазам, въелась в голосовые связки, запуталась в волосах и на кончиках пальцев. Стоит мне открыть рот, и я слышу четкие выверенные временем фразы, учтивый тон и щепотку снега с Альп.       Выходной — не выходной, если ты начальник или журналист. Это моё правило для подчиненных, и для меня это тоже не является исключением. Этот день не отличается постоянством моей натуры, и половина рабочего штата сейчас трудится в своих офисах над новой центральной статьей осеннего юбилейного номера, ведь предыдущая уже утратила свою актуальность. Работа на опережение и есть моя главная задача. Когда раздался звонок стационарного телефона, прежде чем ответить, бросаю взгляд в правый нижний угол монитора. Самое время. — Пропустите ее, — отчеканиваю, даже не слушая девушку с рецепции, попутно в который раз помечаю в список дел: «сделать пропуск для Ли Рён».       Думаю, действительно пора пообедать где-нибудь вне офиса. Подруга столько раз мне на это намекала, но я только лениво отмахивалась, держа наготове номер телефона доставки из ресторана напротив. На улице замечательная погода, а в том ресторане отличный экстерьер для обеда на крыльце под навесом. Собрав материалы в аккуратную стопку на середине стола, я оставила пометки для тех, кто вдруг решит, что уже готов сдать сырой набросок. А так и будет, хотя они точно знают, что я отправлю их на доработку, но каждый раз не отчаиваются и снова приходят с сырьем.       Подхватив удобную вместительную сумку на левую руку, в правую я взяла телефон и была такова. Только на полпути к холлу осознала, что не имею ни малейшего представления о состоянии своего внешнего вида. Не проблема – просто глянуть в зеркальные двери лифта, что я и делала, когда они распахнулись, а передо мной предстала близкая подруга и ее новый (в этом месяце) избранник. — Не поняла, — так и застыв с прядью волос, намотанной на указательный палец, я в недоумении рассматриваю незваного гостя, — Ли Рён…это что за… — Это Чанмин, вы с ним познакомились на прошлой неделе… — подруга выстреливала словами как пулемет, зная, что в любой момент я просто уйду, даже не стану слушать оправданий. Не люблю сюрпризы такого характера. — У меня с памятью проблем нет, О Ли Рён, — взглядом мотивируя ее убраться вместе с несносным знакомым, словами я пыталась научить ее хорошим манерам, — О расширении обеденной компании нужно предупреждать заранее, а лучше вообще не менять состав. Подруга зашикала на меня, будто мне было дело до мнения этого звездного мальчика, который, не вникая в суть, тупо глазел по сторонам, оценивая незатейливое дизайнерское решение холла этажа №11. — Понравился интерьер? — втягиваю в разговор «проблему дня» голосом едва ли близким к вежливости. Этот, как его там? Чанмин? Так вот, этот Чанмин смазлив до скрежета зубов. Возникает ощущение, что в детстве он упал в смесь ванилина, патоки и вишневого сиропа. Фу, противно, аж до дрожи. — Ничего особенного. Нужно чем-то себя занять, пока вы дойдете до сути, — небрежность в его голосе вызвала на моем лице ухмылку, а в руках явные порывы проехаться по сливочному торту на том месте, где должно быть лицо. — А у тебя словарного запаса для этого не хватает? Или рот слипся от слащавости? — О, мы неформальны, еще и с сарказмом. Завораживает, — он откровенно издевается, а я уже не знаю, как унять накатывающее волнами раздражение. — Ребят, может, просто пойдем, перекусим? — робким примирительным голосом провинившаяся пытается предотвратить масштабную катастрофу, а меня так и подмывает съязвить. Но нет же, я крепче сжимаю кулаки скрещенных под грудью рук и соглашаюсь на временное перемирие, проглотив скачущий на языке язвительный ультиматум: «только если он наденет на голову мешок или хотя бы соскребет этот метровый слой ванильности с того, что он называет лицом».       Все проясняется, когда, заняв столик в центральной части террасы, мы расположились в ожидании заказа. — Я редактор журнала, а не подмастерье в издательстве! — всплеснув ладонью о стол, покрытый скатертью цвета бордо. Хм, как удобно, должно быть, с пятнами от вина. Ветер развевает волосы, которые то и дело цепляются за ресницы, попадая в глаза. Ли Рён со сдавленным «обсудите всё» ретировалась в уборную. — Это работа не для рядового издательства, — как ребенку поясняет Чанмин, — Мне нужен человек с твоим опытом, выдержкой и слогом, — вдруг он кажется нормальным заинтересованным молодым человеком, а не ванильной занозой в заднице. Голос приобретает оттенки мягкости с опорой, что заставляет вслушиваться в его речь и даже задумываться о согласии. — Мы с тобой не сработаемся, — отрезаю возможности к сотрудничеству резко, потому что чувствую, что еще немного и могу дать согласие. — Это твоя фишка говорить неочевидные вещи? — с его губ медом стекает звонкий смех, и незаметно для себя я подхватываю его настрой. Секундное перемирие, мы смеемся, в глаза снова лезут волосы. В безуспешных попытках исправить ситуацию я чуть не выкалываю глаз ногтем, но Чанмин приходит на помощь. Приблизившись на расстояние дыхания, длинными тонкими пальцами мужчина убирает волосы с глаз. Сократив расстояние до минимального, собирает все волосы в охапку и связывает их веревочным браслетом со своей руки в импровизированный хвост, смотрит в глаза, опускает руки, нечаянно мазнув пальцами по моим щёкам. Чувствую его дыхание на лице, теплое, с примесью чего-то терпкого, на месте касаний жжет, а где-то в подсознании зарождается что-то похожее на мысль о том, что это было довольно приятно.       Чанмин уже отстранился, а я думаю о том, что велика вероятность того, что со мной играют. — Мы не сработаемся, — наклонившись к его уху, негромко повторяю «неочевидное» и встаю из-за стола, — Скажи нашей общей подруге, что у меня пропал аппетит, она поймет.       Шаг за шагом, отдаляясь от столика, что-то заставляет меня обернуться. Он смотрит мне в след, а на мой взгляд салютует приветливой улыбкой. Отвернувшись, следую заданному маршруту, возвращаясь в офис. Что-то не так. Что с ним не так? Не могу понять этого человека и перемену настроений тоже понять не могу. Либо он играет со мной, либо попросту не в себе. А может, и то, и другое.