***
– Не мешай мне, – смеялся я, отпихивая Брендона. Я сидел с мольбертом у него дома и пытался нарисовать натюрморт. – Бросай всё это, – шептал он, обнимая меня со спины и целуя в шею, – удели мне время. – Мне надо сдать это в понедельник! – от щекочущих ощущений я не мог сдержать смешка. – А это, между прочим, завтра! – Мне пофиг, – беззаботно отозвался тот. – Поцелуй меня. – Ты не заслужил. – Вредина, – буркнул Вульф, – зануда, жадина. – Ребёнок, – фыркнул я. – Ребёнок требует поцелуя! – Обойдётся. Как-то неудачно я развернулся, сделав жирный мазок по белоснежной рубашке Брендона. Так как его в любую минуту могли вызвать в офис, он всегда одевался довольно официально. В его гардеробе были одни-единственные джинсы, и то – принадлежали мне. И теперь я с ужасом смотрел на расползающееся пятно. Бровь Брендона иронично изогнулась, а губы поджались. – Детка, ты случайно не спец агент, которого послали портить только самые любимые и дорогие мои рубашки? – Прости, – жалобно ответил я. – Ты же знаешь, что я не специально. И как бы невзначай мазнул по рубашке ещё раз, а потом ещё. Брендон нечитаемым взглядом смотрел мне прямо в глаза, пока я беззаботно портил его дорогущую одежду. Внезапно он прошелся ладонью по палитре, перемешивая все краски на ней, а затем мазнул ладонью по моему лицу и майке синего цвета. Я возмущенно раскрыл рот и, конечно же, отомстил: выдавил на ладонь оранжевую краску и облапил Брендона, а главное оставил жирный след от моей ладони на его заднице. Мы возились по полу как дети, хорошо, что ковер был застелен клеёнкой, но и кое-какой мебели досталось. Я хохотал, когда Брендон недовольно смотрел на свою одежду и руки, а затем блаженно стонал, когда он целовал меня. Перемазанные в краске, мы бы продолжили целоваться и возможно занялись бы любовью, но телефон Брендона зазвонил в самый интересный момент. А я ведь уже стаскивал с него рубашку! – Да! – недовольно рявкнул он, когда ответил на вызов. Брендон быстро поднялся и скрылся в спальне, что-то недовольно говоря на повышенных тонах. В гостиную он вернулся полностью одетым, поцеловав меня с самым виноватым выражением лица, на которое был способен. – Детка, мне надо уехать ненадолго, – говорил он, – я вернусь поздно, поэтому ложись спать без меня, хорошо? – Ладно, – быстро сдался я. – Покушай, хорошо? – Обязательно, – кивнул он. – Я постараюсь вырваться и сильно не задерживаться. – Иди уже, – улыбнулся я. – Не скучай,– бросил он напоследок и оставил меня одного в этой огромной квартире. Брендон вернулся глубокой ночью. Я, скорее, почувствовал это: он целовал меня, пока я спал и крепко обнимал, будто я мог куда-то сбежать. Никогда бы не подумал, что у самого вредного человека в кампусе такие тёплые и нежные объятия. Да я и представить себе не мог, что мы когда-нибудь будем вместе. Судьба – смешная штука. Проснулся я снова один, привычно нащупав на соседней подушке, я нахмурился, найдя там ещё и какую-то маленькую коробочку. Сонно скользнул по записке, глупо улыбаясь:Извини, мы ведь хотели провести этот вечер вместе. Это тебе от меня. Жалобам и возврату не подлежит. P.S. Всё ещё люблю тебя.
Иногда он бывает жутко романтичным. Я нетерпеливо раскрыл черный футляр и охнул: внутри находилось кольцо с красивым синим камнем, словно под цвет моих глаз. Я не сразу заметил гравировку с внутренней стороны, которая размашисто гласила:Навсегда твой
Впервые в жизни у меня на глазах выступили слёзы – и счастья, и боли. Я знал, что придёт день, когда самые любимые в мире глаза посмотрят на меня с ненавистью. Как же страшно было жить и каждый день просыпаться с мыслью о том, что возможно этот день последний. Я представлял свою дальнейшую судьбу без Брендона, и картина передо мной появлялась настолько печальная, что непроизвольно всплывали мысли о смерти. Мне незачем будет жить, думал я, понимая, что больше никогда не стану счастливым. Так не хотелось возвращаться в свою прошлую жизнь, полную одиночества и пустоты. Нет, я однозначно не хотел становиться прежним. Надев кольцо на палец, я стал собираться на пары. Я приму любой исход, каким бы он не был. Это обязательно произошло бы в любом случае, но я молил Бога лишь об одном – дать мне немного времени ещё понежиться в его объятиях, чтобы я ещё чуть-чуть побыл счастливым. Время двигалось к лету. Постепенно работы сдавались. Скульптура у меня получилась хорошая. Брендон в полный рост с повязкой на бедре, которая скрывала его гениталии. Тело получилось пропорциональным, мускулы порадовали особенно девушек. Брендон словно вытягивал руки вперёд, чтобы потянуть мышцы, а взгляд был устремлён куда-то вниз – на пальцы вытянутых рук. Лицо у меня получилось особо хорошо, вот только профессор заметил, что мышцы ног я изобразил слегка неверно. Брендон же проехался по причёске и ушам, но был дико доволен моей работой. – Его ты мне тоже подаришь? – насмешливо спросил он. Картину, кстати, он действительно повесил в гостиной, похваставшись всем и каждому по отдельности, что у него есть шикарный портрет, который он хрен кому покажет. Ну, разве что маме показал, она была в восторге. Раз мы заговорили о маме Брендона: ею оказалась сорокалетняя женщина приятной внешности, совершенно простая без пафосных черт, как у Брендона. Она была милой и приветливой, и её совсем не заботила ориентация сына. Наверное, я не первый его парень, раз она отнеслась ко мне так доброжелательно. Но картина ей очень понравилась, она даже попросила меня написать их семейный портрет втайне от Брендона. Конечно же, я согласился, как я мог отказать матери своего бойфренда? Через несколько дней после нашей встречи, она отправила мне снимок по электронной почте. На ней было изображено семейство Вульф так, как обычно фотографируется успешная семья. Улыбчивая София – мама Брендона – сидела на красивом резном кресле, обитом красной бархатной материей. На ней было лёгкое светло-голубое платье и синие туфли. Мистер Вульф стоял за её спиной, нежно придерживая супругу за хрупкие плечи. Черты лица у него были суровые, а взгляд настоящего бизнесмена – деловой и бескомпромиссный. Рядом стояла его молодая копия – Брендон. Оба в строгих костюмах тёмного цвета. Они так подходили, словно какой-то странный пазл. Брендон был похож на маму и на отца одновременно, будто бы они оба отдали ему частичку своей души, чтобы все видели, насколько супруги любили друг друга. И ведь действительно, фотография относительно свежая: на ней Брендон уже взрослый и крепкий парень, а его мама, после потери мужа, сильно изменилась. Она будто потеряла какой-то свой внутренний блеск, который ещё видно на фото. София стала, будто старой высветившейся фотографией – тусклой копией себя прежней. И в какой-то момент мне стало так её жаль, ведь её участь ждёт и меня. Слава Господу, Брендон будет жив, вот только не меня он будет целовать, засыпая ночью. Я ужасно не хотел этого, но внутри что-то скреблось, давая понять, что это неизбежно. Смотря на кольцо у себя на пальце, я говорил себе, что нет – это время не настало, ведь всё плохое настаёт только тогда, когда меньше всего этого ожидаешь. Учебный год подошел к концу быстро, так как большую часть времени я проводил в мастерской. У Брендона всё равно был завал на работе, да и какие-то проблемы с математикой в экономике. Из-за постоянной занятости вне кампуса, он многое пропустил, но преподаватели шли ему на большие уступки, так как знали кто он такой и какая власть в руках молодого парня. А связи у него были большие, а адвокатская фирма была не единственной сферой, куда сунулся при жизни его отец. Поэтому на Брендоне и его дяде была огромная ответственность за людей и деньги, которые на них работали. После сдачи курсовой, я прямиком поехал к Брендону, чтобы похвастаться лучшими отзывами на потоке. Дверь в квартиру была, как всегда, открыта, так как на этаж можно было войти только с помощью специальной пластиковой ключ-карты, которая у меня уже давно была. Я вошел в квартиру, услышав в её глубине чьи-то голоса. К Брендону часто заходили друзья или дядя с мамой, поэтому удивлён я не был. Но подойдя к двери гостиной, услышал часть разговора: – Ты заигрался, – говорил дядя Брендона. – Всё под контролем, – холодно отвечал сам Брендон. – Нет, не под контролем. Ты месяц назад должен был лететь в Итон для заключения договора, но ты отказался, потому что Дэнни нужно было позировать для скульптуры. – И что? – огрызнулся Брендон. – Поехал ведь ты, в чём проблема?! – Что ты мне говорил в самом начале? Ты сказал, что подыграешь в каком-то споре этому мальчику, развлечёшься с ним и расстанешься. – Ну и? – Но ты не заканчиваешь играть, племянник. Человеческое сердце – не игрушка. Если ты не любишь его, то не стоит стараться… – Я тут пострадавшая сторона. Он поспорил на меня, Джон. Две тысячи баксов я стою, оказывается. На мне часы стоят дороже, а сам я – две штуки. Конечно, я разозлился и хотел его проучить. – Всё зашло слишком далеко, Брендон, я не хочу учить тебя жизни, ты большой мальчик. – Вот и не учи. – Ты полгода его за нос водишь. Скажи, ты с ним спал? – Тебе не кажется, что это не твоё дело, Джон? Я не лез, когда ты окрутил Мэри из кадрового отдела. – Потому что это была интрижка!.. – Которая закончилась для девушки увольнением и приёмами у акушера-гинеколога! – Что? – пораженно спросил он. – Она беременна? Дальше я слушать не стал. Тихо вышел из квартиры, пытаясь сдержать свои эмоции внутри, но получалось плохо – руки дрожали слишком сильно, а глаза наполнились слезами. Я почти ничего не слышал и не видел, словно меня окунули в мутный аквариум с водой. Я ждал обрыва, но не думал, что он окажется таким. Добравшись до кампуса на автобусе, я закрылся в мастерской. Живот скрутило болью. В голове только и звучали голоса студентов, которые шептались за моей спиной. Все они говорили о том, что это всего лишь игра, но я не слышал самой сути – не читал между строк. Это было очевидно, ведь такой парень как Брендон, никогда бы не посмотрел на меня, никогда бы не полюбил меня. Самое забавное, что выигранные деньги я спустил на подарок Брендону на день рождения и на семейный портрет, который скоро должен был закончить. Ни цента на себя не потратил – совесть не позволила, но он всё равно прав – отчасти я начал всё это из-за денег. Когда я потёр ладонями лицо, то наткнулся взглядом на кольцо на пальце. Я сам себе сделал больно, и я это понимал. Всю дорогу до кампуса я сдерживал слёзы, но оставшись один на один со своей совестью, я горько расплакался. Дверной замок щелкнул, а затем кто-то вошел в мастерскую, но я не хотел поворачиваться лицом, зная, кто это может быть. Я вытер слёзы рукавом рубашки, пытаясь унять дрожь в руках. – Я так и знал, что ты всё слышал, – спокойно сказал Брендон. – Ты знал и молчал? – сдавленно произнёс я. – Ты так мне отомстить пытался? – Да, – честно признался. – Понравилось? – Что именно? – Видеть мою влюблённую мордашку, зная, что скоро растопчешь меня? – Ты обвиняешь меня? Ты? – прошипел Вульф, я обернулся. Выражение лица у него было злым, будто он готов меня убить. Именно так я себе и представлял наш последний разговор. – Ты поспорил на живого человека, Дэнни, а ведь даже я так низко не поступил бы. – А ты знал и всё равно разложил меня на своей постели! – заорал я. – Хотел отомстить? Ты отомстил даже лучше, чем я себе мог представить! – Ты забываешься, Ферри! Я разве плохо к тебе относился? Ни одна из моих предыдущих игрушек не была в моём доме, рядом с моими родными и друзьями! Не надо строить из себя жертву! Я впустил тебя в своё сердце, зная, что ты несёшь яд, а теперь я оказался лгуном и мерзавцем! Ты думаешь всё это время я был с тобой только из мести? Чтобы утереть твой завравшийся нос? – Прекрати, – прошептал я, закрывая ладонями лицо. – Это слишком даже для меня… – В следующий раз, прежде чем на кого-то спорить, будь уверен в том, что твои дружки не прибегут к предмету спора на следующий же день доносить, – холодно бросил он, разворачиваясь к двери. – Брендон, – позвал я, делая шаг, но, не решаясь подходить к нему, – я никогда не врал тебе, кроме этого случая, и говорил правду, когда признавался тебе в любви. – Я тоже говорил правду, – ответил он, не поворачиваясь. А затем он вышел. Хлопнувшая дверь в оглушающей тишине звучала почти как выстрел.***
Я не спал всю ночь и на утро поплёлся в столовую, когда там было критически мало людей. Купив кофе и сэндвич, я сел у окна, наблюдая за пролетающими птицами и редкими студентами, что сонно передвигались по каменистым дорожкам из здания к зданию. Мир вокруг меня будто замер, жизнь словно остановилась, и только часы продолжали свой бег. – Я слышал новость, – раздалось у моего стола, – что вчера в мастерской ИЗО произошел один инцидент. Тревис и Шон были тут как тут, но я даже не взглянул на них. Так было пусто внутри, что я готов был cдохнуть. – Доносились крики, а потом маленького Дэнни окунули в дерьмо, – ехидно продолжил Шон. – Ты думал в сказку попал? Брендон тебя хорошо проучил? Это всё было похоже на страшный сон, а я никак не мог проснуться. Я не слышал того, что говорили эти двое. Я будто опустел, больше не чувствуя краски этого мира. Я поднялся из-за стола, игнорируя завтрак и парней, что победоносно что-то верещали. В мастерской мне было спокойней, я содрал с одной картины покрывало и сел перед ней, беря в руки палитру и тюбики с краской. Большой семейный портрет должен быть закончен до того, как я вернусь домой. И время снова остановилось: я не считал часы, не думал о еде и пытался не думать о Брендоне, но получалось плохо. В наушниках играла какая-то музыка, но я её почти не слышал, было больно во всём теле, живот иногда жгло огнём. Так прошло две недели. За всё это время мы пересекались с Брендоном всего трижды, и каждый раз, когда я пытался с ним заговорить, он игнорировал меня. Вскоре я перестал пытаться, было невыносимо понимать, с каким равнодушием он смотрел на меня. Перед отъездом домой я зашел к Оливеру, он жил в доме братства вместе с Патриком и другими парнями. Наверное, видок у меня был не очень, раз Олли удивлённо таращился, не говоря ни слова. Он был чем-то взволнован и избегал встречаться со мной взглядами, я отчасти понимал почему, поэтому и не придавал этому особого значения. – Передай это, пожалуйста, Брендону, – попросил я, протягивая ему тёмно-бордовую плоскую коробку с названием дорогого бренда на ней. – А вот это – его маме. – Передам, – кивнул он, забрав коробку и затаскивая большую картину, завернутую в защитную бумагу, в дом. – Зайдешь? – Нет, – покачал я головой. – У меня самолёт через два часа. – Удачи, чувак, – сказал он, будто бы с сожалением. Я кивнул, а затем направился к ожидавшему на обочине такси. Портрет получился идеальным, ведь я старался над ним так, словно от этого зависела моя жизнь. А закончив его, я два дня ничем не занимался, смотря на него. Несколько раз я не удержался и погладил пальцами лицо Брендона. Я больше не плакал, внутри, будто что-то сломалось, лишив меня сна и всех чувств. Я закрывал глаза и представлял, как он целует меня, как обнимает и становилось немного легче, как действие обезболивающего. Но у каждой таблетки когда-нибудь кончается действие: я открывал глаза и возвращался в своё одиночество. – Парень, с тобой всё в порядке? – спросил водитель. – Да, - ответил я. – Так куда тебе нужно? – В аэропорт. Кажется, я заснул в такси, потому что на секунду закрыв глаза, через мгновенье я оказался у парковки аэропорта Нью-Йорка. Пройдя регистрацию, я снова уснул, только уже в кресле самолёта. Меня не покидало чувство, что я подошел к какому-то концу. Дома меня встретили родители с расспросами об учёбе и жизни в кампусе. Я отвечал механически, как будто робот. Они отметили, что я сильно похудел, а под глазами образовались нездоровые круги. – С тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросила мама во время ужина. – Немного устал, – ответил я виновато, – пойду, прилягу. Я поднялся из-за стола и мир вокруг закружился. Покачнувшись, я не смог удержаться за стол – руки и ноги внезапно подогнулись. Даже веки закрылись сами собой. Последнее, что я слышал это крики матери и грохот, с которым я упал на деревянный паркет. – Стрессы и язва, – заключил врач. – Не пугайтесь, просто нужно пропить курс препаратов, соблюдать диету и отдыхать. – Слава Богу, – выдохнула мать. – Я же сказал, что со мной всё нормально. – Нормально? – грозно спросила она. – Язва желудка, по-твоему, это нормально? – Ну не сердись, мам. Главное, что не рак. – Господи Иисусе, – перекрестился отец. – Поехали домой. Нам можно забрать сына? – Конечно, он и дома может отлежаться, – согласился доктор. В общем – мама отчитала меня дома ещё раз, а потом уложила в постель, поцеловав в лоб. А я опять не смог уснуть один в пустой кровати, так я привык, что меня обнимают во сне. Тяжело вздохнув, я поднялся с кровати и, надев наушники, подошел к своему старому мольберту. Достав из шкафа готовое полотно уже обитое по краям, я поставил его на мольберт и принялся за работу. Это лучший способ, чтобы не думать.***
Наутро мама отправила в магазин за свежей выпечкой. Ковыляя по улице, я не сразу заметил Форд у обочины. Из него вышел Брендон: взлохмаченный, обеспокоенный и усталый. Я застыл на месте, не зная, что мне делать. Так хотелось обнять его, но в голову тут же приходило осознание, что теперь мне нельзя к нему прикасаться. Вульф сам подбежал ко мне, обнимая так крепко, что я чуть не задохнулся. – Тебя вчера увезли на скорой, – прошептал он. – Я даже слушать до конца не стал, сразу сорвался к тебе. – Всё нормально, – ответил я, – всего лишь стрессы и язва. – Язва? – отодвинулся Брендон. – Я оставил тебя всего на две недели, а у тебя уже язва? – Ты не уехал в командировку, а бросил меня! – разозлился я. – Катись к чёрту, Вульф. – Ну, уж нет, – упрямо заявил он, не давая мне оттолкнуть себя. – А если бы было что-то серьёзное, а меня бы не было рядом? – Моё здоровье – больше не твоего ума дело. – Мы наговорили много лишнего в тот день, но я люблю тебя, детка. Я просто был зол и… – Ты удачно давал мне понять, что я тебе больше не нужен, – с горькой усмешкой заметил я. – Признаю, я козёл. Мне стало так паршиво… Прости меня. Я не смогу тебя разлюбить. – Потерпи, она как простуда: раз – и пройдёт, – произнёс я. – А может, я просто умру, и тебе станет некого любить. – Не смей так говорить! – рявкнул Брендон. – Да, я сделал тебе назло. Да, я хотел проучить тебя с тем спором. Мне было неприятно, ты понимаешь? Как бы ты себя ощущал, если бы я на тебя поспорил? Ты мне нравился. Действительно, нравился, я все твои работы ходил смотреть, хотя и не смыслю в живописи! – Прости меня, – надрывно произнёс я, пытаясь не всхлипнуть, – я так виноват перед тобой. Я столько раз хотел тебе сказать, но боялся… – Я знаю, детка, – смягчился он. – Каждую твою попытку я помню. Больше никаких тайн и недомолвок, договорились? – Идёт. – Я расслабленно выдохнул. – Кстати, а как ты узнал о скорой? Ты что, приставил ко мне кого-то? – Ну-у-у, – протянул Брендон неуверенно, – Патрик и Оливер согласились помочь нам помириться. Они спят вон в той машине. Я обернулся, заметив напротив своего дома Шевроле с затемнёнными окнами. – Но я же только вчера заходил к ним в дом братства. – Они летели с тобой в одном самолёте, – признался Вульф. – Я почти уверен, что эта была идея Олли, а Патрик как всегда не смог ему вовремя отказать. – Иначе и быть не может. – Пойдём, купим булочек, и я познакомлю тебя с родителями. – Дэнни, – позвал он, когда я отошел чуть вперёд. Я обернулся на зов и натолкнулся на самую умиротворённую улыбку, которую когда-либо видел. – Я никогда тебя не отпущу. Поэтому если в следующий раз захочешь от меня избавиться, то лучше убей. – Не неси чепухи, – улыбнулся я, – как я смогу тебя убить? – Не знаю, – пожал плечами тот. – Я как-то слышал о смерти во время оргазма. Если уж выбирать, то лучше быть затраханным до смерти. – Вот всегда у тебя какие-то бредовые мысли в голове, – проворчал я. – Но мне нравится эта идея! – воскликнул Брендон. – Давай, когда нам будет лет по семьдесят, попробуем? Смерть в один день, это ведь то, о чём мечтают маленькие девочки. – Да, маленькие девочки мечтают о двух дохлых стариках, которые засветят сморщенным задом тому, кто их найдёт, – с сарказмом ответил я. – Да у тебя не встанет! – Поспорим? – подёргал бровями Вульф. – На две тысячи долларов. – Ну, ты и гад, – возмутился я, довольно улыбаясь. – С днём рождения. – Спасибо, – улыбнулся Брендон, целуя меня в щёку. – И за подарок – спасибо. – Я вижу, ты его даже надел, – заметил я, разглядывая рубашку Вульфа под пиджаком. Светло-персикового цвета, нежная на ощупь и жутко дорогая по цене. – Я ехал мириться со своей деткой, мне нужно было произвести нужное впечатление, – подмигнул он. – Ты ведь не измажешь её? Она теперь моя любимая. Я рассмеялся, качая головой.***
Прошло много времени с тех пор, мы с Брендоном ещё не один раз ссорились, но больше не было чувства обречённых на конец отношений. После нашего возвращения в Нью-Йорк тем летом, дядя Брендона объявил о своей свадьбе, так что мы были заняты ещё подготовкой к ней. Мои родители и мама Брендона (неожиданно для нас) подружились и почти каждые праздники мы встречали все вместе то в Нью-Йорке, то у нас дома. Маме с отцом очень понравился семейный портрет, что я подарил Софии. Она повесила его над камином в гостиной, и почти каждый раз смотрела на него, когда проходила мимо. Я даже представить не мог, насколько ей тяжело, но порой можно было заметить, что она постепенно оттаивает. Когда мы с Брендоном ночевали у неё, я заметил, как она вечерами подолгу сидит на диване напротив портрета и улыбается, думая о чём-то. Не скажу, что она оправилась после гибели мужа, но хотя бы больше не чахла, как увядающий цветок. А мне пришлось на третьем курсе поселиться у Брендона, потому что ярые завистники стали портить мои вещи и работы. Вульф чуть не разнёс всех и вся, когда узнал, что все мои картины в мастерской были перерезаны и безнадёжно испорчены. Но больше всего его задело то, что проникли в мою комнату и облили мою кровать бензином. Хорошо хоть не подожгли. Он бы их всех точно уничтожил. Травля остановилась только после того, как Брендон поймал главных её зачинщиков за горло. Шона и Тревиса привлекли к наказанию за преследование и большому штрафу за порчу имущества. Их родители долго перед нами извинялись, побаиваясь Брендона, а мне их было даже жаль. Родители не виноваты, что их дети идиоты. – Детка, поторопись! – выкрикнул Брендон из спальни, а я никак не мог нанести последние штрихи на картину, которую нужно было успеть закончить до отъезда. – Сейчас! – ответил я нервно. – Это наш выпускной, Дэнни, – прозвучало у меня за спиной, – и если мы на него опоздаем, все подумают, что мы трахались. – Будто тебя это стыдит, – закатил я глаза. – И мы, действительно, трахались. Минут сорок назад. – Детка, брось это, – жалобно простонал он. – Я не люблю опаздывать. – Да что тебе так сдался этот выпускной? – удивлённо посмотрел на него я, откладывая кисть и палитру. – Мы так и не пошалили в кабинете мистера Хилла, а это наш последний шанс наверстать, – Брендон потянул меня к выходу. Хорошо, что я уже был одет: на нас были темные смокинги с дурацкими бабочками. Мама Брендона настояла на одинаковых смокингах, а ей я отказать не смог. – Ты идиот, – ужаснулся я, – если нас застукают в кабинете ректора, то я больше никогда не буду с тобой разговаривать! – Но ты ведь согласен? – Брендон хитро прищурился, облизнув губы. – Признайся, что тебя тоже заводит, когда я пристаю к тебе там, где нас могут застукать? – Ты ужасен, – безжалостно выдал я, – самый гадкий человек в мире. – Я тоже люблю тебя, детка, – кивнул он, – пойдём скорее. – А как мы заберёмся в его кабинет? – уже в лифте спросил я, продумывая путь. Брендон достал из кармана связку ключей и потряс ими, самодовольно улыбаясь. – Откуда ты их взял? – Секрет, – подмигнул он, – тут ещё есть ключ от библиотеки, учительской и архива. С чего хочешь начать? – Ты неисправим, – сокрушенно ответил я с улыбкой на губах. Может быть уже завтра, в Нью-Йорке начнётся чья-то новая история, которая, возможно, закончится счастливым концом, а может быть нет. Я так и остался обычным парнем из провинциального городка штата Калифорния. Но именно в Большом Яблоке я встретил свою судьбу – любовь всей своей жизни. Наверное, вы посчитаете меня сентиментальным глупцом, но, может быть, именно это и делает мою историю особенной. 14.05.2015