Кэр, мой Кэр

Скандальная история с оглушительным проигрышем герцога эл-Авьер все еще была на слуху и муссировалась во всех салонах столицы. Как же, приближенные к королю люди, сливки аристократии, и такой скандал. Впрочем, не первый и, как подозревали многие, не последний в этом семействе. И вот - продолжение. Старший сын герцога, к сожалению, рожденный не в законном браке, а потому не признанный наследником и подавшийся в паладины, вместо того, чтобы спасать отцовскую честь (правда, чем - мнения расходились) написал отречение! - Какой кошмар. - А что ему еще оставалось делать? - Но какой позор для семьи. Впрочем, на этом скандал не утих, а лишь разгорелся: магистр Ордена прислал герцогу официальный вызов на суд чести. - Как же он за паладина не заступится? - А что герцог сделает? Позже, после этого самого суда, стало известно (и от кого бы это?), что судили не самого герцога, а его наследника, маркиза эл-Авьер, причем, судили не абы за что, а за покушение на жизнь пока еще его единокровного брата. Герцог же отказался подписывать отречение, едва не разорвал "гнусную писульку". - Не дождется! - гремел он. - Останется в семье! Еще он что вздумает! К тому, что Корис пытался убить Лагерта, он отнесся равнодушно: свидетельство какого-то там телохранителя, да еще и с клеймом раба, он не счел веским. - Корис не так безумен, чтобы пытаться убить собственного брата. Герцогиня прижимала к глазам платочек и помалкивала. Что об этом думал и знал сам Корис - он молчал, надменно глядя сквозь паладинов и их Магистра. Не выдержал только раз, когда прозвучали слова о телохранителе: - А эту тварь я заберу себе, он у меня в строгом ошейнике ходить будет, сученыш-ш-ш... - Так и запомним - угрожал изъятием имущества. Корис исходил желчью и ядом: если бы отец не заартачился и подписал отречение, он бы уже вернулся в ту дурацкую деревушку, забрал твареныша и научил его! О, как он стал бы его учить: плетью, каленым железом! Тот сапоги бы через неделю ему языком вылизывал и на коленях при господине стоял, не смея подняться. Кориса мучили странные сны с участием раба с сиреневыми глазами, он и себе не решался признаться в тех вещах, что творил в этих снах. Еще и отец пару раз вытянул плетью за самоуправство… Да какое там было самоуправство! Смех один! И матушка смотрела мимо, словно не видя, не разговаривала с ним. Суд вынес приговор аж на третий день, двадцать плетей. Ему, дворянину! Маркизу! И паладины эти... Всыпали от всей же души. Корис страдал и жаждал поквитаться со всеми разом. Но с первым - с братом. Хотя какой он ему брат? Еще неизвестно, от кого его матушка... нет, подобные мысли дворянину не подобали. Но почему-то упорно думались. Вот вернуться бы и... Но справься еще с ним, теперь спиной точно не повернется. Мысль нанять наемного убийцу пришла в одну из ночей, когда он долго не мог уснуть оттого, что болела поротая спина, на которую никто даже не подумал наложить исцеляющее заклятье. Корис порадовался тому, что припрятал пару кусков золота и серебро, присланное Лагертом. Найти соответствующего наемника оказалось легко, тот вопросов не задал, взял золото и сказал, что через три дня вернется. Корис повеселел, вернул себе аппетит и бодрый вид. Вот через три дня... через три дня он сможет отправиться за рабом. Уже своим. Хотя наследует паладинам Орден, но если подсуетиться, да еще и клеймо предъявить - парнишку отдадут ему. Три дня прошли быстро. Наемник не вернулся. Маркиз сразу понял: взял деньги и смылся, тварь! Вне себя от злости, он отправился к Курвину Броду сам. Один, без спутников, в простом платье и даже без украшений. Взял с собой только кое-что, купленное за бешеные деньги у далеко не законопослушного некроманта. - Снова гость, - удивился Лагерт, всматриваясь вдаль. Кэр недовольно зашипел. С наемником он справился быстро, всего-то пару раз ударил силой о стену. Теперь тот сидел в подвале башни, за крепкими дверями и под замком. Ждал приезда магистра Ордена Света. "Очередной убийца по твою душу?" - Так нагло идет? "Кто их знает, этих сумасшедших?" Всадник приближался, неспешно, шагом. Корис мог думать сейчас только об одном: он желал увидеть того, кто сводил его с ума. Эта мысль вытеснила остальные, она стала для него больше мира, больше любого иного желания. Защита башни дурных намерений не усмотрела. - Прошел... Видимо, с добрыми мыслями. "Я не вижу его лица из-под капюшона", - проворчал Кэр. - Я тоже. "Пойду, встречу", - Кэр перемахнул через чердачное окно на крышу, и у Лагерта в который раз екнуло сердце. Нет, он знал, что его малыш спокойно скачет по стенам и потолку. Но наблюдать за этим было все равно боязно. "Только будь аккуратен". "Ага. Не волнуйся". Кэр спрыгнул на траву, отряхнул руки и пошел навстречу неторопливо спешивающемуся всаднику. Облачко какого-то порошка, вылетевшее из рук развернувшегося к нему человека, на секунду окутало его голову, заставив закашляться, судорожно зажимая рот и нос. Словно горящие угли в лицо сыпанули, раскаленный песок - в глаза и в глотку. Кэр ударил наугад, но слишком слабо, а больше ничего не смог, упал на колени, задыхаясь и царапая лицо и горло когтями. Паладин заволновался через десять минут. "Кэр?" Он выглянул из окна, но ни всадника, ни Кэра у башни не наблюдалось. "Кэр, где ты?" В ответ не доносилось ни звука, реального или мысленного. Паладин рванул вниз, схватив со стойки только меч. Прорва вылетел на свист, бросив еду. Лагерт прыгнул ему на спину. - Вперед. Брод через Курву был только один, да и путь к большому тракту - тоже. Кто бы ни похитил его Кэра, он постарается затеряться на тракте. Но у него совсем немного форы. Прорва вперед припустил во весь опор - паладин без доспеха весил не так и много. Всадника они увидели уже на опушке леса. Тот погонял коня, перед ним на седле болтался сверток, из которого торчали босые ноги с одного конца и черная коса - с другого. - Наддай, - прошипел Лагерт, перехватывая меч удобней. Разбираться, почему Кэр не сопротивлялся, он будет после. Может, он ранен. Паладинский конь счел, что расстояние достаточное и пошел в атаку, как учили, поравняться и цапнуть вражеского коня за холку. Мало кто после такого продолжал бежать. Жеребчик противника завизжал от боли - он-то не был боевым конем, взвился на дыбы. Капюшон с похитителя слетел окончательно, и Лагерт узнал Кориса. А еще увидел нож, прижатый к свертку острием. - Прочь от меня! - Корис почти шипел, и выглядел он совсем безумным. Лагерт молча поддал под руку с ножом мечом, затем добавил брату в челюсть кулаком. Тот мешком вылетел из седла, грянувшись оземь, как куча дерьма. Лагерт перетащил сверток с Кэром к себе, принялся разворачивать плотную мешковину. Последние два слоя были испятнаны каплями крови над лицом юноши. Паладин огладил ладонью его щеку, разряжая амулет на исцеление. Глубокие царапины перестали кровоточить, но не затянулись, только потемнели по краям. Кэр сипло и редко, с трудом дышал, не приходя в сознание. - Что это? - паладин нахмурился, затем взглянул на брата. - Чем ты его отравил? Корис расхохотался: - Что, не сработало? И не сработает, братец. Пусть он не станет моим, но и твоим тоже не будет. - Говори, - паладин стиснул зубы. - Тогда оставлю тебе жизнь. - Ты не посмеешь убить меня. - Почему это? - Ты же паладин, воин Света и справедливости. Жизнь презренного раба против жизни твоего брата? - Жизнь моего возлюбленного против жизни жалкой твари. И свет разрешает пытать предателей, чтобы получить сведения. Я ведь не воин Добра. Прорва, которому совсем не нравилось то, что смешной мальчик, который умел его слышать, дышит все тяжелее и реже, шагнул к Корису и наступил копытом ему на грудь, пока только обозначив намерение раздавить его ребра. - Итак, говори. - Ты все равно... х-х-х... не сможешь его спасти. Это порошок из крови проклятого единорога и слюны бешеного дракона. - Вот как... Понятно. Теперь я смогу смешать противоядие. Кэр захрипел, он почти уже не мог дышать, яд разъедал его гортань и легкие. На губах запузырилась темная кровь. Лагерт поспешил взобраться на спину Прорве: - В башню. Обратно Прорва почти летел, вытягиваясь в струну. Кажется, даже через Курву перемахнул, не замочив бабок. В башне паладин сразу ринулся в лабораторию, неся на руках Кэра. - Пыльца... пыльца... Порошок... Святая вода. Ага, вот. Смешать, взболтать. Руки тряслись так, что жидкости и порошки в мензурке смешивались и взбалтывались сами. Когда же до паладина дошло, что он больше не слышит хрипов Кэра, что грудь его нечистика больше не колеблется, он не поверил. - Пей... Ну же. Выпей, - он вылил пару капель снадобья в полуоткрытые губы Кэра. В подземелье было тихо, слышно, как бьется о каменный потолок глупая муха, залетевшая сюда по ошибке. И как лязгает цепями пленный наемник в дальней кладовой. Но не было слышно дыхания юноши. - Кэр? - паладин нахмурился. - Кэр? Он не мог опоздать. Не мог! Он отставил сосуд с противоядием и наклонился, вспоминая, что рассказывал ему Терил о том, как заставить дышать раненого. Как же сейчас Лагерт жалел, что у него так мало магической силы. Но там, вроде, она и не нужна? Только зажать нос жертве, то есть, раненому, и вдохнуть в его рот воздух. И еще на грудь нажимать. Паладин честно проделал все, что вспомнилось. В груди Кэра хрипело и булькало от его усилий. Он повернул его набок, и из уголка губ засочилась почти свернувшаяся кровь. Лагерт прижал пальцы к тонкой шее, исчерченной ранами от собственных когтей Кэра, уловил редкое, почти незаметное биение жилки. Еще жив! Оставалось влить в него противоядие. Выход был один - напоить из собственного рта, противоядие не яд, Лагерту поплохеть не должно. Так он и сделал. Осторожно, по каплям, вливал в его рот мерзкое на вкус снадобье, массировал горло, пока Кэр не делал глотательное движение, снова вливал. Наконец, нечистик задышал уверенно, пускай и слабо. Восковая бледность с его лица еще не ушла, и кровь все еще сочилась из уголка губ, потом он начал кашлять, избавляясь от ее сгустков. Паладин перевернул его, придерживая. "...герт... Лагерт?" - Все хорошо, дыши, просто дыши. "Я виноват..." Кэр, наконец, открыл глаза, тусклые, с багровыми от лопнувших сосудиков белками и неестественно расширенными зрачками. - Ни в чем ты не виноват. Лежи. "Я никчемный... телохранитель... Позволил застать себя врасплох. Снова". - Ты не знал, просто вдохнул пыль. Наконец, паладин увидел в действии противоядие: раны очистились и стали затягиваться. Теперь можно было быть спокойным: Кэр не умрет. Правда, сейчас его следовало перенести в постель и запретить вставать. Приказать лежать. - Лежи. И спи. Это приказ - отоспаться. До сих пор он не приказывал Кэру никогда. И последствий этого не знал. Сейчас же узрел во всей красе мгновенно закрывшиеся глаза, успокоившееся дыхание и умиротворенное выражение лица. Глубокий сон, как он есть. - Вот и хорошо, - шепнул паладин, относя его на постель. Интересно, Корис уже уполз, гнида, змея подколодная? Надо бы проверить. А потом основательно подумать о перенастройке охранного круга. А то или он выдохся, или что-то в нем нужно было поменять. Корис никуда не уехал. Он пытался подняться, но не мог: при падении сломал обе ноги и пару ребер. - Валяешься, тварь? - Что, сдох твой раб? - подвывая от боли, оскалился маркиз. - Какой позор: мало того, что сам бастард, так еще и в раба влюбился! Лагерт хмыкнул, перевалил брата через спину потерянно бродившего тут же коня. - Объясняйся дома сам. - Ты даже не поможешь? - Корис не был воином, и такая мелочь, как поломанные ребра и другие кости, лишала его даже малейшей способности соображать. Или он и до этого был сумасшедшим? - Помогу, коня хлестну, чтобы нес быстрее. Крики маркиза он слышал, пока конь не скрылся со своей ношей за ближайшими холмами. - И чего было так визжать? Сказал бы спасибо, что жив остался, - довольно злобно пробормотал Лагерт, возвращаясь в башню. Оставалось надеяться, что отец все-таки образумит Кориса. Надежды на это было мало, кто бы образумил самого герцога с его пагубной страстью к карточным играм. Матушка, как всегда, не станет вмешиваться. Она почему-то лишь о старшем сыне пеклась так, что считала возможным настаивать на своем мнении. А после его отъезда в Орден устранилась ото всех дел. Хотя, какое теперь ему дело до семьи герцога? У паладина есть Кэр. Лагерт подумал, что напишет магистру. Заключить брак с Кэром ему, конечно же, никто не позволит. Это было бы вопиющим нарушением всех и всяческих традиций и правил, как светских, так и орденских. Но, по крайней мере, статус официально проживающего вместе с Лагертом дадут. Он вошел в спальню, сел рядом с Кэром, взял его руку, осторожно погладил тонкое запястье. Как так вышло, что без этого мальчишки он уже не мыслит своей жизни? Может, просто любит? - Люблю тебя. Свет Милостивый, в самом деле, так просто... Скандалы в семействе эл-Авьер стали даже не первой сплетней, а обыденностью. Например, кошмарный мезальянс: маркиз Корис женился на неприлично богатой, но безродной вдове из торгового сословия. Герцогиня эл-Авьер потребовала развода. Развода! Слыханное ли дело? И, что самое интересное, король ее требование утвердил. Герцог все же подписал отречение старшего бастарда, при дворе шептались, что под давлением магистра Ордена Света. Впрочем, год спустя об отреченном все забыли... кроме его матушки. Герцогиня, вступившая в Орден Света в качестве странствующей сестры милосердия, повадилась навещать Туру и сына. К немалому изумлению Лагерта, она быстро отыскала общий язык с Кэром, что было удивительно, ведь слышать его она не могла. - Да как вы общаетесь-то, Кэр? "Ну, я-то ее слышу, а она меня... как-то понимает", - улыбался юноша. Мать любимого паладина ему понравилась, от нее не несло гнилым нутром и протухшей совестью. - Но как? - не понимал Лагерт. Впрочем, надолго он об этом не задумывался: жизнь в собственном доме требовала времени и постоянной работы. Они даже небольшой огородик завели, с лекарственными травами и кое-какими кореньями для еды. А еще, еще к ним теперь часто приезжали паладины, оказавшиеся по воле судьбы неподалеку. Отдохнуть, залечить раны, с которыми не справились сразу и сами, поесть вкусной стряпни Лагерта. У Туры появилась пристройка на три гостевых комнаты и небольшая купальня. И сарай пришлось расширить. "Клевер-то какой", - восторгался Раскат, пока Терил гонял ученика мечом по двору, не давая зарастать жирком. В соседнем стойле согласно пофыркивал Прорва, которого каждое лето теперь буквально требовали в деревенский табун. Мощный, здоровый и все еще очень выносливый жеребец стал гордым папашей аж пятнадцати жеребят. Кэр же увлекся алхимией, а после - ювелирным делом, благо, в золоте недостатка не было, а камни иногда привозили собратья Лагерта. Из-под его рук выходили на удивление изящные и емкие амулеты. Не забывал он и об Амори, раз в полгода приезжая с Лагертом к развалинам Норта и подкармливая умертвие. Жизнь текла своим чередом, словно тихая и сонная Курва, и Кэр, отсчитывая года, улыбался: в каштановых волосах Лагерта с момента установления их связи не прибавилось ни единого серебряного волоска, а на его загорелом лице - ни одной морщинки. - Как же хорошо жить, - радовался паладин. - Ну что, нечистик, за грибами? "Ну ты опять?!" - делано возмутился Кэр, собирая нехитрый перекус, мазь от комариных укусов и фляжки с водой. - Ну, прости, - Лагерт сгреб его в объятия, поцеловал, заставив обмякнуть и почти растечься по своей груди. - Кэр. Мой Кэр.