Доверься судьбе

Конец рабочей недели я провела за усердной работой над названием и логотипом для продукта. Сложно передать эмоции, которые я испытывала, пытаясь вложить в короткое слово хоть какое-то подобие тепла и ощущение счастья. На ум все время лезли гадости, я перевела тонну бумаги, а рука сама выводила такие фразы, как: «Дай ребенку «Нали-нат» – а потом сдай в интернат», или еще хуже: «Грудью сына не корми – замени на «Денали», не заметишь, как вокруг все счастливей станут вдруг!»... Кошмар! Я в очередной раз схватилась за голову – ощущение безысходности накрывало плотным одеялом с головой. Мне вдруг показалось, что ничего не выйдет, ничего путного или хотя бы сносного я не смогу предложить Тане Каллен, хозяйке, как я выяснила, линии по производству этой смеси. Джейсон рассказал мне, что Таня – дочь крупного промышленника, занимающегося производством товаров для детей, хозяина корпорации «Денали бейби», фамилия Каллен, судя по всему, досталась ей от мужа. Заматеревший отец Тани отдал ей на откуп ответвление своего бизнеса, дав согласие на инвестирование производства нового продукта – молочной смеси. Судя по всему, старый Денали решил убедиться, что его дочь – отличный наследник его империи и что она умеет вести бизнес. И все же меня немного смущал тот факт, что Таня обратилась именно в наше агентство. Судя по масштабу производства ее отца, денег у нее могло хватить и на более солидную контору с более громким именем, но что-то привело ее к нам и это не давало мне покоя. Но больше всего меня волновала моя беспомощность, я потратила три дня и ничего дельного не придумала, со мной такое случилось впервые, и это пугало настолько, что в голову лезли мысли о моей профнепригодности. Моя уверенность в себе, которую я так старательно взращивала внутри, холила и лелеяла, начинала давать трещину. Эта уверенность не досталась мне с рождения, она не была воспитана во мне родителями – нет, кроме комплекса неполноценности развод родителей не дал мне ничего. Я добивалась всего сама, проходя, нет, проползая на коленях все тернистые преграды на своем пути, преодолевая душевную боль и физическую усталость. И вот теперь эта самоуверенность покосилась набок, грозясь свалиться в зыбучие пески депрессии каменных джунглей, и я твёрдо знала почему – нельзя брать в работу заказ, который ты наперед знаешь, что завалишь. Но отказаться теперь, когда договор подписан, а перед носом маячит долгожданное партнерство – еще невыносимее. ― Ты опять работаешь по субботам, деточка? ― прервала мои размышления Вера, ставя передо мной горячую кружку чая и тарелку с аппетитной стопкой блинчиков. ― Приходится, Вера, ― оторвала я свой взгляд от монитора, ― но ты права, мне нужен отдых. Пойду прогуляюсь с Лукасом. ― Его непутевый отец так и не появился? – осуждающе заметила няня. ― Нет, но я была к этому готова. Раз в месяц – это его лимит, так что он вряд ли вспомнит о том, что у него есть сын, раньше следующих выходных, а то и позже. С этими словами я направилась на кухню в поисках Лукаса, прихватив с собой принесенное Верой лакомство. Мой сын обожал стряпню няни, поэтому я нисколько не сомневалась, что застану его за поглощением блинов с джемом, или, как говорила Вера, вареньем. ― Мама, это так вкусно! ― воскликнул ребенок, запихивая очередную порцию поджаренных масленых кругов себе в рот. - Попробуй, с клубничным вареньем! Присев рядом с сыном, я все же не устояла перед ароматом лакомства и, свернув блин в треугольник и окунув в миску с джемом, откусила горячую мякоть, почувствовав, что это именно то, что нужно человеку для поднятия настроения. Оправдывая свое обжорство физической необходимость повысить уровень гормонов счастья, я расправилась еще с парой блинов, замечая, что руки испачканы в масле. «Есть блины ножом и вилкой – кощунство!» – обычно ворчала Вера, тем самым приучив нас есть их руками. Я лично от этого не очень страдала, а вот Лукас был счастлив, все-таки я старалась учить его правильным манерам и поесть руками разрешала не так часто, но против Веры не попрешь, я с этим уже давно смирилась. Закончив обжорство и отмывшись от масла и джема, мы с сыном отправились на прогулку, а я отпустила Веру домой до понедельника, разрешив себе не работать в выходные. В конце концов, до встречи с Таней у меня еще было в запасе два рабочих дня, что-нибудь придумаю. Погода стояла солнечная и жаркая, поэтому мы решили пойти в зоопарк, полюбоваться на пингвинов и прочих детей природы. Лукас не говорил о Джейкобе, но я чувствовала, что он переживает, что он ждал его, ждал встречи. Порой мне казалось, что я неправильно поступила, расставшись с Блэком, что я должна была перетерпеть, подумать о сыне, подумать о том, как он будет расти фактически без отца. Иногда я ловила себя на мысли, что пошла по пути наименьшего сопротивления, оставив Блэка, порвав с ним отношения, но разум говорил, что я ничего бы не смогла добиться, если бы вернулась тогда в Форкс и приняла позицию Джейкоба. И тогда это была бы уже не я, это была бы какая-то другая Белла, слабовольная, никчемная и жалкая, но зато у ребенка была бы полноценная семья, а не отец, навещающий сына раз в месяц. Боже, кого я обманываю, в двадцать лет тяжело принимать правильные решения, в двадцать лет у тебя нет опыта, ты живешь эмоциями и чувствами, гордость не дает объективно оценивать вещи, но даже спустя шесть лет я понимаю, что поступила по совести и никогда не жалела о своем решении. Только грустное лицо моего сына иногда наводило на меня тень сомнения, которую я гнала от себя поганой метлой, внушая себе, что даю ребенку самое лучшее, и надеясь, что этого достаточно. Видимо именно по той причине, что я испытывала чувство вины перед Лукасом, я не оставляла себе времени на личную жизнь, стараясь каждую свободную минуту посвятить сыну. Порой мне казалось, что одиночество сжирает меня изнутри, а иногда становилось страшно – мне уже почти двадцать семь, а я закрыла себя от ухаживаний, потому что так искупала свою вину перед ребенком за неполноценную семью, потому что страшилась его возможной реакции, потому что считала, что могу быть счастлива одним только сыном. Хотя это было почти правдой, я была счастлива, но все же порой по ночам мне приходили в голову пугающие мысли о вечном одиночестве. Тогда я погружалась еще больше в работу, чтобы не забивать голову глупостями. Я не могу сказать, что мне не нравятся мужчины или что не нашлось такого подходящего – просто я не давала себе шанса хотя бы попытаться начать роман, обрубая все поползновения на корню. Когда тебе уже двадцать шесть, у тебя сложились определенное понимание того, каким должен быть мужчина, ты строишь модель его поведения и если оно хотя бы каким-то одним критерием не соответствует этой модели – ты разочаровываешься. А после десятка подобных разочарований тебе начинает казаться, что нет на свете того, кого ты могла бы полюбить и с кем ты могла бы быть счастлива, а значит и не стоит тратить время на всю эту чушь под названием «любовь». Мои мрачные мысли разогнал веселый смех моего ребенка. ― Мама, смотри, обезьянки дергают друг друга за хвост, такие веселые! Зрелище и вправду было забавным: две мартышки не поделили один банан, который им подсунула какая-то девочка. Человекоподобные млекопитающие вырывали друг у друга лакомство, когда одна из них одержала победу, вырвав банан из лапок другой – вторая от обиды потянула первую за хвост и завязалась настоящая драка за еду. ― Теперь понятно, почему здесь написано: «Животных не кормить», ― подытожила я, смеясь, ― они покалечат друг друга, маленькие жадины. ― Можно я дам одной из них сладкую вату? – спросил Лукас. ― Боюсь, сын, что за вату драка будет не на жизнь, а насмерть, думаю, лучше не рисковать здоровьем обезьянок. Нам уже пора домой, вечереет. Мы провели в парке почти весь день, я чувствовала приятную усталость и удовлетворение оттого, что угодила сыну. Казалось, он был счастлив, улыбался всю дорогу домой, пересказывая вслух все, что видел за день. Я обожала такие дни, когда нам удавалось провести вместе время, и хотя домашних дел было невпроворот, я могла задвинуть их в дальний угол, пожертвовать порядком и уютом в доме, используя свободное время на веселья с сыном – для меня это было важнее, чем гора нестиранного белья в ванной, неприготовленный обед или слой пыли на мебели. По дороге мы заехали в кафе поужинать и съесть на десерт по пирожному. Довольные проведенным днем, сытые и полные впечатлений, усталые, но счастливые, мы вернулись домой. Мне еле удалось уложить Лукаса спать, ответственность за взятый заказ не позволила мне лечь спать вместе с ним, обещание «не работать в выходные», которое я дала самой себе, пришлось снова нарушить, поэтому я вновь уселась за ноутбук со свежей головой в надежде придумать что-то годное на этот раз. Прогулка пошла мне на пользу, я установила невидимый барьер в моем сознании, который не пропускал неприязнь к продукту, а оставлял только рабочие моменты и теорию маркетинга. Яркие впечатления за день, радость от проведенного дня с сыном помогли сохранить положительный настрой, слова сами лезли на бумагу и слоган из моего сознания материализовался довольно быстро. Я набросала несколько вариантов, описала задачу для дизайнеров и отправила им по почте для реализации моих идей на бумаге для клиента. Итак, часть работы была сделана, три варианта названий продукта придуманы, цветовые гаммы описаны, осталось ко встрече подготовить требования для сертификата качества. Я почесала затылок, что все-таки на этом значке должно быть написано? В поиске ответа на данный вопрос я изучила, что смеси бывают трех видов: максимально адаптированные (на основе белков молочной сыворотки), менее адаптированные (казеиновые смеси, на основе сухого коровьего молока, без добавления деминерализованной молочной сыворотки) и смеси прошлых поколений, они частично адаптированы, в них отсутствует деминерализованная молочная сыворотка, а также не сбалансирован жирнокислотный состав и в качестве углеводов в них добавляют не только лактозу, но сахарозу и крахмал. Прогулявшись по сайтам и форумам молодых мам, я также обратила внимание, что многие из них акцентируют взгляд на содержание пальмового масла в составе. Мне это показалось глупым – какая разница, соевое масло, подсолнечное, кукурузное, рапсовое или пальмовое. Почему именно пальмовое? И тут до меня дошло – один из производителей детской смеси, причем не самого высокого качества, раскручивал свой товар, используя такой рекламный ход – от пальмового масла могут быть колики, а в нашей смеси его нет – так что покупайте нашу смесь. И ведь народ ведется на такое вранье, не понимая, что если нет пальмового, то добавлено кокосовое или рапсовое, а оно так же, как и пальмовое, может вызывать колики. Мне снова стало противно, так, что даже передернуло. Утешал тот факт, что смесь, которую мне предстояло раскрутить, была неплохого качества и относилась к числу максимально адаптированных. Это давало поле для действий, рекламировать качественный товар намного легче, пусть даже цена его могла оттолкнуть. Но правда была такова, что немногие родители будут экономить на питании новорожденного, предпочитая ограничить себя, чем дать своему комочку счастья менее качественную смесь. Вообще, искусственное вскармливание – недешевая вещь, не понимаю, почему многие мамочки с легкостью отказываются от бесплатного и самого лучшего и подходящего питания для ребенка, которое нам дала природа – грудного молока. Пугает то, что многие даже не пытаются наладить кормление, зачем, если есть смеси с кучей витаминов и прочих присадок, и мало кто из них по-настоящему осознает, чего они лишают своего ребенка, переходя на искусственное вскармливание. Я поняла, что воспоминания снова взращивают во мне неприязнь и возмущение. Ощущение того, что я предаю саму себя, свои убеждения и продаю свою совесть, растило во мне отвращение к самой себе. Одна часть моего мозга кричала о том, что я должна сделать работу хорошо, зажигаясь лампочкой с надписью «партнерство», другая же его часть противилась всему этому, подсовывая образы меня самой шесть лет назад, напоминая, что, раскрутив еще одну смесь, я сделаю свой вклад в еще большую популярность резиновых заменителей мам, а, значит, осознанно увеличу количество детей, которые не по своей воле будут получать второсортное питание и потеряют возможность такой необходимой им в первый год жизни физической близости с мамой. В ту ночь я никак не могла уснуть, раздираемая внутренними противоречиями. Все положительные впечатления, полученные за день, улетучились, затмились моей борьбой с самой собой и неприятными, удручающими мыслями. Я вдруг представила, сколько удовольствия и морального удовлетворения доставила бы мне возможность зарабатывать на предоставлении информации о пользе и правильности грудного вскармливания, но реальность была такова – на этом не заработаешь на няню, свой дом и образование ребенка. Я чувствовала себя как в мультфильмах, где в минуту слабости или момент принятия серьезного решения на плечах у героя сидят два его уменьшенных близнеца, один из которых в образе ангела, другой – в образе дьявола, и каждый пытается навязать свое мнение. Боже, кажется, я схожу с ума, так ведь и до маразма недалеко. Мне необходимо выговориться, поделиться своими переживаниями, иначе я загоню саму себя в глубокую яму депрессии, выбраться из которой уже не смогу самостоятельно. Глянув на часы, я поняла, что уже час ночи. Сон не шел, меня распирало изнутри из-за противоречий, нужен был совет или поддержка близкого человека. Единственным человеком, кто мог бы меня выслушать и понять, была моя подруга со времен обучения в колледже – Розали Хейл. Сегодня суббота, Розали наверняка тусуется где-то с Эмметом. Поколебавшись минут пять между совестью и эгоизмом, я набрала номер подруги – эгоизм взял верх. Надежда на то, что Роуз не спит, таяла с каждым гудком, и когда я уже подняла палец, чтобы нажать отбой, в трубке послушался знакомый голос: ― Белла, ты, что ли? Да ладно, кого я слышу, ― с иронией произнесла подруга. Она имела полное право злиться на меня, я редко звонила и еще реже у меня получалось встретиться с ней. В последний раз мы общались месяц назад. ― Да ладно, Роуз, не начинай, мне нужна твоя помощь, ― промямлила я жалостливым голосом. ― Держу пари, у тебя сейчас глаза, как у кота из Шрэка, ― заметила Розали, ― выкладывай, что там у тебя? ― Ты сейчас где? ― В баре с Эмметом, в центре города, только не говори, что вопрос нельзя решить по телефону и мне придётся тащиться к тебе? ― Я вызову тебе такси, скажи адрес, ― пищала я. ― Чёрт, Белла, неужели всё так серьёзно? Надеюсь, с Лукасом все в порядке? ― Да, с ним все нормально, зато у меня с головой, кажется, проблемы, нужен друг. Приедешь? ― Эммета с собой брать можно? ― Если только он ляжет спать и не будет присутствовать при разговоре, все-таки я тебе душу собираюсь изливать. ― Ладно, отправлю его домой, но учти, это тебе дорого обойдется, как минимум походом с нами в боулинг в следующие выходные. ― Я сейчас на все согласна! Я познакомилась с Розали в колледже на первом курсе. В то время я пыталась строить из себя наглого и самоуверенного подростка, привлекая внимание сверстников, поэтому с Розали мы быстро нашли общий язык. Хейл была красоткой, высокой стройной блондинкой с гордо поднятым лицом, она-то и преподавала мне уроки по ловле симпатичных парней, у нее многому можно было научиться. Я же пыталась изображать из себя роковую женщину, флиртуя со всеми подряд, у меня были свои глупые причины вести себя подобным образом. Когда я родила Лукаса сразу после летней сессии первого курса, мы немного потеряли связь, так как мне пришлось уехать в Форкс на время, но Розали была одной из тех, кто поддержал меня, когда я забеременела, именно она была рядом и только благодаря ее поддержке мне удалось принять правильное решение. Именно она приютила меня на полгода, когда я вернулась в Сиэтл и восстановилась в колледже, без нее я не добилась бы того, что имела сейчас. Ночью дороги в городе пустовали, и Розали примчалась очень быстро. Обнявшись на пороге, мы протопали на кухню, и подруга поставила на стол бутылку вина. ― Надеюсь, Эммет не очень обиделся? ― виновато спросила я. Розали встречалась со своим орангутангом, как она его называла, уже три года, и, хотя Эммет предлагал ей выйти за него уже как раза три, Роуз отказывалась, она была тусовщицей по натуре и связывать себя семейными узами не торопилась, решив взять от молодости всё, что можно. ― Ну как тебе сказать, у него были на меня сегодня большие планы, ― подмигнула Розали. ― Не парься, переживет, ну так что там у тебя стряслось? Пока я открывала бутылку сухого белого вина, принесенного Розали, молчала и собиралась с мыслями. Разлив по бокалам напиток и отхлебнув глоток, я приступила: ― Мне досталось вести крупный проект, по окончании которого я получу партнерство, если сделаю все на «отлично»… ― Круто, поздравляю! Это ведь то, чего ты всегда хотела! ― с энтузиазмом воскликнула Розали настолько громко, насколько могла себе позволить, чтобы не разбудить Лукаса. ― Подожди, чего тогда такая кислая? Неужели этот твой босс предложил переспать с ним за эту возможность? ― Боже, Роуз, ну и фантазия у тебя! Нет, слава Богу, не предлагал! Дело в другом совсем… ― Ну так расскажи, ― предложила подруга, отхлебнув вина. – Я вся внимание! ― В общем, мне надо продвинуть детскую смесь на рынок, раскрутить и заставить покупать… ― я начала говорить и мне вдруг показалось, что мои сомнения – это глупость несусветная. Я замолчала. ― А, понятно, ― неожиданно промолвила Хейл. – Досталась же мне в подруги сумасшедшая женщина, каких еще поискать надо. Можешь не продолжать, я знаю, как ты относишься к заменителям всего натурального. Я еще помню твой героизм в борьбе за грудное вскармливание, была бы твоя воля, ты ходила бы с транспарантом и кричала бы на каждом углу – долой бутылочки и пустышки. Роуз понимала меня с полуслова, иногда мне казалось, что она читает мои мысли – настолько у нее получалось посмотреть на вещи моими глазами. ― Не, была бы моя воля, ― ответила я, ― я бы законом запретила переходить на искусственное вскармливание, пока не будет доказано, что имеет место реальный недостаток молока. Ты знаешь, что из семидесяти процентов матерей, которые кормят детей смесями, всего два процента страдают реальным недостатком, остальные шестьдесят восемь процентов переходят на искусственное вскармливание из-за недостатка информации о грудном кормлении или из желания сохранить форму груди? ― Я же говорю – ты сумасшедшая женщина, тебе медаль пора давать как борцу за справедливость. Слушай, и откуда у тебя это? Ты ведь до рождения сына еще той оторвой была, могла фору любой дать по ношению мини юбок и вертению задницей, а теперь страдаешь из-за того, что смесь впаривать придется. ― Сама не знаю, Роуз, но когда ты становишься мамой – мир с ног на голову переворачивается, а мировоззрение перестраивается настолько, что саму себя узнаешь с трудом. И потом, ты же знаешь, что я больше притворялась, чем такой была на самом деле. Ну, знаешь, трудное детство, деревянные игрушки… ― Ладно, когда рожу, приду к тебе за консультацией по грудному вскармливанию, уговорила, давай думать, что сейчас делать. Подытожим входящую информацию: тебе нужно партнерство, тут и обсуждать нечего, не можешь же ты вкалывать еще шесть лет как папа Карло, посмотри, уже ветром сдувает и синяки под глазами такие, что ни один брендовый тональный крем не замажет. Тут без вариантов, работать надо через «не могу»… Я слушала подругу внимательно и с благодарностью, она понимала меня и принимала мои внутренние убеждения, это дорогого стоило – никто больше не мог так понять меня… ― Но, ― продолжала Роуз, ― если ты будешь делать работу качественно, это грозит тебе депрессией, разрывом мозга совестью, как минимум, а как максимум – сдвигом по фазе, и это понятно. Это как насилие над собой, я бы также себя ощущала, если бы мне, например, мой начальник пообещал повышение за минет. Это вроде как бы и не измена, и повышение хочется, но противно до блевотни, еще и совесть замучает, что Эммету изменила, хоть и не полноценно. ― Роуз, ты совсем не изменилась с колледжа, скромность – не твой конёк, а твоему воображению можно позавидовать, такое яркое сравнение подобрала, ― хохотнула я. ― Но ты описываешь примерно мои ощущения, мне противно, так и есть. ― Да я и не стремлюсь измениться, вот когда мамой стану, тогда подумаю о своем моральном облике, пока что не хочется. Из нас двоих кто-то ведь должен в разуме быть, ― подмигнула Роуз. ― Да знаю я, что фигней страдаю… То, что мне кажется неправильным, другие воспринимают нормально и естественно, я никого не имею права убеждать или осуждать и не собираюсь, но чувствую себя вредителем, предателем своих принципов, ничего поделать не могу с собой. ― Каждый верит в то, во что верит, это нормально. Раз уж без этого проекта никак не обойтись, а мы с тобой это уже решили, то тебе надо найти в этой смеси и в своей работе над ее продвижением что-то положительное. Вот что может быть положительного, если я изменю, даже пусть наполовину, любимому человеку? Ничего, абсолютно ничего, то есть даже кайф не словишь, в этом случае получается проституция в прямом смысле слова, да еще и плюсом идет предательство. То есть вообще кошмар! В твоем же случае всё не так печально, ну смотри, ведь есть эти два процента детей, которые на самом деле нуждаются в искусственном вскармливании, потому что у их мам нет физической возможности их кормить. А помимо женщин, у которых реальный недостаток молока, есть ведь еще те, которые пьют антибиотики по состоянию здоровья, им тоже нельзя кормить грудью, есть, которые лежат в больнице и опять не могут кормить, а есть дети, которые и вовсе без матерей остаются, например, брошенные отказники, им-то тоже кушать надо. Вот и наскребётся у тебя уже десять процентов, вместо двух, и этим десяти процентам нужна качественная замена женского молока. Думай, что ты продаешь смесь этой доле потребителей, и совесть твоя немного успокоится. Я смотрела на Розали широко раскрытыми глазами. А ведь отчасти она была права, и хоть я, как маркетолог, понимала, что это самообман, что агрессивная реклама даст обратный эффект, мне стало намного легче уже оттого, что меня кто-то понимает, понимает мои ощущения и принимает мои чувства. Всегда легче смириться с чем-то, когда кто-то разделяет с тобой твои сомнения и переживания. ― Роуз, ты мой личный психотерапевт, что бы я без тебя делала? Я почему-то не думала об этом с такого ракурса... ― Знаешь, почем нынче консультации психологов? Тебе одним походом в боулинг не расплатиться, боюсь, придется тебе еще составить нам компанию в каком-нибудь ночном клубе как-нибудь на днях. ― Всё не оставляешь попыток меня сосватать? ― улыбалась я, чувствуя, как полегчало на душе от разговора с Роуз, и понимая, как мне не хватало таких посиделок в последнее время. ― Конечно, а то так и состаришься без секса. Регулярные половые контакты и оргазмы – залог женской красоты и здоровья, а главное – счастья. ― Я счастлива, у меня есть сын, ― попыталась возразить я. ― Белла, Лукас не будет вечно шестилетним мальчиком, тебе стоит подумать о личной жизни, ― серьезно поговорила Розали, глядя мне в глаза. Она всегда желала мне самого лучшего. ― Знаю, но у меня нет времени на это, да и желания тоже нет. ― Конечно, столько без мужика жить все желание пропадет, уже, наверное, и забыла, как член выглядит, ― подколола меня подруга, допивая второй бокал вина, ― или у Блэка там не ахти было что запоминать? ― Да ну тебя, Роуз, ― смеялась я вслух, ― у него в этом плане все в порядке было, только сама знаешь, что на одном сексе семью не построишь. ― Не спорю, но это один из основных трех китов семейного счастья! – серьезно заявила Хейл. ― По чьей это теории, интересно. По твоей собственной, что ли? И какие же остальные два кита? ― Деньги и взаимопонимание, какие же еще. ― Но со взаимопониманием я спорить не буду, понятно, что муж и жена должны смотреть в одну сторону, а не в разные, но деньги-то почему? ― Ну не верю я в пословицу «С милым рай и в шалаше», материальный недостаток убивает всю любовь, дай только срок в полгода. Кстати, кто заказчик проекта, ты с ним уже встречалась? ― Заказчик – Таня Каллен, встречалась. Богатая, капризная, самовлюбленная блондинка с отсутствием чувства юмора. ― Блин, клиент – баба, хуже не бывает. Я-то надеялась, там тебе бизнесмен попадется, гляди, и очаровался бы твоим умом и сообразительностью, ― смеялась Роуз. ― То есть, внешне я уже не способна кого-нибудь привлечь, по-твоему? – меня веселил наш разговор. ― Почему же, одень ты джинсовые шортики по самое «не балуйся» или мини-юбку – и вполне так себе секси, в колледже от твоих ног парни с ума сходили. Я засмеялась в голос, представив, что появлюсь на следующем совещании в джинсовых шортиках и красных босоножках на платформе. Джейсон в обморок упадет при таком раскладе дел. ― А помнишь Майка? ― продолжала Розали. ― Да он слюни по тебе пускал, бьюсь об заклад, он до сих пор мечтает о тебе. Он, кстати, так и не женился, так что у тебя еще есть шанс, ― веселилась подруга. ― Не напоминай мне об этом смазливом прилипчивом блондине, ― поддержала я, ― и как только Блэк в свое время не свернул ему шею? ― Думаю, свернул бы, если бы узнал, как ты с ним флиртовала, а еще с Тайлером и Эриком… ― Не продолжай, было дело. То есть, ты считаешь, что все мои проблемы решат короткие джинсовые шорты? ― Ага! Придется подарить их тебе на день рождения… С Роуз было весело, она умела найти слова утешения, умела подбодрить, поддержать и помочь. Мы проболтали до пяти утра, осушили две бутылки вина, вторую пришлось достать из закромов, и, удовлетворенные разговором по душам, отправились спать. Роуз решила остаться у меня до утра, а я только обрадовалась возможности побольше пообщаться с подругой. Все-таки, какими сильными мы бы ни были, нам всем нужна поддержка извне, и счастливчик тот, у кого есть человек, способный поддержать, развеять сомнения, быть на твоей стороне, чтобы ни случилось, и способный понять тебя, даже если сам чувствует и думает иначе. Роуз дополняла меня, она могла растормошить, напомнить, как надо жить, чтобы было, что рассказать детям, могла вытащить из депрессии. Я могла говорить с ней обо всем, она была единственным человеком, кому я открыла всю душу, кто знал все мои секреты и кто никогда бы их не выдал. Она знала обо всех моих тараканах и принимала их, хотя сама думала иначе. Она была Подругой с большой буквы, такой, на которую можно было положиться в трудную минуту, такой, которая никогда не осуждала, но могла вправить мозги, помочь разобраться в себе. Засыпая, я благодарила Бога за то, что он послал мне в подруги взбалмошную, веселую, хулиганистую, но такую понимающую и преданную Розали Хейл.