Запретный плод сладок

Леголас не знает, сколько прошло времени – час, два или больше. Но он просто лежит и наблюдает за спящим в его объятиях королем эльфов. Отцом. Любимым. Со сном к нему окончательно вернулась его магия, и шрамы, уродовавшие прекрасный лик, больше не видны. Леголас боится пошевелиться – отец спит неспокойно, периодически вздрагивая, но для принца сейчас страшнее всего разбудить его неосторожным движением. Трандуил открывает глаза на каком-то тяжелом, судорожном вздохе. - Всё кончено, - произносит он. Леголас осторожно наклоняется к нему ближе – в глазах отчетливо читается вопрос. - Кончено, - повторяет Трандуил, глядя ему в глаза, - Саурон повержен. - Ты увидел это во сне? - Да… И почувствовал. Леголас смотрит на него и думает о том, как много он должен еще узнать о своем отце. Сейчас он просто отводит его пряди в стороны, осторожно касаясь щек и высоких скул. Трандуил принимает его ласку с каким-то внутренним трепетом. И когда теплые губы сына неуверенно прижимаются к его, просто приоткрывает уста. Они целуются робко, будто застенчиво, пробуя на вкус каждое ощущение. Так целуются по-настоящему любящие, но пока боящиеся переходить к более решительным действиям. - Нам пора вставать, да? – шепчет Леголас, чуть-чуть отстраняясь. Валар, сколько бы он сейчас отдал, лишь бы не разрывать этот миг. Лишь бы остаться навсегда в этом прекрасном и счастливом промежутке времени, даря нежность самому любимому созданию в Средиземье. - Да, - отвечает отец, приподнимается и оставляет на лице сына порхающие мотыльки-поцелуи, - нужно, мой мальчик. И Леголас наконец медленно поднимается. Сейчас не время – они знают это оба. Но кажется, что уйди он сейчас, и никогда не повторится этот миг снова. Он слезает с кровати, на ходу поправляя одежду, и уже готов уйти, когда Трандуил останавливает его, взяв за руку. - Во дворце, - выдыхает он, даря обещание, - во дворце, мой хороший, у нас будет время. Много времени. А сейчас у меня есть к тебе просьба… Леголас опускается на одно колено и, заключая его руку в тепло ладоней, подносит ее к губам. - Любая, Adar, - отвечает он. - Найди… - Трандуил останавливается, прижимая другую ладонь к сердцу. Кажется, чтобы продолжить свою фразу, ему требуется собрать все свои силы. Какое-то время он сидит с закрытыми глазами, но потом решительно выпрямляется. Крепко держа сына за руку – так, будто боится, что тот вырвется, - он быстро продолжает: - Найди Тауриэль. Она участвовала в битве. Я думаю, она не могла далеко уйти… - Ты же не накажешь её, отец! – неуверенно начинает Леголас, которому на короткий миг кажется, что Трандуил хочет исполнить свою угрозу. - Нет! – Трандуил сжимает его руку. – Найди! Я хочу, чтобы она вернулась. Скажи ей – ее место здесь, среди своего народа, и всё, что случилось в прошлом, останется в прошлом. - Спасибо, Adar! – Леголас еще раз целует его руку, но встав, не выдерживает и наклоняется, чтобы сорвать еще один поцелуй с любимых уст. Покидая шатер, он чувствует себя окрыленным и, впервые за долгое-долгое время, счастливым.

***

Входя в королевские покои, Леголас впервые настолько не уверен в происходящем, что чуть ли не запинается о мех шкур, устилающих пол. Раньше все было проще – врываться бесцеремонно, словно бросая вызов, снова и снова противопоставлять свой характер отцовскому. Теперь по-другому. Теперь он шагает почти робко, впервые не зная, как вести себя так, чтобы не спугнуть пока еще неясную надежду на будущее счастье. Отец стоит спиной, и серебристая накидка ниспадает с широких плеч тяжелыми, благородными складками. Леголас почти замирает – так трепещет в его груди сердце – от любви, восхищения, желания обладания. Когда он подходит ближе, слышит, что также трепетно бьется и отцовское сердце. Близко-близко – так, что его дыхание касается волос на королевском затылке. Те самые волосы – несобранные косами, ниспадающие на спину мягкими каскадами. Они мерещились ему во снах многие столетия. Леголас поднимает руки и осторожно кладет их отцу на плечи. Любимый. Как болезненно сладко прикасаться к нему сейчас – когда он не отталкивает, не сопротивляется и с таким же замиранием сердца ждет продолжения. Почему-то хочется начать так: обвести линию скул, спуститься по шее, чуть углубившись под высокий ворот, скользнуть пальцами по ключице и лишь потом – медленно и заботливо, стянуть с плеч тяжелую мантию. Прижаться к спине, обхватив руками – горячо и крепко – как самое дорогое и драгоценное. Не отпускать несколько долгих мгновений – у них вся жизнь впереди, зачем торопиться и разрывать подобное единение? Скользнуть вниз по рукам и переплестись пальцами. Прекрасный! Какой чудесной кажется жизнь, когда можно просто сжимать в руках его руки и чувствовать прикосновение холодного металла перстней к своей коже. Они и сами не знают, как долго длится этот момент – и момент ли – или час, три часа, ночь – когда оба они словно пульсирующие клубки чувств – осязания, обоняния, вкуса, слуха – переплетаются друг с другом в горячих объятиях. Зрение? Они видели друг друга всегда, наблюдая кратко, с отдаления. Но ласкать взглядом – не то, что ощущать сразу всеми в купе органами чувств… Гладкая, горячая кожа, на которой блестят капельки пота; тонкий мускусный запах, одурманивающий сознание, солоноватый привкус на языке, тихие, срывающиеся стоны. И голос – тот самый, который нужно. Все теперь – единственно правильное. Прижимая руки отца к кровати, Леголас отчаянно шепчет: - Никогда, слышишь? Никогда не отталкивай меня больше! - Никогда... - эхом повторяет Трандуил. И Леголас начинает верить – теперь верит, что всё черное и плохое осталось действительно позади. Он крепче прижимается к отцу, забирая боль, и делится своей, чтобы прочувствовать и забыть. Навеки.