You can stop. You can't stop.

Утро встречает Гарри зверской головной болью – она просто вгрызается в мозг, неторопливо поглощая все его извилины. Вообще, он не планировал засыпать – глотал терпкий бурбон у себя в кабинете, вытянувшись в мягком кресле. Даже когда он осознал свою влюбленность в Эггси, то не мог подумать, что будет так тяжело. В его жизни было достаточно чувств как разделенных, так и неразделенных, но ни в одной ситуации не было так сложно. Когда были шансы, можно было их использовать, когда не было, можно было уйти. Здесь нельзя было делать ни того, ни другого; и можно было бы без труда пережить и яркие эмоциональные переживания, и острые физические реакции, если бы они были по отдельности. В случае с Гэри Анвином его накрывало такой волной разнообразных чувств, что он начинал терять контроль, а в некоторые моменты уже не начинал: становился бесконтрольным существом, обуреваемым страстями сродни звериным инстинктам. Их с Эггси прикосновения друг к другу хранились у Гарри в папках "Ценное" и "Чрезвычайно секретное". За один вечер эти папки пополнились коротким поцелуем, ситуацией с соусом, выглядящей, как попытка соблазнения, и пальцами Эггси, которые так хотелось переплести со своими. О том, как он раздевал мальчишку, Гарри Харт старался не думать, иначе они рискуют проснуться в одной постели. И это, скорее, «неизбежно», чем «возможно». Вымуштрованному годами организму не составило труда разбудить его вовремя, но лучше вообще не спать, чем спать полчаса, уронив голову на стол. На щеке остаются следы от часов, а на руке – точечки от строй щетины. Да и вообще зеркало ему сейчас говорит, что он – очень помятый джентльмен после трехдневной пьянки. Душ, чистая одежда, освежающий лосьон для бритья проводят его жизнь в порядок, но ничуть не проясняют сложившуюся ситуацию. Гарри возится на кухне, тщательно спрятав костюм под хрупкую ткань накрахмаленного фартука и высоко подвернув рукава рубашки. Надо бы разбудить Эггси, но одна мысль о теплом почти обнаженном теле, разметавшемся под его одеялом, заставляет стирать зубную эмаль, поэтому Галахад решает сделать это немного позже. Эггси говорил, что с утра его ждет Мерлин, иначе ему можно было бы просто оставить ключи от дома. – Шикарный синяк, Гарри! На немного хрипловатый со сна голос оборачиваться не стоило, Гарри Харт и так знал, кто это, но все же обернулся, и зрелище того стоило: на мальчишке были только пена для бритья и его банный халат, небрежно перехваченный поясом ровно настолько, чтобы не позволять бордовому полотну свалиться с плеч. Если бы это был не Эггси, Гарри восхитило бы это четко выверенное сочетание драпировок. Халат был надет таким образом, чтобы, скорее, открывать самые выгодные ракурсы изгибов тела, чем скрывать их; это мгновенно провоцировало яркую игру воображения. Но Эггси бы не пришло в голову сделать это намеренно, зато умение случайно делать идеальные вещи было одной из самых характерных для него черт. – Откуда? – Эггси широко зевнул, на мгновение смутился под взглядом Харта, торопливо прикрыл рот рукой и снова дерзко сверкнул глазами: – На чей-то кулак ночью напоролся? – Да, два раза, – хмыкнул Галахад. Пена на лице парня сейчас была отличным предлогом, чтобы отвести взгляд от его тонких лодыжек. Если он собирался бриться, логичнее было бы сделать это в ванной, если не собирался, то что подразумевает под собой этот перформанс? Галахаду приходится убеждать себя, что это отличная разминка для мозга, потому что выше лодыжек и колен его взору открывается много интересных деталей, которые мозг, памятуя о вчерашних послаблениях, настойчиво предлагает изучить. На ощупь. А лучше, и вовсе, языком. – Что у тебя с лицом? – С лицом? – Эггси удивляется совершенно искренне, трет щеку, несколько секунд пялится на пену, и его лицо светлеет: – Точно! Где у тебя бритва? Я не нашел. Гарри закатывает глаза. В его ванной комнате нет ничего такого, что он бы хотел скрыть от Гэри, но обшарить все прежде, чем задать вопрос?.. Читать лекцию о манерах у него самого нет сейчас настроения, так что он просто коротко отвечает: – Второй ящик справа, черный футляр, – и отворачивается обратно к плите. Подальше от этих ног, взъерошенных волос и сонных глаз. Когда Эггси коротко благодарит и возвращается обратно, Галахад пытается понять, что с ним самим происходит. Наравне с интересом к Эггси и его телу он чувствует невозмутимость и нечто, схожее с апатией. Возможно, все не так плохо, как ему казалось? Временное наваждение, а не любовь; недостаток секса, а не жажда именно этого тела? "Впрочем, эмоциональное выгорание тоже пришлось бы к месту", – меланхолично думает Гарри Харт, когда лопатками ощущает приближение Эггси. – Что готовишь? – Овсянку. Гарри оборачивается, и ему хочется рассмеяться, глядя на вытянувшееся лицо мальчишки. – Серьезно? – несчастным голосом уточняет тот. – Я люблю овсянку, – отвечает Галахад, ставит на уже сервированный стол тарелку каши и улыбается: – Но для тебя я приготовил классический английский завтрак. Исподтишка он наблюдает, как Эггси сметает томаты, колбаски, яичницу с беконом и шампиньонами, заедает тарелкой овсянки и довольно улыбается. Гарри нравится такая улыбка парня: открытая, искренняя и честная, а больше всего ему нравится то, что эту улыбку так легко может вызвать любая мелочь. Он уже заканчивает завтрак, когда мальчишка неожиданно, словно резко меняя проложенный фарватер, оказывается рядом и осторожно прикасается к опухшей брови. – Я тут вспоминал вчерашний вечер… с чего ты полез драться? В голосе, кроме смеха, звенит напряжение, и Галахад, подняв глаза, тонет в теплом и внимательном взгляде, таком же, как вчера в машине. – Размяться захотел, – он улыбается, пока Эггси не проводит пальцами по синяку. С эмоциональным выгоранием он поспешил с выводами, куда там! От простого касания пальцев его всего охватывает дрожь, и больше всего сейчас ему хочется поцеловать Эггси. Их губы находятся в зоне первостепенного риска: стоит немного приподняться, и они встретятся. Еще проще пленить пальцы – требуется всего лишь легкий поворот шеи, но Галахад мягко отстраняется и встает. Избегать любых прямых физических контактов с Гэри Анвином – решение, принятое на исходе бутылки бурбона. Уклоняться, уворачиваться – неважно, как это будет выглядеть; главное – не давать к себе прикасаться. – А ты сам не помнишь? – Плохо, если честно, – Эггси морщится, будто у него болят зубы. – Кто-то сказал что-то не то, и ты шикарно отпинал их в переулке. А дальше черная дыра. Вместо тебя три бутылки вискаря выхлестал я? Гарри кривится от формулировок и начинает убирать со стола, обходя Эггси по приличной дуге. Даже если тот сейчас подастся вперед, этого не хватит, чтобы прикоснуться. – Ты выпил всего половину бутылки и съел один стейк. Стоило так громко заявлять о своем намерении употребить скромный кусок мяса? – добродушно подшучивает он. – Я вот хотел спросить, – Гэри Анвин растягивает слова, по-охотничьи следуя глазами за Галахадом, – синяки на лице – это акт мазохизма? Не верю, что ты не мог уклониться. Гарри уже относит посуду в кухню, когда в лопатки врезаются новые цветовые оттенки интонаций, и нельзя не поразиться, как Эггси мастерски владеет этим искусством. "Музыка – искусство интонируемого смысла", – фраза всплывает в голове сама, Гарри понятия не имеет, где и когда ее прочел, но это точно о голосе Эггси: только что можно было захлебнуться в теплых переливах бархатистого тембра, а сейчас ощущается только острота злости и раздражения. – Да, решил вспомнить, как это, когда тебе бьют морду, – агент Галахад ухмыляется, намеренно увеличивая дистанцию между ними бранным словом. – Гарри, манеры – лицо мужчины, – укоризненно раздается в ответ, – лицо, а не морда. Впрочем, если захочешь, чтобы тебе набили морду, ты всегда можешь обратиться ко мне, я с превеликим удовольствием помогу тебе разобраться с этим небольшим затруднением. И в этой фразе нет места смеху. Путь в кэбе они проделывают в полном молчании, а в офисе Эггси убегает настолько быстро, словно действительно боится опоздать к Мерлину. Гарри сидит у себя в кабинете, рассеянно листает документы по прошлому делу, потом мнет в руках газету и пытается понять, что произошло. Судя по поведению мальчишки, он его обидел. Только, чем и когда успел, для Гарри остается загадкой. Это пойдет на пользу увеличению дистанции между ними, но Галахад не любит не понимать механику произошедшего. Ударить словами можно не менее больно, чем кулаком, но ударить случайно – хуже придумать сложно. – Какой у тебя рост? – Эггси врывается в его кабинет без стука. – Шесть футов и полтора дюйма, – отвечает Гарри, рассматривая мальчишку. Опять взъерошенный и, определенно, злой. – Позволь узнать, зачем тебе потребовалась эта информация? – Каблуки выбираю, – огрызается агент Анвин и исчезает. Глядя на закрытую дверь, Гарри на мгновение задумывается, не сон ли это: слишком сюрреалистично звучит заявление про каблуки. Он находит Эггси в общем зале, устраивается в кресле напротив и вежливо интересуется: – Прости, я, кажется, неправильно расслышал. Что ты выбираешь? – Туфли на каблуках, – скороговоркой выпаливает Эггси, закатывая глаза, и продолжает без паузы: – Ты умеешь танцевать танго? – Умею, – кивает Галахад и возвращается к предыдущей теме: – Зачем тебе туфли на каблуках, и причем тут мой рост? – Ма... – мальчишка запинается и смотрит в папку. – Машише? – В том числе, – Гарри кивает, откидывается на спинку кресла и ждет, пока Эггси расскажет ему сам. Каблуки и танго вызывают нехорошие предчувствия. Мальчишка вздыхает, отрывается от планшета и бумаг, смотрит в глаза Гарри. Глаза Эггси сейчас, как льдинки: холодные и колючие. Галахад спокойно выдерживает этот взгляд, а вот услышанное выбивает почву из-под ног: – У нас с тобой задание: через три дня вечером мы идем на официальное сборище каких-то там танцоров танго, в общем, нам придется танцевать. Кингсмену понадобились мои, – мальчишка усмехается, – волшебные ручки. Так что у тебя три дня, чтобы научить меня этой машише. И да, я буду на каблуках и в платье, – Эггси бросает последнюю фразу и с вызовом смотрит Гарри в глаза. Галахад не знает, чего ожидает мальчишка: насмешки над тем, что ему придется идти на задание в образе женщины? Глупость какая, эта участь никого из них не миновала, всем когда-то приходилось изображать женщину – их всегда в Кингсмене было меньше. Да и иногда требовались способности определенного агента. Сейчас он уже староват для того, чтобы изображать прекрасную леди, а вот из Эггси можно сделать потрясающую красотку. – Эггси, – Гарри вздыхает и чуть подается навстречу, опираясь локтями на свои колени, – ты правда думал, что я буду над этим смеяться? – он укоризненно качает головой. – Тебе же меня сопровождать, – резко отвечает Эггси, но взгляд его смягчается. – Три дня на танго?.. – Галахад с сомнением смотрит на Гэри. – Я способный, – смеется тот и поворачивает планшет экраном к наставнику, показывая картинку: – Как тебе? Платье мне сошьют, а туфли не успеют. – Отличный выбор, – Гарри поднимается. – Жду тебя в зале. Не дожидаясь ответа, он выходит. Эггси в платье – это не страшно. Более того, возможно, ему будет чертовски идти. Машише – это большая проблема. Бразильское танго, самый сексуальный и горячий вид танго. Движения его носят откровенный эротический характер, а флирт и соблазнение партнера столь же обязательны, как основные движения. Как будет реагировать Эггси на сексуальные сигналы, исходящие от него, Галахаду интересно. Будет ли он вообще как-то реагировать на эти прикосновения, резкие движения, взгляды? Но стоит только представить, как будет соблазнять его Эггси, и становится понятно, что единственное, что его может спасти – абсент внутривенно. Или, на худой конец, криогенная заморозка, иначе его ничто не удержит от того, чтобы трахнуть Гэри Анвина прямо на лакированном полу. Даже не трахнуть, а выебать, не сильно интересуясь его мнением. "Пресвятые угодники, помогите мне!" Гарри разминается в ожидании Эггси. Прикидывает, на сколько хватит его выдержки, сначала снимает пиджак, а потом надевает обратно – пусть будет дополнительная преграда, разделяющая их тела. Эггси на удивление легко усваивает все шаги и переходы. Гарри ожидал, что ему оттопчут ноги по самые колени, но мальчишка всего несколько раз наступил ему на ногу и еще несколько – зацепил ботинки. С чувством ритма и памятью у него тоже нет никаких проблем, и уже через несколько часов он свободно скользит по паркету. А вот когда Гарри просовывает ногу между его ног, резко вжимается бедрами и опрокидывает его на спину, удерживая за поясницу и не отводя взгляда, мальчишка выталкивает воздух из легких и смотрит на него расширившимися зрачками. – Ты быстро учишься, – с неожиданной хрипотцой в голосе говорит Гарри. – Прямая спина, четкие шаги, отличное попадание в ритм, но танго – это не только техника, танго – это, прежде всего, страсть. Он рывком поднимает Эггси наверх, прижимая к себе, касается щекой виска и медленно, словно хищник, движется вперед, не выпуская парня из объятий. Гэри стискивает на нем ладони, словно тиски, дышит, как загнанный зверь, и непонятно, чье сердце сейчас беснуется в груди: Эггси или Гарри. Или же это оба?.. Галахад не пытается прочистить горло, хотя хрипит ему в ухо, как хрипел бы от сильной простуды: – Ты должен доверять мне, Эггси. – Я доверяю тебе с первого дня. Ты все еще не заметил? – еле слышно отвечает мальчишка, и кажется, что он напрягается еще больше. Это уже даже не вытянутая струна, это стальная арматура. – Ты должен флиртовать со мной, – Гарри отталкивает от себя Эггси, и за секунду до того, как тот готов грохнуться спиной на лаковый паркет, ловит его за руку и одним движением возвращает к себе в объятия. – Ты должен соблазнять меня… соблазни меня, Эггси, – выдыхает он в ухо, обжигая его дыханием. Гарри Харта заносит. Он чувствует себя пьяным, хотя не брал в рот ни капли алкоголя со вчерашней ночи. Паркет сейчас, как палуба дрейфующего в неспокойном море корабля, и чтобы сохранять равновесие, пересечь ее четким шагом, не цепляясь за борта, требуется концентрация всего организма. Это же слаженная, подвластная мозгу, тренированная система, ну! Никакой член, навязчиво упирающийся в молнию на брюках, не должен мешать адекватной работе мозга! Галахад готов дать себе по морде сам, не дожидаясь, пока это сделает кто-то другой, лишь бы его голова сейчас заработала в обычном режиме, лишь бы включился внутренний тормоз. Боже, да где же там этот стоп-кран?! – Собла-азнить?.. – тянет мальчишка и немного отстраняется, глядя на него. От пожара, разгорающегося в глубине зрачков Эггси, Гарри чувствует себя объятым пламенем. Огненный столб взвивается до небес. Во времена tabula rasa огонь был основой мироздания. Древнейший мифологический архетип, первичный образ, ассоциативно направляющий развитие его мыслей. В древности огонь символизировал душевную чистоту человека. Жертвоприношения на костре, казнь еретиков, самосожжение – и сейчас Галахад сам готов взойти на любой алтарь. Это его аутодафе, его казнь, его самосожжение как акт веры он сам шагнул в этот костер, предложив Эггси соблазнить себя. Гарри Харт готов гореть дальше, сойти в геенну огненную, пересечь долину Еннома и рассыпаться пеплом, взвиться до небес, возродиться – сделать все, чего потребуют эти глаза. Слова Эггси доходят до него не сразу. – Я соблазню тебя, Гарри. Галахад молчит. Он молчит, когда Эггси подается вперед и раздвигает его ноги резким движением скользнувшей вперед туфли. Так выбивают опоры у моста, так выбивают табурет из-под ног висельника, так он теряет точку опоры, перемещая вес на одну ногу, но не теряет равновесия. Его осанка плывет, плечи опускаются, спина сгибается, и Гэри снова сжимает пальцы, резко дергая Гарри на себя, заставляя выпрямиться. Весь его взгляд говорит: «Ну, как тебе, Гарри?» – Неплохо, мой мальчик, – Гарри склоняется вперед, касается носом носа Эггси, нависает над ним. – Только не забывай, кто из нас ведет. Агент Анвин смеется и делает шаг вперед, Гарри повинуется этому движению и отступает на полфута – что бы не происходило между ними, это должно оставаться частью танца. Только сейчас ему хочется толкнуть Эггси так, чтобы его швырнуло о стену, приложило до боли затылком о жесткую преграду, но он только поднимает локоть, устанавливая его параллельно полу, и сжимает вторую руку на пояснице, почти переламывая мальчишку пополам. Гарри Харт впивается безумным взглядом в его шальные глаза, делает несколько напористых шагов вперед, неуклонно заставляя повиноваться своему натиску, перехватывает ладонь и отшвыривает, раскручивая с такой силой, что сквозь музыку слышен хруст чьих-то суставов. Его? Эггси? Гарри не задумывается, снова сжимает плечи парня, вернув в его объятия и таким же рывком заставив выпрямить спину. – Не забывай этого, Эггси, – Галахад снова опрокидывает его на спину, и их губы оказываются буквально в дюйме. Эггси сглатывает и отводит глаза, а Гарри сжимает его кисть до боли. – Никогда не разрывай зрительный контакт во время танца, Эггси. Ты понял? Ни-ког-да, – чеканит он по слогам. Гарри Харт собирается продолжить свою отповедь, но захлебывается обжигающим воздухом, когда разогнувшийся Эггси, нахально глядя ему в глаза, высоко закидывает ногу, прижимается коленом к его бедру, а лодыжкой почти касается ягодиц. Движение, подсмотренное в каком-то фильме, простое, но эффектное, и ставшее неожиданностью для самого Гарри. То, что делает Анвин дальше, слишком походит на безумие: просовывает свою ногу между его и скользит вперед, спускаясь все ниже до тех пор, пока буквально не распластывается по полу. И, как прилежный ученик, не разрывает этого блядского зрительного контакта. У Галахада темнеет в глазах, и он замирает, пытаясь обуздать себя. Проще всего в такой позе будет рвануть молнию на своих брюках и сгрести короткие светлые волосы на затылке, утыкая лицом мальчишку себе в пах. Следующий звук, который могут издать его голосовые связки, прозвучит, как звериный рык, поэтому он рывком поднимает Эггси с пола и идет выключать музыку. – Ну, как, Гарри, я – способный ученик? Голос Эггси звучит устало, дыхание сбито, как после кросса, но улыбку Галахад чувствует спиной. «Ты уверен, что не умеешь танцевать танго?» – хочется спросить в ответ, но он только поводит плечами и спокойно произносит: – Способный, но мы продолжим завтра – на каблуках тебе будет сложнее повторить все то, что ты делал сегодня. До завтра, Эггси. Гарри, не оборачиваясь, выходит из зала и на негнущихся ногах направляется в ближайший туалет. Хорошо, что здесь нормальные изолированные помещения с дубовыми дверями. Здесь все сделано для комфорта, даже сливные бачки спрятаны в стену, а места было бы достаточно, чтобы с комфортом выспаться. Его возбуждение сейчас не сравнить с тем, которое было в баре – впору сознание терять. Он опускает крышку унитаза, устало оседает сверху, позволяет плечам опуститься и найти опору позади себя, а ногам – вытянуться во всю длину. Гарри расстегивает свои штаны, морщась от болезненной чувствительности члена, спускает брюки до колен, а потом, подумав, вообще вытаскивает их них одну ногу. Ему не нужна сейчас никакая визуализация, никакие образы Эггси – эти образы только что несколько часов маячили у него перед глазами, сосредоточенно покусывали губы и прижимались то грудью, то бедрами. Он широко разводит ноги и не спеша облизывает свою ладонь. Просто вылизывает от запястья до основания пальцев, обильно смачивая слюной, а потом погружает пальцы в рот, обводя каждый их них языком. Обхватив ладонью свой член, Гарри думает, что такими темпами он сойдет с ума за эти три дня. И чего Мерлину вздумалось направлять именно его на задание с Эггси? Шел бы сам или отправил Агравейна, оба танцуют не хуже. От мысли о том, что все то же самое Эггси мог бы вытворять с Агравейном, все существо накрывает беспросветная тьма жгучей ревности. Нет уж, обойдутся, он сам научит Эггси танцевать! Просто давно пора носить с собой смазку! Резких движений сегодня будет недостаточно, Гарри хочет большего. Он прерывается, распускает галстучный узел, расстегивает пиджак и рубашку. Развалившись на унитазе в офисе секретной службы, почти голый агент Гарри Харт, известный как Галахад, непристойно раздвигает ноги и надрачивает свой член со всей страстью, охватывающей его тело. «Если здесь установлены камеры, кто-то может сорвать джек-пот с таким шикарным компроматом», – лениво думает он, упирается затылком в стену и бесстыдно стонет. Гарри скользит второй рукой по своей груди широкими оглаживающими движениями, цепляет соски и коротко царапает ногтями шею. После такого возбуждения оргазм непременно наступит быстро, Галахад ловит его на подступах – и до боли сжимает собственную мошонку, заставляя волну удовольствия отхлынуть, смешаться снова с океаном эмоций. В его собственном стоне ему чудится удивленная нота, словно организм не в силах поверить в такое коварство: не дать кончить, когда есть такая чудесная возможность! Он сегодня не хочет так, не хочет быстро, Гарри хочет, чтобы ему полностью снесло крышу, только не в присутствии Эггси, а наедине с собой – это тот максимум, который можно себе позволить. Поэтому он с удовольствием теребит свои набухшие соски, ласкает, как не ласкали их его любовники и любовницы – возможно, не предполагали эрогенной чувствительности в этом месте, возможно, просто не хотели, но Гарри иногда хотелось ласки именно такого вида. Галахад растирает их подушечками пальцев до тех пор, пока дуновение воздуха не становится для них болезненными, а потом начинает немного покручивать, оттягивая вверх. Его ладонь неподвижна, пальцы сжаты в кольцо; Гарри работает бедрами, бесстыдно всаживая член в собственную руку, щиплет свои покрасневшие от такого обращения соски и стонет – о, как он стонет! Такого разврата в постели Галахада не позволял себе ни разу, даже там он старался по возможности оставаться сдержанным джентльменом, но Эггси одним своим видом заставляет Гарри открывать в себе новые грани распущенности и безнравственности. До его появления думал ли Галахад, что по собственной воле будет дрочить в туалете, пребывая в таком безобразно вульгарном виде? Никогда! Однако сейчас даже эта мысль подстегивает его возбуждение, вынуждает тело двигаться быстрее, сокращает мышцы снова и снова, пока не наступает развязка. Гарри грязно ругается в пустоту, глотает свои стоны и хрипы, пошло дергает бедрами, пытаясь продлить удовольствие, от которого хочется поскуливать и упасть в обморок. Да что там в обморок, он готов заснуть на полу прямо здесь! Вытирая пальцы, Гарри размышляет, что пока он способен сдерживать поскуливания и желание заснуть, вытянувшись на полу, еще не все потеряно, но ему определенно нужна хорошая сигара. И бром.