You can stop. You can't stop.

Следующие два дня становятся для Гарри то ли адом, то ли раем – он сам не взялся бы идентифицировать окружающую реальность. Осознавать свою любовь к Эггси, чувствовать ее каждым дюймом кожи, каждым волоском, каждым нервным окончанием – это упоение, эйфория, наркотическое опьянение. Прижимающийся к нему Эггси, раскрасневшийся, дерзкий и при этом совершенно отчетливо не принадлежащий ему – личная преисподняя. Ад, рай, лимб – ни на что не похоже, однако Галахад чувствует себя проходящим чистилище и спускающимся ниже по всем девяти кругам ада. Его первый круг – само появление Эггси в зале с утра. Свежий, отдохнувший, смеющийся Гэри вызывает смешанные чувства: желание обнять или еще больше отстраниться. Гарри не чувствует себя в безопасности рядом с ним, Гэри Анвин больше не входит в его зону комфорта. Этот танцевальный зал на одном из подвальных этажей становится минным полем. По итогам их занятий он точно предпочел бы вальс или любой другой танец, позволяющий находиться на большем расстоянии друг от друга. Эггси самозабвенно нырнул в это танго, с полной отдачей углубившись в изучение как технической, так и эмоциональной части; от его тела исходит такая энергетика, что иногда Гарри Харту позорно хочется сбежать, закрыться в бункере и не выходить оттуда ближайшие несколько лет, но он только делает шаг навстречу, во второй круг. Вторым кругом его личного ада становятся проклятые туфли на каблуках. Туфли пришлось выбрать с ремешком. В конце концов, ремешок на женской обуви и появился во время развития активных танцев, чтобы не потерять их во время специфических па, но от первой пары Гэри случайно отрывает ремешок в попытках застегнуть замок. Гарри морщится, когда мальчишка беспардонно закатывает отутюженную ткань брюк, обнажая лодыжку. Стрелка загибается в сторону; на отворотах есть, как минимум, три складки, которые стоило бы разгладить, но, естественно, Эггси это даже в голову не придет. Привить ему стремление к безупречному внешнему виду так же невозможно, как и научить стучать. Новая обувь, тугие кожаные ремешки, с трудом проскальзывающие сквозь узкую металлическую пряжку и еще не подстроившиеся под форму ноги… Совершенно необязательно было их так дергать! Гарри беспристрастно наблюдает, как Эггси ругается себе под нос, пытаясь попасть ремешком в серебристую пряжку, раздраженно натягивая несчастную полоску кожи все сильнее. В любое другое время Гарри посоветовал бы ему успокоиться, или вовсе застегнул бы сам, но не сейчас, сейчас он старается не приближаться без лишней надобности. Сжимающий оторванный ремешок Гэри Анвин выглядит, как обиженный ребенок, который только что сломал новую игрушку. Галахад закатывает глаза, давит в себе неуместный порыв нежности и идет заказывать новую пару. Гребаные туфли воплощают и третий круг. Если формулировать точнее, то не сами туфли, а Эггси на каблуках. Когда он взвешивает туфлю в руках, рассматривает каблук, задумчиво ковыряя коротким ногтем набойку, и говорит, что если утяжелить и правильно замахнуться, то получится неплохое оружие – без проблем можно пробить череп, Гарри смеется; когда Эггси, не удержав равновесия, падает в его объятия, ему уже не смешно. Слишком велико желание сжать эти плечи посильнее, властно притянуть к себе и поцеловать уже эти невозможные губы, но нужно в очередной раз усилием воли восстановить между ними хоть какую-то дистанцию. Хотя бы потому, что его собственное тело с готовностью реагирует поднадоевшей уже эрекцией. Их взгляды – четвертый виток адской спирали. Незначительная разница в росте никогда не мешала и не помогала Гарри Харту, он просто не придавал ей значение, пока Эггси не оказался одного роста с ним. Он молчит, не отпускает дежурных шуточек, о которых Галахад в данный момент вспоминает с тоской, потому что молчаливый взгляд, впивающийся в его глаза, хуже рентгеновских лучей. Эггси хорошо усвоил его урок о зрительном контакте, слишком хорошо, и никакими танцевальными маневрами Гарри больше не удается сбить этот лазерный прицел. Хуже всего то, что он не может понять, что выражает этот взгляд. Он не видит возведенных стен и защиты, не видит непроницаемой маски, так часто покрывающей его собственное лицо, но не видит и прежней открытости. Прошло то время, когда мальчишку можно было читать, как раскрытую книгу. Напротив, сейчас Гэри Анвин пытается прочесть Гарри Харта, залезть к нему в голову. И нельзя не отметить, что делает это весьма профессионально, но деликатно. Мальчишку хочется щелкнуть по носу и сказать, что он пока еще ему не по зубам, но Гарри продолжает молчать. Эта шутка не разрядит обстановку, а только накалит еще больше, если Эггси воспримет ее как вызов. На второй день танго его оборона и так начинает местами трещать по швам, и у Галахада просто не хватает времени ее латать. В круге пятом жарко, как в самом адском пекле. Гарри в прямом смысле плавится от прикосновений к Эггси, от температуры в этом чертовом зале. Он несколько раз переводит кондиционер в более холодный режим, но все равно не может остыть. С непредсказуемыми реакциями его тела он не может себе позволить снять пиджак, и судорожно думает, как бы еще охладить помещение до тех пор, пока Эггси через пару часов не прерывает их танец на середине и не обжигает его взглядом: «Ты считаешь, что я буду невъебенно сексуален, кашляя, как туберкулезник?!» Эггси раздраженно пересекает зал, устанавливает нормальную температуру, и только сейчас Галахад замечает холодную испарину на собственном лбу и ледяные пальцы. Еще он замечает, что на каблуках мальчишка уже передвигается совершенно свободно. Его походка изменилась, но из нее исчезло блядское виляние бедрами, которое появилось, когда он научился нормально сохранять равновесие на шпильках. С прохладой в зале он переборщил, его самого почти бьет озноб, но все равно Гарри ощущает себя как в лихорадке, в бреду, мечущийся по постели с высоченной температурой. Ему нечем дышать, музыка вытягивает из него все жилы, а перед глазами все плывет, когда он в очередной раз прижимается к Эггси бедрами. Это точно жар адского пламени, обволакивающий огонь, а ему все еще нужно сохранять лицо и спокойное дыхание. Согласно Данте, шестой круг был предназначен для еретиков и лжеучителей. О да, это было сейчас о нем! То, что хотелось сделать с Эггси: завалить его на пол, сорвать одежду, ощущая, как трещит под пальцами плотная ткань, наблюдая, как разлетаются по полу пуговицы его рубашки (Галахад даже представляет траекторию и дальность их полета, если уронить мальчишку на пол прямо сейчас), и облизать разгоряченную кожу, даже не покрыть поцелуями, а именно облизать, поймать губами каждый судорожный вздох, попробовать на вкус пульсирующую вену на шее – все это чистая ересь. Гарри не хочет подчинить себе Эггси, доминировать, наоборот, перед его телом хочется благоговеть, поклоняться ему, как святыне. Нельзя сказать, что он сгорит от этих мыслей в адском пламени – он уже горит в нем. Наставник, учитель… Он должен учить Эггси. Помогать ему развиваться, указывать правильный путь, поддерживать, когда тот оступится; в данный момент – учить танцевать, а не желать разложить его на блестящем паркете и засадить по самые яйца, заставить стонать, извиваться под ним и давиться стонами во время оргазма. Если шестой круг Дантового ада Гарри Харт мог соотнести с собой, то седьмой был бы идеальным для него местом: пристанище разбойников, убийц и содомитов. Впрочем, по мнению самого Гарри седьмой круг должен быть предназначен для всех, у кого есть обоняние. На обоняние Галахад никогда не жаловался, но и похвалиться в этой области было нечем: нюхачом он никогда не был, да и длинный нос того же Мерлина чувствовал гораздо больше запахов – у Гарри было обычное, среднестатистическое обоняние. Но сейчас ему хотелось иметь хороший насморк, чтобы ничего не чувствовать, потому что запах Гэри Анвина сводил его с ума. Легкий аромат парфюма нельзя отнести к изысканным запахам и даже нельзя заподозрить в нем нарочитое упрощение парфюмерной композиции, как в последнее время стало модным среди именитых парфюмеров – запах был откровенно дешевым. Лосьон после бритья, дезодорант или нечто подобное; Гарри сомневался, что Эггси пользуется туалетной или парфюмированной водой. Однако этот запах идеально подходил мальчишке: легкий аромат утреннего бриза, дарящий прохладу и умиротворение. Этот запах хотелось вдыхать снова и снова. Особенно, когда к нему примешивались еле уловимые терпкие ноты пота, и когда неизвестная субстанция разогревалась на коже от интенсивных движений. Галахад ощущал себя юной нимфоманкой, одуревающей от чужого запаха. Никакое желание секса нельзя было сравнить с тем, что творилось с ним сейчас. Если бы не многолетнее умение держать себя под контролем, то Гарри уже скользил бы носом по шее Эггси, отыскивая источник запаха, судорожно дергал бы галстучный узел, пытаясь содрать его пониже, и по-звериному обнюхивал бы ключицы и яремную впадину. Но Гарри Харт, агент Галахад не может себе этого позволить, поэтому только сильнее выпрямляет спину и следит, чтобы локоть располагался параллельно полу, а их танец – не пересекал установленные границы дозволенного. Они и так слишком близко, чем должны были бы быть. Предпоследний, восьмой круг, – это дорога. К Дьяволу Данте с его классификацией, предпоследний круг – это всегда дорога в ад! Его путь в бездну, путь на краю пропасти, путь в эту самую пропасть. Путь по краю пролегает вдоль, параллельно зияющей пустоте, она же разверзается перед Гарри с каждым шагом все сильнее. С каждым вдохом, каждым шагом этого долбаного танго, он шагает ей навстречу. Ничего хорошего впереди его не ждет – Гарри осознает со всей леденящей безысходностью, но он не может туда не идти. Спроси его кто-то, почему, он не смог бы ответить. Желание выполнить задание? Да срать на него! Сломать или прострелить себе ногу не так уж сложно. Стремление оградить Эггси от загребущих рук Агравейна? Тоже не то. Лежа в постели, Гарри не может уснуть, ворочается с боку на бок и размышляет. Да, он не хотел бы, чтобы Эггси учил танцевать кто-то другой, слишком чувственно и эмоционально у мальчишки это получается, но это не та причина, которая заставляет его двигаться к краю. Сам Анвин? Невыносимый, несносный мальчишка, который одним своим появлением сломал весь устоявшийся уклад его размеренной жизни? Фигня! Возможно, именно это, а не чужой кулак, вписывающийся в его лицо, и есть акт мазохизма? Галахад не знает, он не находит ответа, но понимает, что как бы близко не подошел к этой черте, не может позволить себе перейти Рубикон. Нельзя шагнуть в бездну, а значит, он не шагнет. Говорят, что Дьявол кроется в мелочах. Гарри Харт полностью с этим согласен. Стильный смокинг кроем, отличающим от классического, бабочка, блестящие туфли, аккуратно скрытый слоем тонального крема еще не до конца сошедший синяк и идеальный маникюр – не это становится убежищем для Дьявола, его прибежище – это Эггси вместе с его внешним видом. По цвету туфель было понятно, что платье для Эггси не будет красным, Галахад рад, это было бы слишком банально. Глубокий сине-зеленый цвет прекрасно подчеркивает цвет глаз Гэри Анвина, а тени в тон добавляют во взгляд поволоки. Никакой блядской красной помады, никакого яркого маникюра, но Эггси выглядит настолько офигенно, что не сможет остаться незамеченным. Портные Кингсмена в этот раз превзошли сами себя. Гарри опасался всех этих декольте и открытых рук, потому что, в отличие от самого Галахада, плечи Эггси были слишком широкими для среднестатистической женщины, но сейчас они невообразимым образом скрадывались блестящей тканью. Декольте Эггси оставили только сзади, узкое, чтобы не демонстрировать накаченную спину, но такой неприличной глубины, что туда немедленно хотелось засунуть руку. Галахад невозмутимо рассматривает внешний вид парня и натыкается на его настороженный взгляд. – Ты какой-то бледный, Гарри! – белоснежная улыбка во все тридцать два зуба показалась бы напряженной только опытному физиогномисту, но Гарри хватает основ, изученных пару дюжин лет назад. – Уже готов упасть в обморок от моего внешнего вида? Мальчишка кривляется и зубоскалит, наверное, сам не осознавая, насколько прав. Заподозрить в нем мужчину почти невозможно. Никакой угловатости движений, стесненности из-за непривычного наряда – ничего, что бы отличало поведение «Аделины» от обычного образа Эггси Анвина в его вечных кроссовках с крыльями и толстовках безумных расцветок. Даже с голосом умудрились что-то сделать: бархатистый баритон теперь звучит на пол-октавы выше, превратившись в глубокое женское контральто. Небольшое напряжение, наверняка, вызвано уже не необходимостью изображать женщину, а страхом перед реакцией Гарри Харта. Гарри хочется рассмеяться и привлечь мальчишку к себе. Любые слова будут бесполезны, да он и не смог бы их произнести, – это очередной виток его табу, но проблема в том, что Галахад не видит различий между Эггси в костюме, Эггси в толстовке или Эггси в платье – это все равно Эггси и никто иной. Он не испытывает особенного прилива возбуждения, только ощущение, ставшее за последнее время уже привычным: когда твое собственное тело бастует, и член может среагировать в любую секунду, легкое возбуждение легко можно подавить усилием воли. Возможно, от ярких физиологических реакций его спасают несколько таблеток успокоительного, принятого за полчаса до этого, но Гарри удается оставаться спокойным и невозмутимым. Сегодня, он уверен, никаких «соблазни меня, Эггси» не будет. Вместо смеха он вежливо улыбается и галантно протягивает парню руку: – Ты отлично выглядишь, мой мальчик. Галахаду уже приходила в голову мысль, что Эггси давно обо всем догадался и нарочно дразнит его еще больше. Пальцы невесомо ложатся в ладонь, скользят к ее основанию, оставляя ожоги, сродни химическим, будто невзначай, забираются под манжету и на долю секунды обхватывают запястье, заставляя Галахада подавиться воздухом. А потом, как ни в чем не бывало, поднимаются до локтя, незаметно прикасаясь к складкам дорогой ткани, и, наконец, Эггси деликатно обвивает кистью сгиб локтя Гарри. Впрочем, деликатным это, скорее, выглядит со стороны: Галахад всем телом ощущает вес Эггси, который тот целиком и полностью переносит на него. Так же он прекрасно, острейшим образом чувствует жар прижимающегося бедра, бесстыдно выглядывающего из разреза на юбке. Гарри опять горит на внутреннем костре. Он вежливо улыбается, глядя в глаза мальчишке, и думает: «Я убью тебя нахер!» Прием становится последним кругом Ада, и сам Люцифер не вызвал большего хаоса и смятения в его душе. В кэбе Эггси ведет себя прилично, даже немного отстраненно; собран, спокоен и сосредоточен. Дама, которой подает руку Гарри, чтобы помочь выйти из машины, сногсшибательна и очаровывает всех своей улыбкой, но на приеме словно сходит с ума. Задание изображать пару Гэри Анвин воспринимает не просто буквально. Создается впечатление, что Эггси собирается изображать влюбленную леди в постели в разгар медового месяца. Он не сводит глаз с Гарри, куда бы тот не отошел, при этом беззастенчиво флиртуя направо и налево. Когда они стоят рядом, Эггси пожирает его взглядом и постоянно прикасается. Обнимает его за талию, прижимается к плечам и слишком часто что-то шепчет на ухо. – Прекрати хлестать шампанское! Ты пьешь уже двенадцатый бокал! – вполголоса возмущается Эггси, почти касаясь губами ушной раковины, и смеется. У Галахада кружится голова. Можно было бы списать это на шампанское, выпитое на голодный желудок, он действительно много пьет, но Гарри не сторонник самообмана: прильнувший всем телом Эггси – прямая причина его головокружения. – Пьяным из нас выглядишь только ты! – парирует Галахад, не сводя взгляда с объекта их задания. – Не пробовал от меня отлипнуть? – Как Вы можете так разговаривать со своей леди, сэр Гамильтон?! – томное контральто вибрирует в ушах, и Гарри с трудом сохраняет вежливую улыбку. Он не может позволить себе отстраниться, не здесь и не сейчас, но Эггси сейчас хочется разложить на коленях и хорошенько отшлепать, причем именно в рамках наказания, а не сексуальной игры – он ведет себя, как расшалившийся ребенок. – Именно, что «леди»! Так и веди себя, как леди! – предписанная строгим регламентом улыбка держится на его губах, как приклеенная, хотя нервы, похоже, скоро лопнут от натяжения. – Слушаюсь, любимый, – мурлычет Гэри Анвин и отстраняется. Гарри бесшумно переводит дыхание, поправляет съехавшие очки и упирается взглядом во вновь возникшего перед глазами парня. Галахад отмечает, как тот профессиональным воровским жестом уводит с подноса мимо проходящего официанта что-то из закусок, и откровенно охреневает, когда в его собственные губы врезается тарталетка. – Я хочу, чтобы ты это попробовал. "Ты вконец охуел!" – Гарри Харт пытается испепелить мальчишку взглядом прямо на месте, но Эггси не собирается сдаваться, поэтому он ухмыляется, приоткрывает рот, утягивая губами тарталетку, и скользит языком по пальцам. Выражение глаз Эггси сейчас не получается расшифровать, но в глубине зрачков разгораются искры. «Преломление света ламп, отраженного от платья – вот и все», – убеждает себя Гарри, незаметно облизывая губы. Он мысленно благодарит Пресвятую Деву за то, что они стоят в отдалении от всех, потому что это напоминает дешевое порно. И чертовски заводит, если уж совсем откровенно. – Не смей так больше делать, – Галахад делает шаг назад, разрывая все контакты с Эггси. – Леди так себя не ведут. Такое поведение, скорее, подойдет шлюхе. – Тогда очень дорогой и охуенной шлюхе! – фыркает Гэри. – Да-да, чопорные английские снобы, я помню. Гарри улыбается; по голосу Эггси слышно, что он успокоился и, возможно, поставил свою крышу на место – шутка звучит обыденно и привычно. Он мягко сжимает пальцы мальчишки и вежливо кивает: – Самое время заняться делом. Идем танцевать. К танго с Эггси Галахад уже имеет некоторый иммунитет, плюс успокоительное и шампанское должны помочь. Эта мысль успокаивает, пока они не начинают танцевать. Никакой жаркий стриптиз не может сравниться с тем, что вытворяет мальчишка в его руках. Гарри привычно фиксирует происходящее вокруг и ловит голодные взгляды, заставляющие непроизвольно стискивать пальцы на частично обнаженной спине. Похоже, после этого танца его будут хотеть многие. Если говорить о задании, то Эггси справляется отлично: клиент посматривает в их сторону с явным интересом, и как только они заканчивают танец, немедленно приглашает Гэри на танцпол. Мальчишка довольно подмигивает, следуя за мужчиной, а через несколько секунд Гарри понимает, что его пытка только начинается. Девятый адский круг, чтоб его! Видеть всю эту страсть и пульсирующую энергетику со стороны – полдела, а вот смотреть на то, как Эггси откровенно лапают во время танца… Гарри кроет по-черному. Ценой проваленного задания он готов выдрать сначала мальчишку из этих рук, а потом и сами руки из плеч. Ревность оказывается настолько яростной, что Галахад чувствует себя бессильным. Никогда ни у кого не просил помощи, но сейчас был бы готов сделать этот позорный шаг, лишь бы прекратить это. Но агентам Кингсмен не пристало ждать помощи; они справляются со всем сами, или работают в команде. Командная работа не подразумевает просьб, там все завязано на взаимодействии; задание для одного учит рассчитывать только на себя. Галахад в совершенстве владеет этим умением. Но это не помогает, когда после танца Гэри Анвин не возвращается к нему, а направляется в противоположную сторону. И рука их клиента лежит в этот момент на его талии. Терпения Гарри хватает на полторы дюжины минут, он засекает. Он пытается вежливо кивать какой-то старушке, рассказывающей о том, как она танцевала в былые годы, но все его мысли крутятся вокруг Эггси, который никак не возвращается. Вряд ли могла сложиться ситуация, в которой он не смог бы предупредить Гарри, но такое отсутствие – повод для беспокойства, об этом они не договаривались. Гэри Анвин обнаруживается быстро: на выходе из зала, прижатый к стене и самозабвенно целующийся с тем, у кого просто нужно было что-то украсть. Гарри словно пропускает удар во время спарринга: звон в ушах, мгновенная пелена тьмы перед глазами и привкус крови во рту. Сейчас крови во рту взяться неоткуда, разве что прикусил собственный язык и не чувствует боли, но этот металлический привкус ни с чем перепутать нельзя. Только один яд оставляет такое же послевкусие. Тело двигается механически. Разворачивается, направляется обратно в зал, выпивает по пути еще пару бокалов шампанского и опускает его на диванчик. Мозг работает в автономном режиме, перебирая яды и другие отравляющие вещества, вспоминая классификацию, признаки отравления и доступные антидоты – все, как на экзамене. Гарри твердит себе, что это ради задания, но внутри неумолимо тикают часы, отмеряя время. Эггси возвращается через тридцать четыре минуты. За это время можно устроить государственный переворот, захватить Пентагон и взорвать несколько спутников. Мальчишка невозмутимо подходит сзади, наклоняется и обвивает руками его шею. – Я закончил. Валим отсюда, – страстно шепчет он на ухо. Больше всего Гарри сейчас хочется отодвинуться, однако одно то, что ему сейчас не приходится смотреть в глаза Эггси – большая удача, поэтому он смиренно выжидает положенную паузу, встает и пробирается к выходу, легко лавируя в толпе. Обходительно помогает Эггси сесть в машину, устраивается на соседнем сидении, снимает очки и устало откидывается на сидение. – Гарри, ты в порядке? – Просто устал немного, – Гарри не открывает глаз и не поворачивает головы, он не хочет сейчас видеть Эггси – в таком состоянии невозможно предсказать реакцию своего организма – и вежливо улыбается: – Ты молодец, отлично справился. – Я рассчитывал, что мы вместе отметим удачное завершение. Галахад прислушивается к знакомому голосу. Он не звучит расстроено, или, напротив, услышанное не выглядит шуткой, но напряжение разлито по всему автомобильному салону. Наверное, мальчишка не понимает изменений в его поведении, но Гарри не может его сейчас успокоить. Слишком большой риск сорваться. – Завтра отметим, тебе тоже нужно отдохнуть. Все равно завтра еще сдавать отчет Мерлину. – Угу, – слышит Гарри в ответ, и до самого дома его сопровождает только тишина. Прощаясь, Галахад скользит взглядом по рукам и ногам, но не смотрит в глаза, Эггси отвечает так же вежливо и безэмоционально. Даже не видя его лица, можно легко представить эту вежливый и совершенно бесстрастный изгиб губ. В спальне Галахад снимает с себя пиджак и рубашку, аккуратно складывает бабочку, вешает одежду в шкаф и направляется в ванную комнату. Ему сейчас требуется холодный душ или алкоголь, от которого в последнее время начинает тошнить. Хотя абсент на голодный желудок должен сработать отлично. Он тщательно умывается ледяной водой, трет лицо, стараясь привести себя хоть в сколь-нибудь адекватное состояние, и думает, что перед Эггси потом нужно будет извиниться. Придумать какую-то убедительную причину своему поведению, когда он сможет соображать снова. Гарри откидывает назад намокшие во время умывания пряди волос, вода с которых растекается по лицу и слишком похожа на слезы, ловит себя на том, что избегает и собственного отражения в зеркале, поэтому просто прижимается к нему лбом и закрывает глаза. Несколько мгновений раздумий, и вот он уже расстегивает молнию на своих брюках и скользит рукой в трусы, сжимая член. Поставить его – дело нескольких секунд, слишком много напряжения он сегодня испытывал. И, уж тем более, Гарри сразу знает, что будет представлять сегодня – поцелуй с Гэри Анвином. Прижать его так же к стене, запустить пальцы в волосы, заставить запрокинуть голову и впиться в этот искривленный в насмешливой улыбке рот. Кусать губы, ласкать, зализывать собственные укусы, трахать языком в рот, позволить себе засунуть руку в разрез платья, или даже в декольте, и с удовольствием стиснуть аппетитную задницу, целуя так, чтобы у парня ноги подкашивались… Почему кому-то это позволено, а ему нет? Гарри дрочит резко и отрывисто, насухую, не используя смазку. Цепляет пальцами беззащитную головку, морщится от болезненных ощущений, но только ускоряет движения. Такими темпами можно порвать уздечку к чертям собачьим, но ему маниакально хочется все сделать максимально жестко. Плевать, что будет дальше, сейчас мастурбация не приносит никакого удовольствия, просто нужно кончить, выплеснуть боль, обиду и оказавшееся чрезмерным для него напряжение. Он сильнее вжимается лбом в прохладное стекло, касается его носом; приоткрыв глаза, замечает, как блестящая поверхность ритмично покрывается конденсатом от его дыхания, и, наконец, с мучительным страдальческим стоном выплескивается в свою ладонь. Он ошибся. Оргазм не приносит облегчения. Кажется, что в груди появляется какой-то новый булыжник, к тяжести которого придется привыкнуть, но пока он задыхается. Галахад исступленно моет руки холодной водой, как хирурги, отмывая их до самого локтя, и жалеет, что поблизости нет какой-нибудь жесткой щетки, сейчас ему хочется содрать с себя кожу. Отмывшись, Гарри поднимает голову и смотрит в глаза своему зеркальному двойнику. Поплывший грим на синяке, треснувшая ранка на брови, кожа зеленоватого оттенка и тусклый взгляд. – Ты жалок, Гарри Харт, – резюмирует он, сжимает пальцы в кулак и со всей силы бьет кулаком в дурацкое стекло с куском серебра позади него. – Так ты выглядишь лучше, – Харт усмехается, глядя на свое отражение, иссеченное и умноженное радиальными трещинами, сдирает с себя брюки, и уходит, оставляя их прямо на полу. Со всей этой ситуацией определенно нужно что-то делать.