После сдачи отчета Гарри сбегает. Конечно, Эггси не бежит за ним по всем коридорам, но по собственным ощущениям он именно убегает. От мальчишки во вторую очередь, в первую – от самого себя. Внутри поселилась ноющая пустота, но это лучше, чем быть настолько влюбленным в Эггси. Эти три дня и фонтан эмоций измотали его до предела, однако вместо отдыха он ищет еще больше работы. Трехнедельное выездное задание в Австралии? Отлично, это то, что ему сейчас нужно. Без Эггси, без напарника, без команды, почти без страховки – мечта! Гарри всегда любил работать без страховочного троса – постоянной связи с Кингсменом. Очки со множеством встроенных функций были в свое время прорывом, но работа в одиночестве всегда щекотала нервы своей опасностью. Выброс адреналина в стрессовых ситуациях – лучшего лечения не придумаешь. И в отсутствие постоянного контроля и наблюдения можно сбросить маску бесстрастности, а это необходимо, чтобы разобраться в себе. Его задание по большей части состоит из наблюдения, сбора информации, ее систематизации и анализа. Особого выброса адреналина не предвидится, это задание одно из самых легких, но никогда не знаешь, как все пройдет. Сейчас задание выглядит почти отпуском.
Он улетает немедленно, без сборов, агентство все равно предоставит все необходимое. С Эггси он тоже не прощается, хотя и понимает, что в будущем разговора не избежать, но сейчас Галахаду нечего сказать Эггси, кроме как «У нас есть проблема: я тебя люблю», но этих слов он не хотел бы произносить никогда. В данный момент нужно дистанцироваться на максимальное расстояние, чтобы успокоиться и найти решение. Не может быть так, чтобы не было выхода, выход всегда есть, осталось его отыскать. В самолете Гарри Харт пьет свой правильный мартини, читает свою легенду и расслабляется. Краткая передышка перед новым витком сосредоточенности.
Следующие недели он всеми силами пытается выкинуть из своих мыслей мальчишку и сконцентрироваться на себе. Мысли об Эггси ведут себя так же, как сам Эггси: упрямо и непредсказуемо. Устранив источник нескончаемой эрекции, Галахад рассчитывает на покой, но не тут-то было, ему начинают сниться эротические сны. Каждый Божий день, точнее каждую ночь ему снится Гэри Анвин. В его снах тот ведет себя совершенно по-разному: смешливый и сосредоточенный, беззаботный и внимательный, сумасшествие и воплощение разума – все грани Эггси находят свое отражение в его подсознательных фантазиях. Наяву еще можно контролировать свои мысли, заставить себя сосредоточиться на чем-то другом, но сны – неподвластная ему территория. Когда-то на волне всеобщих увлечений Гарри пытался научиться осознанным сновидениям. За всю свою жизнь он перепробовал много эзотерических практик в рамках работы или просто из интереса, но оказалось, в этой области ему ловить нечего. Возможность не видеть Эггси во сне была бы сейчас благом, но все происходящее было наименьшим из зол, и Гарри смирился. Каждую ночь мальчишка так или иначе оказывается в его постели, и их секс настолько разнообразен, но всегда крышесносен, что Галахад с трудом сдерживает по утрам разочарованные стоны и с еще большим трудом игнорирует назойливый стояк. Если нельзя избавиться от иллюзий во сне, то большой глупостью будет не делать этого в реальности.
Организм оказывается настолько настроен на автономный режим работы, что Галахад впервые недоволен этим: при текущих обстоятельствах он бы предпочел, чтобы мозг был целиком и полностью занят работой, однако он находит все больше времени на мысли об Эггси. Он пробует посещать тренажерный зал и изматывать себя тренировками, но все это слишком напоминает Кингсмен, чтобы помочь отвлечься. Тогда он начинает бегать по утрам и вечерам. Казалось бы, физическая нагрузка минимальная и слишком размеренная для экстренной помощи, но программа оказывается на удивление действенным способом не думать. Легкий вечерний или утренний ветерок мягко вымывают все мысли из головы, как прибой на песчаном пляже медленно, но неизбежно обкатывает случайно затесавшиеся камни. Каждая из его пробежек длится несколько часов, и после каждой из них Гарри ощущает, как ему становится светлее. Не резкий, прорезающий пространство луч агрессивного света во тьме, а приближающийся заполняющий свет в конце темного тоннеля. И шутки про поезд, идущий навстречу, оказались бы лишними в этот момент. Выход не найден до тех пор, пока его не осознает разум, не сформулирует, не разложит по папкам, разобьет по пунктам, не переведет все стрелки в нужное положение, прокладывая маршрут; с этой точки зрения его выход еще не имеет четких границ, но тело интуитивно подобрало само способ расслабиться. Даже сны становятся менее яркими и больными – не взмах бритвой, а тупой удар кулака – и все чаще они разговаривают с Эггси во сне и ограничиваются просто поцелуями. Страстными, правда, поцелуями.
За несколько дней до возвращения обратно Гарри идет в бар. Просто, чтобы расслабиться еще больше, но ни в коем случае не отмечать еще незаконченную миссию – в этом вопросе он крайне суеверен. Шумные и людные места с громкой музыкой обычно раздражают Галахада, поэтому он старается не посещать такие заведения, но здесь все иначе: крики толпы сливаются в один, создавая общий и на удивление ненавязчивый фон, музыка не бьет по ушам басами, а струится приятной мелодией. То ли ему и правда повезло, то ли просто изменилось восприятие. В любом случае, Гарри не собирается анализировать, а просто наслаждается легким коктейлем и той степенью расслабленности, какую он вообще может позволить себе на людях. То, что он любит Эггси, не вызывает больше сомнений – времени прислушаться к себе было предостаточно. Но он все еще – неподходящая для него пара, и это константа его жизни. Гэри Анвина сложно понять: какие-то его действия можно было бы расценить как сексуальную заинтересованность, но в следующую секунду он уже сохраняет нужный интервал между ними. И даже Гарри не смог бы придраться к его величине, тут Гэри ведет себя, как джентльмен. Всплески выбивающегося из привычных для Эггси рамок поведения – не признак интереса, а просто фривольность. Возможно, игра, вызов или попытка подразнить, вызвать неконтролируемую реакцию.
То, что происходит с его телом – несомненно, прямое следствие влюбленности, но также просто недостаток секса. Гарри пытается припомнить последние свои сексуальные похождения, и это получается с трудом. Тогда все ему показалось настолько скучным и унылым, что идея пробовать что-то еще не вызывала энтузиазма – в этой жизни он многое успел попробовать. Однако в чужом городе и чужой стране, за несколько дней до возвращения к привычным рамкам можно позволить нарушить собственные жесткие границы.
– Вы весь вечер на меня смотрите, – подсевшая девушка юна не настолько, чтобы Гарри испытывал угрызения совести, это, скорее, молодая женщина, очень приятная, миловидная и улыбчивая. – Вы не похожи на скромнягу, который стесняется подойти к девушке, поэтому я решу, что Вы просто не знаете, каким коктейлем меня угостить. Я Вам подскажу: клубничный дайкири.
Весь вечер – явное преувеличение, впрочем, женщинам это свойственно и простительно. Так же, как и восприятие любого взгляда в их сторону как сексуального интереса. На самом деле, Гарри методично читал этикетки на бутылках за спиной у бармена. Они все настолько привыкли к приближающим функциям очков, что зачастую собственное зрение садилось быстрее, чем должно было быть. Очки Галахада были без диоптрий, и он намеревался сохранять такое положение вещей как можно дольше, поэтому не избегал малейшей возможности тренировки глазных мышц. Девушка просто оказалась на линии его взгляда, впрочем, это к лучшему, он все равно подыскивал себе вариант романа, привлекательного в своей кратковременности.
Гарри улыбается самой очаровательной и открытой улыбкой из своего арсенала и заказывает пару коктейлей. Его спутница оказывается хорошей собеседницей, за разговорами они легко коротают несколько часов, и она совершенно не против легких прикосновений, которые обычно носят вопросительный характер. Галахад не скатывается до такой банальности, как рука на спинке дивана, перемещающаяся на плечи, но не отказывает себе в удовольствии заправить выбившуюся из прически прядь волос за ухо, склониться ближе, не утруждаясь ссылаться на громкость музыки.
Уже в такси, когда дело доходит до поцелуя, Гарри чуть не умирает. На мгновение кажется, что его сердце действительно останавливается, когда он ощущает прикосновение чужих губ и осознает, что это не Эггси. Отчетливая, кристальная ясность момента скрипит пеплом на зубах: надо же быть таким идиотом, чтобы не понимать, что ему не нужны все, кто не Эггси. Ему не нужен никто, кроме Эггси. Никто иной не нужен ни его разуму, ни даже телу. «Вот уж действительно никакого самообмана, молодец, Галахад», – усмехается он.
Девушка, действительно, оказывается неплохой и на удивление разумной. Может, и лучше, что ничего не сложилось. Гарри ожидает скандала, возможно, пощечины, и, уж точно, гримасы недовольства на лице, но та только грустно улыбается и высказывает свои сожаления. Выходя из автомобиля, она окидывает Гарри пронзительным взглядом, так похожим на редкие, но пробирающие до костей, взгляды Эггси, и добавляет: «Я так и думала, что ты влюблен. Думаю, тебе стоит немедленно отправиться прямиком к ней».
Прямиком «к ней» Галахад отправляется через три дня. Он просто возвращается домой; естественно, хочет увидеть Эггси, скучал по нему, но эта тема отныне табуирована и закрыта глубоко внутри – он успокоился, задание выполнило свою дополнительную функцию с избытком: Гарри Харт ощущает себя прежним.
Это блаженное ощущение убивается дверью, от которой он с трудом спасает свой нос.
– Гарри! – ворвавшийся в кабинет Эггси, нисколько не смущаясь, расплывается в широкой улыбке и с удовольствием обнимает его за шею. – Не буду спрашивать, где пропадал, но, надеюсь, ты не забыл, что задолжал мне банкет после прошлого задания?
– Здравствуй, мой мальчик, – Гарри мягко улыбается и столь же мягко отстраняется, размыкая руки мальчишки. Внутренне он ликует, потому что его член молчит в этот момент. Сердце, правда, пытается трепыхаться и скандирует: «Бан-кет! Бан-кет!», а память любезно подсовывает ему воспоминание об одном из снов, где Галахад с удовольствием трахал Эггси на банкетном столе, но Гарри Харт остается невозмутим. Игнорировать этот бунт – не такой большой труд.
– Привет, – нетерпеливо отмахивается мальчишка от всех этих «этикетных реверансов». – Идем?
– Извини, но я сейчас не могу, у меня есть дела. Увидимся, Эггси.
Галахад с интересом наблюдает, как меняется лицо Эггси, когда он тянет:
– Дела, значит… – он тускнеет. Пристальный взгляд прищуренных глаз скользит по телу Гарри сверху вниз и немного проясняется: – Ладно, значит, в другой раз. Рад, что ты в порядке, – вежливо добавляет мальчишка и уходит.
Галахад переводит дыхание. Всю спокойную уверенность в собственной выдержке Гэри Анвин разрушает одним только своим появлением. Три недели усилий псу под хвост? Или это была просто краткая передышка перед новым кругом ада? Гарри тихо стонет, пользуясь отсутствием людей вокруг, сжимает большим и средним пальцами немедленно занывшие виски: куда уж дальше-то? Все свои девять кругов он уже миновал…
Гарри врал. Не было у него никаких дел, была только собственная установка: держаться от Эггси на расстоянии. Ее он выполнил, но сейчас ему срочно требуется выпить. Можно пригласить Мерлина на пару пинт мартини и заодно закинуть удочку про очень долгосрочную миссию. Где-нибудь на год-два. На Востоке.
Домой Гарри возвращается в середине ночи. С Мерлином они выпили гораздо больше двух пинт и не только мартини и вяло трепались за жизнь. И почему-то упорно избегали упоминания Эггси на любую тему, хотя раньше тот постоянно всплывал в их разговорах. Хотя, возможно, это он избегал упоминания Эггси? Тогда получается, что это именно он избегал упоминать Гэри Анвина? И все это время мальчишка всплывал не в их разговорах, а в его, Галахада, разговорах?.. «Я так и думала, что ты влюблен», – вспоминает Гарри слова девушки и усмехается. Конспирация всегда была одной из его самых сильных черт, но сейчас он провалился по всем фронтам. Хорошо, что это касается личной жизни, а не работы, задание он выполнил отменно, но все равно это уже тревожный звоночек.
Присутствие постороннего в доме Гарри ощущает сразу, еще на крыльце, каким-то шестым чувством. Все замки целы, сигнализация не тронута, однако пистолет из кобуры он достает еще перед входом. Первый этаж чист – наметанный глаз определяет это сразу, и, поднимаясь по лестнице, Галахад морщится, ощущая, как от предчувствия сосет под ложечкой. Эггси всегда нравилось бывать в его кабинете, а игра расскажи о миссии из газетной вырезки превратилась в своего рода ритуал. Эггси не торопился узнавать про все передовицы, которыми были обклеены все стены кабинета, но непременно спрашивал о нескольких делах, словно пытался неторопливо узнавать о его жизни. «Только не это», – с оттенком безнадежности думает он, глядя на пробивающийся из-под двери кабинета свет, убирает пистолет и открывает дверь.
На его рабочий стол перекочевала добрая половина бара: виски, бурбон, вермут, водка и…что-то еще. Гарри хмурится, разглядывая разлитый по столу алкоголь, намеренно игнорирует нетрезвого Эггси, восседающего в его рабочем кресле над всем этим безобразием. Галахад брезгливо морщится, легким движением сбрасывая со стола ноги, которые мальчишка нахально водрузил на его край, демонстрируя начищенные оксфорды. Эггси, не говоря, не слова, откидывается на спинку кресла и явно наблюдает за ним – в глаза Галахад все еще не готов ему посмотреть, слишком большое искушение спустить этого наглого щенка с лестницы. Несмотря на форменный свинарник среди его бумаг – Гарри мысленно стонет, замечая янтарные пятна на одном из листов: эту дрянь переписывать несколько часов! – Эггси выглядит идеально в отличие от своего обычного вида. Из аккуратной прически не выбивается ни один волосок, ботинки чистые настолько, что можно подумать, он чистил их прямо в кабинете, костюм в идеальном состоянии, и даже виндзорский узел, который еще ни разу не получался у него с первого раза, выглядел безупречно. Гарри Харт с неприязнью передвигает бокалы, чудом разыскивая среди них чистый, наливает себе виски и устраивается в кресле в углу комнаты. Сейчас они с Эггси зеркально повторяют позу из двадцати четырех часов с наставником: тогда Эггси сидел в кресле, а он за столом. И он не собирается спрашивать разрешения – это его дом. Он устраивается со всем комфортом, вытягивается, откинувшись на спинку - поза получается несколько фривольной из-за строения кресла. Он не помнит, зачем и когда купил этот предмет мебели, нечто среднее между креслом и шезлонгом, но так никогда толком и не использовал, – и вот, пригодилось. Гарри делает большой глоток виски, вытягивает руку на узком подлокотнике и наконец поднимает глаза, глядя на Эггси.
Галахад сразу понял, что тот злится. Он с сожалением думает, что нужно было открыть окно – от тяжелого запаха алкоголя начинает подташнивать, но сейчас уже поздно. Он знал, что Эггси злится, и максимально подготовился к этому, но волна ярости, плещущаяся в глазах мальчишки, сбила бы его с ног, если бы он стоял, а так просто размазывает по кожаной обивке. Так отбрасывает взрывной волной к стене, так, наверное, чувствует себя человек, сбиваемый девятым валом. Гарри захлебывается в этой ярости, но хуже всего то, что Эггси прекрасен в этот момент. Все его тело напрягается, вытягивается, как струна. Выгнать сейчас Гэри будет невозможным, главное – держать его на расстоянии от себя. Долго он не продержится, поэтому нужно свернуть разговор как можно быстрее. Гарри не знает, что сделает, когда уйдет Эггси. Может случиться все, что угодно: шагнуть с крыши, разнести половину дома, напиться до отключки, безобразно обожраться отвратительным, приторным тортом с кремом…
– Незаконное нарушение границ частной собственности – уголовно наказуемое деяние, – голос Гарри звучит достаточно спокойно, только немного хрипло.
– Полицию вызовешь? Валяй! – Эггси смеется, не сводя взгляда с Гарри.
– Ты знаешь, что я этого не сделаю, – от этого взгляда он чувствует себя так, словно вокруг сжимаются ледяные тиски. – И все же я хотел бы, чтобы ты уважал право частной собственности.
– Я постараюсь. – мальчишка опрокидывает в себя содержимое одного из бокалов и вытирает губы тыльной стороной руки. – Вот только, мистер Харт, позвольте узнать, что же у Вас были за неотложные дела сегодня? «Извини, но я сейчас не могу», – передразнивает он.
– Назови хоть одну причину, по которой я должен перед тобой отчитываться? – Гарри тоже залпом допивает виски и жалеет, что бутылка осталась на столе.
– Такая причина Вас устроит, сэр Галахад? – Эггси выкладывает пистолет на стол. «Заряжен. Снят с предохранителя», - автоматически отмечает Гарри.
Он смотрит на злого донельзя Гэри Анвина и испытывает новый приступ желания обладать им. Здесь. Сейчас.
– Ты серьезно? – Гарри иронично приподнимает брови, изо всех сил стараясь сохранить лицо, и вежливо интересуется: – Можно я не буду делать вид, что испуган?
Похоже, Эггси скрипит зубами. Продолжать представление с пистолетом глупо, он не может этого не понимать, потому что в этой ситуации есть два пути: стрелять или не стрелять. Гэри не будет стрелять в него – за это Галахад может поручиться чем угодно. Мальчишка на мгновение прикрывает глаза, а когда вновь распахивает их, Гарри уже чудится там тьма и адское пламя. «Может, и правда выстрелит?» – он позволяет себе усомниться на мгновение, но Эггси уже убирает руку с пистолета и наливает новую порцию алкоголя из первой попавшейся бутылки. Галахад с уважением замечает, что его руки не дрожат. В другой момент он бы похвалил его, но сейчас это будет неуместным.
– Я хочу знать, какого хуя? – Эггси смотрит прямо и ровно. – Какого хуя ты от меня бегаешь, Гарри? На встречу со мной у тебя времени нет, а бухать полночи с Мерлином – это нормально?! Меня позвать с вами – западло?
Гарри непроизвольно морщится на бранное слово. Эггси недостает изящества в использовании бранных слов. Пожалуй, этому стоило бы его научить. «Когда-нибудь», – решает он, потому что в следующее мгновение ему приходится метнуться в угол кресла – Эггси швырнул в него пустую бутылку. Она разбивается за спиной. Кажется, где-то там висит передовица со статьей о толпе пьяных придурков, пытавшихся разгромить Букингемский дворец. Очень в тему.
Срикошетивший осколок толстого стекла царапает щеку, но пока кровь не стекает на костюм, Гарри не собирается уделять этому внимания.
– Убери эту блядскую ухмылочку со своего лица! – орет мальчишка. – Мать твою, я хочу знать, что происходит!
А вот это уже плохо. Гарри непроизвольно сглатывает, когда Эггси выбирается из-за стола и движется по направлению к нему. Мягкая поступь, правильный перенос центра тяжести, переход, чтобы отрезать противнику путь к отступлению – все, как по учебнику. Так хищник подкрадывается к своей жертве.
Галахад сожалеет о том, что бегать от Гэри по кабинету – занятие недостойное как джентльмена, так и просто мужчины его возраста; сейчас ему хочется сделать именно это. Пульсирующий гнев Эггси разливается по комнате, наполняя воздух озоном, пространство сейчас начнет искрить от напряжения… И грянет буря.
– Не подходи! – предупреждает Гарри, вжимаясь в спинку кресла.
– Что?! – Эггси натыкается на невидимую стену, и на секунду к нему возвращается обычное выражение детской обиды на лице. Он упрямо трясет головой и делает шаг вперед. – Ты охуел, Гарри?!
– Я сказал тебе. Не подходи, – чеканит Галахад, сжимая подлокотники побелевшими пальцами и считая оставшиеся шаги. Три. Два. Один. Контакт. От прикосновения ноги к его колену его бьет разрядом тока. Он не боится, о нет, он хочет Эггси так, как не хотел во время гребаного танго.
– Боишься? – Эггси нетрезво смеется и склоняется, глядя ему в глаза. – Хуйня, Гарри. Ничего ты не боишься. И ведешь себя, как долбаный мудак. Где же твои джентльменские манеры?
Гарри Харт физически ощущает, как дичают его зрачки. Тепло, исходящее от тела, распространяется вверх от единственной их касательной, которой Эггси, скорей всего, даже не замечает. Коленом касаться бедра, что в этом такого? Гарри сам так не раз подходил к людям, когда нужно было встать вплотную. Только Эггси стоять вплотную к нему совсем не нужно.
– Убирайся вон, – металлические ноты голоса отдаются вибрацией в черепе и новой волной жара. Последней волной, которая накрывает его с головой.
– И не подумаю, пока ты не объяснишь, какие ебаные тараканы поселились в твоей голове! Повторяю: почему ты от меня бегаешь? Все после этого дебильного танго началось, я заметил! Хотя нет, может, и раньше, но после танго ты просто от меня сбежал. Что, ржать надо мной в платье не стал, зато не можешь находиться рядом, загибаешься от отвращения?!
Гарри закрывает глаза, но это больше не помогает. При воспоминании о танго он больше не может сдерживаться, его тело больше не подчиняется ему и он сдается, выпуская вихрь наружу:
– Ты хочешь знать, что со мной происходит? – Галахад открывает глаза и смеется, отчетливо слыша нотки безумия и истерии в своем голосе. – Ты действительно хочешь узнать это, Эггси?
Пальцы отпускают подлокотники и сгребают пиджак на груди парня, с садистским удовольствием комкая, ломая ровные линии лацканов и галстука. Больше всего хочется рвануть их в стороны, обнажая обжигающую кожу, но Гарри просто резко дергает мальчишку на себя и сам приподнимается навстречу, прижимаясь губами к его губам. Губы Эггси остаются неподвижными, он словно окаменел, и через несколько секунд Галахад с сожалением отстраняется, откидываясь снова на спинку кресла.
– Ты бегал от меня, потому что хотел поцеловать? – неверяще произносит Эггси.
– Не только поцеловать, – лаконично уточняет Гарри. Безумие медленно растворяется, будто его и не было. Как ведро ледяной воды, вылитое за шиворот, медленно стекает ручьями по одежде и коже, выискивая себе дорогу, так сейчас яснеет его разум. Он предпочел бы услышать перестук каблуков туфель сбегающего вниз по лестнице Гэри и хлопок входной двери, однако тот не двигается с места. Впрочем, сделав последний шаг за край, падать уже не так страшно, поэтому Галахад просто ждет.
Эггси молчит несколько минут. Возможно, это секунды, но Гарри они кажутся вечностью, а потом тишину разрывает крик:
– Ты гребаный невозмутимый ублюдок!
Плотину прорывает, и это похоже на взрыв нескольких килограммов С4: обжигающая взрывная волна невероятной силы. Эггси замахивается и бьет, не целясь, не пытаясь сломать ему нос или челюсть – просто бьет, вкладывая всю свою силу. Гарри не стал бы уворачиваться, пусть этот удар выбьет всю дурь из его головы, но тело действует само, рефлекторно отбрасывая корпус в сторону. Мальчишка теряет равновесие, вписывается кулаком в спинку кресла и рычит от бушующего внутри гнева. Взгляд, полный ненависти ощущается как взмах острого лезвия на коже, он вцепляется пальцами в пиджак Гарри, буквально отрывая его от кресла, и Галахад думает, что удара лбом ему избежать не удастся. А в следующую секунду Эггси впивается губами в его губы. Он целует жадно и зло, даже не целуя, а скорее, кусая, вкладывает всю боль и обиду, но не отстраняется, не пытается по-собачьи рвануть зажатую между зубов губу резким взмахом головы.
Гарри ломается. Сгребает в охапку вибрирующее от напряжения тело, которое сейчас находится так близко, что у него кружится голова от этого дурманящего жара; Галахад целует его с такой жадностью, словно нашел в пустыне оазис, хищно мнет губы, задыхаясь от страсти, алчно ласкает язык своим, и, будь его воля, выебал бы сейчас Эггси прямо языком в рот – нет того предела, который позволил бы ему насытиться. Гарри готов принять все, что даст ему Эггси, даже если тот искусает его до крови, потому что он заслужил и потому что никогда больше не хочет разжимать руки. Он скользит ладонями под пиджак, коротко царапает ногтями сквозь рубашку скованные напряжением мышцы, но когда Гэри сжимает его член сквозь брюки, Гарри отстраняется.
– Эггси… – хриплый выдох звучит, как стон.
– Заткнись, Гарри, – в глазах мальчишки больше нет ненависти, только остатки злости, и, в сравнении с тем, что было, это кажется почти нежностью. Он нервно рвет пуговицу и молнию брюк, жадно запускает руку в трусы и сжимает член. В этот момент Гарри кажется, что он кончит прямо сейчас. – Ты – такой слепой мудак, Гарри Харт. Да я уже полгода думаю, как подкатить к твоей невозмутимой заднице! Поэтому заткнись! – вполголоса рычит Эггси, сильнее сжимает пальцы и снова впивается в губы поцелуем.
Гарри стискивает его руками изо всех сил, распластывает по своей груди, вжимает. Чувствует биение сердца сквозь рубашки и долбаные пиджаки, сквозь собственные ребра – и только страсть, никакой озлобленности, сносящее крышу, зашкаливающее возбуждение. Целоваться Эггси умеет отлично, и Галахад ощущает укол ревности, вспоминая тот поцелуй на вечеринке. Гэри целовал не его... Он рычит, запускает пальцы в волосы Эггси и резко дергает, заставляя запрокинуть голову и вызывая этим тихий стон. Единственная мысль, которая пульсирует сейчас в голове, прокатывается по нервным окончаниям, ускоряет броуновское движение частиц окружающего их воздуха – желание обладать. Взять, присвоить, чтобы никто и никогда не посмел покуситься на его – о да, теперь его! – Эггси! Галахад медленно проводит языком по раскрытым губам, они даже на мгновение не отодвигаются друг от друга, никакого другого дыхания не требуется, когда можно судорожно глотать чужие выдохи; краткий миг, озвученный только сдвоенным ударом сердца, и он опускает ладонь ниже, ведет по спине, ощущая, как все больше напрягается тело под его пальцами, вытягивается в струну, вибрирует и почти звенит, когда он с трудом просовывает руку под узкий пояс брюк, подогнанных к талии так, чтобы ощущаться второй кожей, и сжимает наконец эту великолепную, желанную и ставшую причиной стольких бессонных ночей задницу. Гэри стонет, подается навстречу, прижимаясь теснее, вышибая последний воздух между ними, и Гарри пользуется этим: запрокидывает его голову, заставляя выгнуть, напрячь шею, и трахает языком в рот. Бесстыдно, развратно, непристойно, не сдерживая редких стонов; трахает так, как засаживал бы член в ягодицы, как сбивает дыхание перед финишной прямой… Когда ему судорогой сводит все тело, он и не думает останавливаться, подумаешь, судорога! Но Эггси отодвигается и, глядя в глаза мутным взглядом, выдыхает в лицо:
– Я мечтал о такой реакции, – мальчишка облизывает и без того влажные губы и серьезно добавляет: – Если бы в постели ты оказался таким же бесстрастным говнюком, я бы сдох.
Гарри с улыбкой смотрит на Эггси, откинувшись на кресло, а тот продолжает:
– Правда, меня все еще бесит Ваша ухмылка, мистер Харт, – Галахад откровенно усмехается: сейчас он согласен сделать вид, что верит Эггси, и тот прекрасно это осознает, – у меня есть способ стереть ее с Вашего лица.
Эггси всегда напоминал Галахаду, скорее, монолитную плиту, скалу, чем нечто текучее и переменчивое, однако с его колен он стекает, в момент оказываясь между ними. Как он оказывается без очков, Гарри почти не замечает, чувствует только, как дужки выскальзывают из-за ушей, и видит, как мальчишка, уже сидя на полу, прячет их в карман вместе со своими. И в следующий момент рывком сдирает с Гарри брюки с бельем так резко, что не успей он приподнять бедра, точно бы остался без части одного из любимых костюмов. Гэри сдавленно матерится, когда узкий раструб брюк не позволяет их протянуть через ботинки, нервно расшнуровывает; Гарри думает, что без штанов, но в пиджаке, рубашке и галстуке выглядит недопустимо развратно, но эти мысли только подстегивают возбуждение, подвигают член потворствовать разврату, прижимаясь к животу. Эггси раздвигает его ноги, развратно ухмыляется, бросая острый, как дротик, взгляд и неожиданно нежно трется щекой о внутреннюю стороны бедра. От этого контраста, полной смены настроения, у Гарри перехватывает дыхание, а дальше он вообще забывает о необходимости дышать и твердом намерении удерживать свою «блядскую ухмылочку» до победного, потому что то, что Эггси вытворяет с ним одними губами и языком, рушит основы Мироздания Гарри Харта. Он не знает, Эггси действительно божественно делает минет, или все нереализованное сексуальное напряжение последних месяцев дает о себе знать, но он с трудом заставляет себя не ерзать по креслу голой задницей – только стонет. Гарри искренне считает, что одного того, как он стонет, мальчишке должно быть достаточно, чтобы сорвать крышу – так он не стонал еще ни с кем, но Галахад мягко тянет того за волосы, отцепляя от себя.
– Гарри, не дергайся! – в глазах Эггси нет даже отголосков злости, зато сейчас надвигается лавина звериного, бесконтрольного возбуждения. – В часах есть точечный паралитик, я узнавал!
– Эггси… – Гарри чуть вздыхает и прикидывает, как бы объяснить, что если тот не сбросит обороты, то он кончит очень скоро.
– Да задолбал ты! – рычит Эггси. – Я так давно хочу тебе отсосать, да, блядь, с самой первой встречи хочу! Еще тогда, в баре, когда ты засандалил кружкой в лоб тому уебку, я хотел залезть под стол и отсосать, пока ты допиваешь свой гребаный Гиннес!
Галахад до боли стискивает пальцы на подлокотнике. Рука на голове Гэри остается неподвижной, но у второй скоро захрустят кости – от одних этих слов у него в глазах темнеет.
– Тебя что-то не устраивает? – яростно спрашивает мальчишка, подаваясь навстречу, и, получив короткий отрицательный наклон головы – единственную реакцию, которую способен сейчас показать Гарри, выплевывает: – Так заткнись! Я из-за твоего танго все туалеты в Кингсмене обкончал!
– Твою ж мать! – Гарри остервенело рычит и, рывком притянув голову Эггси к своему члену, добавляет почти спокойно: – Я тоже, – и этот ровный тон дается ему так же тяжело, как сдерживать себя во время танца.
Эггси издает утробный рык, снова заглатывая член, и Гарри снова трахает его. Снова в рот, только на этот раз членом, методично подбрасывает бедра, вколачиваясь в горло, ощущает стискивающие его кожу пальцы, и рухни сейчас этот гребаный мир, ему будет похуй!
Гарри кончает молча, от нехватки воздуха нет сил ни на стоны, ни на рычание, ни на хрипы, только сильнее вдавливает парня в свой пах, пока ослабевшие пальцы не соскальзывают с его затылка. Эггси утыкается лбом в его живот, а потом поднимает глаза. Кажется, он снова хочет сострить, пошутить, но только выдыхает:
– Я же говорил, что ты охуенный… И я рассчитываю, что тебя хватит на второй раунд.
Гарри смеется и хрипло выдыхает:
– Иди уже сюда, твою мать.
***
Гарри честно собирался пойти в спальню. Там удобнее, большая кровать, постельное белье, дарящее коже прохладу… Галахад совершенно искренне и откровенно рассчитывал, что они туда пойдут, но когда Эггси с готовностью взгромоздился на его колени, сознание объявило забастовку. Наверняка, виной всему были алкогольные пары и недостаток кислорода, потому что Гарри не краснел только усилием воли, когда вспоминал их первый секс. И второй. И третий.
Казалось бы, что может нового показать ему двадцатилетний мальчишка? Нового, может, и ничего, но происходящее между ними не подходило ни под какую классификацию, все счетчики обнулились, данные сброшены, абсолютный ноль остается далеко позади – температура взлетает резкими скачками.
Это уже даже не горящие костры, Гэри ощущается огненным элементалем – живым сгустком пылающей энергии, и он настолько демоничен, что Галахад в определенный момент подумывает, не осенить ли его крестным знамением, но вместо этого целует. Целует так глубоко, как только может, и не отпускает до тех пор, пока шею под пальцами не начинает скручивать судорогой.
Эггси выглядит пьяным или обдолбанным: движения замедлены, дыхание затруднено, взгляд расфокусирован; он силится что-то сказать и не может. Гарри смеется. Не над ним, он смеется просто потому, что ему хорошо, чувства не помещаются в груди, требуют выхода, выплескиваются смехом – и превращаются в глухой стон от очередного прикосновения. «Наверное, я тоже выгляжу обдолбанным…» – думает он, медленно стягивая с Эггси галстук. С удовольствием наблюдает за расширенными зрачками, подрагивающими ресницами, приоткрытыми губами и жадно впитывает каждую эмоцию, каждый выдох. Гарри не собирается торопиться – он столько ждал, способен подождать и дальше. Мягкая ткань скользит под воротником рубашки, извивается между пальцами, лаская их переплетением шелковых нитей, и с тихим шуршанием падает на пол. Гэри мнет пальцами его галстук, превращая некогда отглаженное полотно в мозаику изломанных складок, и резко выдыхает, ловя губами коснувшиеся их пальцы. Он приоткрывает губы, прикусывает подушечки и заглатывает их так же глубоко, как только что погружал в себя член. Несмотря на недавний оргазм, Гарри тонет в омуте возбуждения и едкой боли – ниоткуда всплывает воспоминание о том, что вытворяли эти губы на приеме несколько недель назад. Галахад не имеет права упрекать Эггси ни в чем: тот был свободен целиком и полностью. Более того, Гарри осознанно пытался завести роман, занять место Гэри в своей душе кем-то другим, а тот действовал строго в рамках задания – в этом Гарри Харт не может усомниться. Но он точно так же не может ничего сделать со своей жгучей ревностью и картинками, которые любезно подсовывает воображение. За восемнадцать минут можно хорошенько трахнуться, зажав партнера в ближайшем углу. Мозгом он понимает, что этого не было и быть не могло по многим причинам, которые даже озвучивать не стоит, но сердце заходится в истерике.
Он медленно расстегивает пуговицы на пиджаке парня, не отрывая взгляда от того, с каким исступлением тот сосет его пальцы; за пиджаком – пуговица на воротничке рубашки. Теперь можно прижать пальцы к основанию шеи, повторить ногтем абрис яремной впадины и ощутить, как этого мало… Галахад вытаскивает пальцы изо рта Эггси, обдает его затуманенным взглядом и, сжав воротник рубашки, одним движением раздирает ее, с удовольствием прислушиваясь к треску рвущейся материи. Это просто: нужно только правильно применить силу, чтобы крепко пришитые пуговицы посыпались на пол; это просто: все ложные воспоминания – неуверенность в себе и боязнь потерять то, что тебе не принадлежит. Гэри сдавленно охает под внезапным напором, а Гарри сцепляет в стальной замок руки на талии, захочешь – и то не разорвешь, и неожиданно для самого себя шепчет:
– Хочу, чтобы ты стал моим…
– Ну, так какого хуя ты тянешь?! – почему-то так же шепотом возмущается Эггси в ответ, и Галахад чувствует, как подрагивает зажатое в тиски тело. – Гарри, сволочь, трахни меня уже!
– Я жду, пока ты снимешь с меня этот гребаный пиджак! – Гарри рычит и срывает пиджак с Эггси, сдирает пустую кобуру, отшвыривает ее в сторону стола и рвет с плеч рубашку.
Кожа мальчишки покрывается мурашками, и вряд ли их причиной становится прохлада – в кабинете невыносимо жарко. Эггси упорно игнорирует возбуждение и насмешливо тянет:
– А нужно-о-о? Ты в нем очень сексуален…
Галахад берет себя в руки и усмехается в ответ:
– Хотите поговорить о необходимости некоторых предметов гардероба во время секса, мистер Анвин? Уверены? – Пальцы Гарри, словно невзначай, касаются сосков, а потом резко сжимают их, вырывая стон из груди мальчишки. – Ты такой упрямый, мать твою…
– У меня был отличный учитель, мистер Харт, – пытается отшутиться Эггси, но сдается, нервно дергает галстук и пуговицы, стаскивает последнюю одежду, а потом внезапно вскакивает с его колен. Гарри внимательно наблюдает, как тот торопливо стягивает брюки, снова застревает в ботинках, сдавленно матерится и расшвыривает их так, что сбивает настольную лампу. Мальчишка ловит его взгляд и возмущается: – Иначе ты их с меня еще полчаса снимать будешь!
У Гарри Харта темнеет в глазах, когда обнаженный Эггси прижимает его собой к креслу, и между ними остается только желание. Никаких сомнений и неуверенности; территория, где они хотят друг друга – и эта теорема не требует доказательств.
Как ни странно о смазке заботится именно Эггси. Возможно ли предположить, что он настолько рассчитывал на секс, что таскал ее постоянно с собой? Или припасал для случайных связей на стороне? Гарри об этом не думает, это неважно, хватит того, что сейчас они вместе. От презервативов мальчишка отмахивается легкомысленно, но настойчиво. Агентов Кингсмен регулярно проверяют на такое количество вирусов, что ни у него, ни у Гарри просто не может быть ничего серьезного, да и несерьезному там не выжить.
Галахад и хотел бы не торопиться. Он неторопливо смазывает пальцы, наносит любрикант на кожу, как наносят крем в маникюрном салоне, но Эггси словно чувствует его очередную попытку сделать все правильно и неторопливо, поэтому он сам разводит ноги пошире и подается навстречу, утыкаясь членом в живот Гарри. Эггси безошибочно скользит пальцами по груди и накрывает соски. Гарри приходится скрежетать зубами – мальчишка не может этого знать, но он сжимает их ровно с той силой, что нужно. Так, как нравится Гарри больше всего.
– Если ты будешь тянуть, я тебя доведу до такого исступления, что танго покажется тебе раем… А я тогда очень старался тебя соблазнить. Трахни меня, Гарри.
Голос Гэри звучит хрипло и прерывисто, выдавая бешеное возбуждение. Нетрудно было бы догадаться – стоит только скосить глаза вниз и полюбоваться на член, натягивающий кожу на его животе, но Галахаду всегда больше нравились другие признаки возбуждения: темнеющие глаза, дрожь в голосе, мурашки по телу. Он хищно впитывает реакцию Эггси – и это основная причина, по которой он тянет. Пока сложно предсказать, что будет между ними дальше, поэтому хочется продлить этот момент: когда возбуждение уже зашкаливает, бушуя адреналином в крови, но мозг еще работает.
Гарри наконец снимает все внутренние запреты, сбрасывает невозмутимость, позволяет желанию захлестнуть его с головой. Он хрипло выдыхает в приоткрытые губы Эггси и впивается в его рот глубоким поцелуем. Иногда нельзя размыкать руки, а им нельзя размыкать губы, у них должно быть одно дыхание на двоих. Обжигающая спираль, горячая настолько, что кажется ледяной, та самая, что мучила его все месяцы, сильнее свивая свои кольца внутри, разгибается мгновенно, пронизывает тело, вытягивает его в струну. Гарри жадно сжимает руками ягодицы мальчишки, вжимает его в себя, щедро размазывает смазку в ложбинке между ягодиц, еще больше раскрывая Эггси основанием ладони. То замирает под его руками, обмякает и напрягается, забывает дышать; Галахад снова и снова возвращает его в сознание толчками языка – игра «замри – отомри».
Когда Гарри скользит пальцем внутрь, Гэри непроизвольно напрягается – естественная реакция организма, но он не останавливается, пока не входит до конца, не упирается основанием в растянутые мышцы. Эггси тесный, невыносимо узкий, напряженный, его надо расслабить, растянуть, но он сам двигается, приподнимает бедра, трется и шипит:
– Не вздумай! Гарри, не вздумай меня больше мучить! Я придушу тебя твоим галстуком нахуй!
Галахад сам не дышит, вставляя в него второй палец. Нет никаких сил говорить, нет никаких сил сдерживаться; тусклый свет опрокинутой лампы пульсирует в глазах в такт биению сердца. Под эту светомузыку Гарри и входит, мягко надавливая, погружая только головку внутрь – меньше всего хочется причинить боль Эггси. Тот ломает все его планы, как обычно, как всегда ломал: опускается всем весом, стонет и недовольно морщится. Гарри с нажимом гладит обхватывающие его член мышцы и внимательно смотрит в глаза, он готов остановиться в любую секунду – стоит только увидеть толику сомнения. Но в глазах Гэри Анвина не видно ничего, кроме его собственного отражения и всеобъемлющей страсти. Галахад чуть слышно стонет и кладет руки на талию: он сам будет направлять их движения, задавать темп; он приподнимает его, заставляя выгнуться, коротко прикусывает сосок и опускает на себя снова. Эггси сгибается, словно из легких только что вышибли воздух, и смотрит настолько бешеным взглядом, что Гарри ведет от него. Один такой взгляд пару месяцев назад – и ему не помогли бы сдержаться никакие силы.
Первые несколько минут мучительны. Накапливающаяся неловкость, боль и беспокойство за партнера – и все это перемешано с диким, животным желанием друг друга. Облегчение накрывает их одновременно: так звучит в унисон с камертоном непрерывно натягиваемая струна. Будто кто-то выровнял их тональности, привел интервал к чистой приме; Гарри с удовольствием наблюдает, как разглаживается напряженное лицо Эггси, расслабляются его мышцы. Он на секунду оседает на его члене, а потом рычит, вдавливает пальцы в бицепсы, впивается зубами в шею, собственнически прикусывая кожу, и начинает двигаться сам. Резко, отрывисто, сильно; Галахад надавливает на его бедра, перехватывая инициативу в точке экстремума, и задыхается от их общих стонов.
Кажется, желать Эггси сильнее, чем он хотел до этого, сильнее, чем хочет сейчас, уже невозможно – у них есть все, что им обоим было нужно; тихие стоны Гэри неуклонно превращаются в сдавленные хрипы, но этого мало. Гарри понимает, что с ним, сколько бы друг друга у них не было, ему всегда будет мало. Он подхватывает Эггси под ягодицы и снимает с себя, грубовато толкает с кресла и встает, натыкаясь на жалобный стон и непонимающий взгляд. Он не собирается останавливаться – для объяснения этого не требуются слова, достаточно запустить пальцы в волосы, рвануть на себя и прижаться властным поцелуем. Галахад сдавленно рычит, обхватывает рукой за талию и подается вперед бедрами, делая шаг навстречу. Обучение танго не прошло даром: тело Эггси реагирует само, отодвигает их на шаг назад. До рабочего стола полтора обычных шага и два из тех, на которые они способны сейчас.
Когда Гэри касается ягодицами столешницы, Гарри наклоняется сильнее, закусывает его губу в поцелуе, опирается одной рукой о стол, а вторая хлестким коротким движением спихивает с него часть бумаг. Раздается звон нескольких разбитых бокалов, но Галахаду плевать.
– Давно хотел отодрать тебя на этом столе, – хрипло выдыхает он.
Зрачки мальчишки реагируют на его слова, как на источник яркого света, мгновенно сужаясь. Кажется, Гэри Анвин собирается что-то сказать, но Гарри не дает ему такой возможности: сжимает его кисть, выкручивает руку за спину и одним движением разворачивает к себе спиной. Тело Эггси напрягается, готовое среагировать на захват, но он не дергается, не пытается вырваться из стальной хватки. «Хороший мальчик…» – хрипло шепчет Гарри в ухо, позволяя себе небольшую паузу. Ровно настолько, чтобы успеть прикусить мочку уха, спуститься языком к основанию шеи – и резким движением толкает его на стол, заставляя распластаться грудью.
– Я тебя выебу, Эггси, – Галахад выпускает руку из захвата сильных пальцев, прижимает к столу грудью, наваливаясь весом своего тела, требовательно кусает за загривок. Ему нужна реакция, между ними не должно быть принуждения.
– Давно пора.
Эти слова едва слышны, они теряются между звуков тяжелого рваного дыхания их обоих, но Гарри этого достаточно. Он входит до упора, накрывает каменный член пальцами и вдалбливается в парня так, что прекрасный раритетный дубовый стол жалобно скрипит под его напором.
Неизвестно, кто кончает первым; затуманенный возбуждением мозг способен только расставлять маркеры: нарастающие стоны, смешанные с рычанием, сперма на пальцах, яркие вспышки оргазма перед глазами – и опустошение, приятнее которого нет на свете.
***
В какой-то момент они все-таки добираются до спальни – утро встречает Гарри горячим телом рядом.
– Откуда на тебе мой галстук? – мальчишка сонно щурится, прижимаясь щекой к его плечу.
Галахад приоткрывает глаза, скользит взглядом по руке вниз, фиксирует засос на своем предплечье, ухмыляется и останавливается на галстуке Эггси, завязанном на его запястье.
– Ты пытался привязать меня к креслу.
– Успешно? – Гэри заинтересованно смотрит на него и с тихим стоном садится.
– Отчасти. – Гарри напрягается. Если Эггси ничего не помнит, возможно, он был пьян сильнее, чем казался, и тогда произошедшее ночью… Он осторожно интересуется, заставляя свой голос звучать ровно: – Ничего не помнишь?
– Гарри… – Эггси закатывает глаза – Галахад узнает в этом свой собственный жест – и вздыхает: – Не смей на меня так смотреть, я ни о чем не жалею! И я все помню, просто после того, как ты меня выебал на столе, а потом на полу, в голове все немного смешалось. Тем более, ты мне снился…
Последнюю фразу Эггси мурлычет, прижимаясь к его губам, и сковавшее напряжение мгновенно отпускает Галахада. Он проводит руками по теплым после сна плечам и думает, что неплохо бы выяснить, что именно снилось мальчишке – может, пора воплощать его сон в реальность. Но тот уже выскальзывает из его рук и шлепает к двери обнаженный и красивый. Гарри непроизвольно расплывается в улыбке:
– Ты куда?
– Жрать хочу так, что готов тебя сожрать без соли. Пойду завтрак приготовлю.
– Ты умеешь готовить? – заинтересованно спрашивает Галахад.
– Нет, последние пять лет меня Дин кормил! – высокомерно усмехается мальчишка, а потом улыбается: – На яичницу меня точно хватит. А если вы, снобы, привыкли на завтрак…
– Четыре яйца и бекон, – перебивает его Гарри и лучезарно улыбается. Он тоже голоден, а Эггси, явно научившись от него длинным поучительным монологам, способен оттянуть момент появления пищи на добрых полдюжины минут.
– Как скажете, мистер Харт, – улыбка Гэри выходит куда-то за пределы лица.
– А душ? – Галахад не может удержаться от поддразнивания. – Ты собрался готовить в таком виде?
– Нахуй душ, – лениво отмахивается Эггси и уже у самой двери оборачивается, смотрит на него неожиданно серьезно: – Гарри…
– М?
- Раз я готовлю завтрак, тебе убираться в кабинете.
Гарри испытывает непреодолимое желание запустить в Эггси подушкой, и его останавливает только уже закрывшаяся за ним дверь.
***
– Теперь я понимаю Мерлина… – Эггси торопливо закрывает дверь их дома.
– Ты хочешь себе лысину? Или такой же свитер? – невозмутимо интересуется Гарри, выдергивая манжету рубашки из рукава пиджака и сбегая по ступеням крыльца.
– «Галахад, опять опаздываете, сэр», – Эггси мастерски копирует интонации их координатора.
Гарри знает, что того раздражает его утренний моцион. По утрам Галахад чувствует себя вялым. Основной причиной является их бешеный секс последние несколько месяцев; Эггси хватает пары часов сна, по утрам он бодрый, как будто ему в задницу засунули свеженькую батарейку Энерджайзер, а Гарри мечтает выебать его еще разок, а потом проспать часов двенадцать. Гэри Анвину хватает четверти часа на душ и спешный завтрак, и ежеутреннее бритье Гарри и тщательная укладка волос тормозят его, выбивают из ритма.
– Тебя что-то не устраивает? – Гарри улыбается и думает, что с Эггси он стал неприлично много улыбаться.
Эггси фыркает:
– Сам знаешь! Но это может не устроить Ее Величество – она же не живет с таким охуенным мужчиной!
В такси Гэри Анвин привычным жестом нащупывает его руку. Они не афишируют их отношения, но и скрывать не собираются, поэтому постоянно позволяют себе легкие прикосновения. И ни один из них не признается, как много это значит.
– Завтра выходной. Посмотрим «Мою прекрасную леди»?
– Десятый раз?! Эггси, пощади!
– Уговорил, смотрим «Никиту».
На это возразить нечего: «Никиту» они смотрели всего трижды.
