Под дождём

— Спасибо, Ичи, — говорит девушка и принимает из его рук предложенный чай. Они недолго смотрели на друг друга перед тем, как войти в дом. Эн, такая уставшая и так сильно походившая на призрака, видение, сон наяву, пообещала всё рассказать и объяснить. От её мокрой одежды на полу образовалась небольшая лужа, и Куросаки вежливо предложил сменную одежду. Вещи сестёр оказались маловаты, поэтому пришлось поделиться своей тёмной футболкой и спортивными штанами. Одежда буквально висела на миниатюрном теле, но лучшего предложить он не мог. Теперь же этот сорванец сидит со скрещенными ногами у него на постели, прислонившись спиной к стене, и дует на горячий чай. Сырое полотенце, которым девушка недавно протирала мокрые волосы, лежит на плечах. Ичиго странно ощущать её присутствие в своей комнате. Ещё вчера он мысленно прощался с ней, надеясь таким образом больше об Эн не думать, сегодня же она заявляется посреди ночи у порога дома Куросаки и хочет поговорить. Как… парадоксально? В комнате некоторое время стоит тишина, не считая сотни и тысячи ударов капель дождя по крыше и окнам. Девушка окидывает взглядом спальню, припоминает, как заходила сюда для уборки, до знакомства с её обладателем, и с удивлением подмечает, что здесь ничего не изменилось. Совершенно ничего. Только пара учебников появилось на столе, не более. Словно в эту комнату никто не заселился. — Почему ты вернулась? — спрашивает наконец Ичиго. Эн отвлекается от разглядывания комнаты и смотрит на его привычно хмурое лицо. — Потому что я поступила неправильно, — она проводит левой рукой от колена вдоль бедра и обратно, пытаясь расслабиться. — Ты и твоя семья не единственные, кого я не предупредила об отъезде. Честно, мне стыдно за своё поведение. Убегать без предупреждения стало привычкой. Она замолкает и выглядывает в окно, на улицу. — Я хочу рассказать тебе о моём отце. Эн действительно рассказала всё, что только могла, что должен и не должен был знать Ичиго. Она родилась и жила до шестнадцати лет в Токио с любящими родителями. Мать работает по сей день поваром, а отец был мастером спорта по различным видам боевых искусств. Будучи небольшой девочкой, дочь разделяла интерес отца к борьбе, благодаря чему она усердно занималась с ним, принимала ледяные ванны по утрам, бегала по вечерам, а с двенадцати лет регулярно посещала спортзал и секции по таэквондо. Отец объяснял, как правильно нужно защищать себя в драке, где больнее бить, но не убить, потому не боялся отпускать её гулять с подружками допоздна. Спорт стал не просто хобби, а смыслом её жизни. Нельзя сказать, что мать одобряла её увлечения, но не смела препятствовать. Любящий муж, громила с широкими плечами и хмурым лицом, буквально таял, находясь рядом с семьёй. Обожал романтические комедии и низко хихикал, с хрипотцой, такой смех легко узнаешь из тысячи. Мог отжиматься с дочерью и женой на спине, словно те были пушинками. Говорил мало, но по делу. И любил повторять: «Твори что хочешь, однако нести ответственность будешь сама». Они были идеальной семьёй. Каждое лето обязательно ездили на море, раз в месяц посещали горячие источники, завтрак и ужин старались проводить вместе, по воскресеньям доставали велосипеды и ездили в центральный парк. Мечтали купить большой дом и завести собаку. Пока однажды Эн не проснулась ночью от криков и ругани. В основном кричала мать, ревела, кидалась на шею мужу, била кулаками по спине, хватала его за руки, пока тот молча и с невозмутимым лицом собирал личные вещи в рюкзак. На заднем дворе в мусорном баке горела его одежда. Мать утверждает, что он сделал это сам. Пока дочь спрашивала у них, что происходит, отец захлопнул входную дверь и скрылся. Оператор на том конце повторял, что абонент временно недоступен. Друзья либо не знали, где он, либо отказывались говорить. Он просто исчез, когда узнал о мамином любовнике. Эн нравился её сосед, который был старше её на три года. Дети росли вместе и были лучшими друзьями до тех пор, пока шестнадцатилетняя девушка не призналась в своих чувствах. Пусть общение осталось прежним после отказа, но слово «друг» утратило свой прежний смысл. У парня не было отца, поэтому он часто проводил время в их доме и обучался наравне с Эн борьбе, восхищался её отцом и мечтал стать похожим на своего кумира. Узнав об исчезновении, сосед первым подал в розыск. Спустя месяц их пригласили на опознание повешенного в лесу Аокигахара. Подтвердили. Тем же вечером у Эн произошёл перелом позвоночника, у матери — рёбер, а приятель… — Он не справился с управлением. Его так сильно прижало грудью к рулю, что кости проткнули лёгкие. Врачи обещали, что с ним всё будет хорошо. А потом сказали, что он захлебнулся кровью, — Эн всхлипывает, вытирает безостановочно льющиеся по щекам слёзы. — Его хоронили в один день с папой. Когда я вспоминаю это, то чувствую себя виноватой. Не понимаю, за что, но мне так стыдно за произошедшее. Я-я… я не понимаю, как ещё не сошла с ума. Ком режет горло, от напряжения в ушах начинает гудеть. Слёзы обжигают щёки, и сколько бы Эн не пыталась их вытереть, они не перестают литься. Боль от груди пульсирует по всему телу, дрожь охватывает руки. Она с удовольствием начала бы орать что есть мочи, будь сейчас в одиночестве. Бить кулаками в стены, разнести комнату, разбить посуду, выкинуть вещи в окно. Рвать волосы на голове и подушку, на которой спишь. Почему это так успокаивает и почему хочется быть одному, когда страдаешь? Эн кусает до крови губы и сдерживает себя. С Ичиго плакать не стыдно, но не хочется разбудить сестёр и Иссина, заставить их беспокоиться, носиться вокруг, успокаивать её. Это излишняя забота. Промолчать. Проглотить крик. Сделать себе хуже, но не привлекать внимание. Да, так будет правильней. Если это «правильно» вообще существует. Мать - предательница, а отец - самоубийца. Лучший друг погиб в аварии. Эн стала инвалидом и не могла продолжать заниматься спортом. Бывший любовник матери — собственник, который следует за ним по пятам. С каждой новой подробностью её жизни Ичиго убеждался, что он ещё легко отделался. Его мать Масаки — прекрасная женщина и истинная героиня, спасшая своё дитя. Иссин хоть и старый извращенец, но безобиден. Лучших сестёр, как Карин и Юзу, не найти. Так почему же он не чувствовал себя счастливым до этой встречи? Куросаки встаёт со стула и укутывает няню в махровый плед. Единственное, что он посчитал здесь уместным, — это молча сидеть рядом и обнимать, поглаживать голову, перебирать пальцами волосы ранимой девушки. Та ещё что-то бормотала, то говоря про произошедшее, то про свою новую жизнь в Киото. Новые одноклассники были спокойными и радушными, мать всё-таки позволила завести щенка лабрадора, рядом с домом открыли спортзал с бассейном, стала работать официанткой в ближайшем кафе. В этом кафе она уже успела подраться с местным пьяницей, который приставал к девушкам и унижал персонал. После этого пьяница больше не появлялся, а коллеги быстро прониклись уважением к новой работнице и помогают ей обустроиться на новом месте. Эн извинялась, что могла убить Ичиго. Ичиго извинялся, что пытался сделать ей больно. Они сидели в обнимку до тех пор, пока за окном не стало светать. — Ичи, небо синеет, — с мягкой улыбкой подмечает няня и убирает голову с его плеча. Ичиго приоткрывает сонные глаза и зевает. Его взгляд встречается с усталыми глазами Эн, но девушка больше не плакала и не выглядела подавленной. — Помнишь, я обещала тебе, что выведу в пять утра смотреть рассвет? — в голубых глазах блеснул огонёк азарта. На улице приятно пахнет мокрым асфальтом и морозной свежестью. Роса на траве сверкает от первых солнечных лучей подобно кристаллам. Тишину разряжает пение птиц, но они совсем не мешают одиночеству подростков. Огромная лестница семьи Куросаки практически всегда стоит на улице и ведёт на крышу. Эн взбирается по ней первой, Ичиго — за девушкой. Небо разделилось на две половины, где с одной стороны приходил свет нового дня, а с другой прощалась ночная темнота. Там, где начинает всходить солнце, возникает красно-оранжевая полоса, схожая с той, что они видели в Дангае. Облака окрашиваются в розовый и оранжевый цвета, будто бы сами горят в небе. — Жаль, что я не художник, — с долей грусти произносит няня. — Такие пейзажи хочется запечатлеть не только в памяти. И фотоаппарата с сильным объективом у меня нет. Они осторожно карабкаются на самый верх, стараясь не поскользнуться на мокром шифере. Кусочки краски остаются на обуви и ладонях. Чтобы они не прилипли ещё и к заднице, Куросаки расстилает плед, а его одеяло накидывают на плечи. Ностальгия пробивает: совсем как сидеть на столе в Дангае и также соприкасаться плечами, коленями. Тот редкий случай, когда чувствуешь своё присутствие в этом мире, не думаешь о будущем и прошлом, наслаждаешься именно этим моментом сейчас, здесь. Никаких «если», никаких «когда», никакой судьбы, решающей за других. Город ещё не пробудился ото сна, не наполняется голосами людей и шумом проезжих машин, и невольно думается, что вся эта тишина, весь тот мир, который позволяют увидеть глаза, принадлежит тебе. Жизнь сосредотачивается именно в том, чтобы сидеть плечом к плечу с человеком, которому доверяешь, и просто наслаждаться городской тишиной и одиночеством. Горячий бутерброд становится самой вкусной едой, а чай из термоса — лучшим напитком. Человек, сидящий рядом, — прекраснейшим существом, которого мог встретить. — Эн, — шёпотом зовёт Ичиго, словно боясь спугнуть окружающую их тишину, — почему ты называешь себя именно Эн? Это ведь не настоящее имя. — Ошибаешься, Ичи. Это имя как раз-таки моё. Я сама его себе дала. Честно, мне не нравится эта дурацкая традиция нарекания именем при рождении. Вернее, мне не нравится, что его дают другие люди. Вот если бы… если первое наше имя было бы формальностью, а при наступлении совершеннолетия все могли себе дать те имена, которые нам нравятся, то я выбрала бы Эн. Согласись, в Японии тяжело найти такого человека. А настоящее… слишком скучное, как по мне. Ичиго молча кивает, но не в знак согласия, а в качестве демонстрации внимания. Няня всегда отличалась нестандартным мышлением, но в её мыслях всегда было что-то притягивающее. Простота отлично ладила с креативностью. И пусть девушка порой излишне вольнодумна, но для неё не существовала никаких рамок. Такой свободе и завидуешь, и восхищаешься. Пожалуй, одна из причин, почему его так манит к Эн. — Как бы ты сам себя назвал? — любопытно спрашивает девушка. — Я бы оставил Ичиго. Меня устраивает. — Клубника, которая защищает? Да, в этом что-то есть, — её смех заставляет бывшего синигами краснеть, но тот в ответ лишь цокает. Когда солнце практически вылезло из-за горизонта городских домов и пришло время спускаться, Ичиго только сейчас замечает долгий, внимательный взгляд Эн, обращённый в его сторону. Обычно она так смотрит, когда пытается «прочитать» мысли собеседника. Но на этот раз что-то изменилось, было не таким, как прежде. Она смотрела так, будто ожидала от него каких-то действий. Смотрела глубоко, волнующе, задумчиво кусая нижнюю губу. Потом потянулась к его щеке и поцеловала. — Прости меня. За всё, — шепчет Эн, и неловко отстраняется. Взгляд лишь на миг становится испуганным, как у провинившегося ребёнка. Ей стыдно, потому что она не привыкла рисковать. Но оставить всё как прежде невозможно. Дружбы недостаточно. Уж лучше получить отказ и отстрадаться, чем проводить дни напролёт в сомнениях. Ичиго был с ней согласен. Пальцы сами тянутся к её очкам и медленно снимают их. Дыхание, как и сердцебиение, невольно учащается. Пот выступает на ладонях, а по коже бегут мурашки. Они знали, к чему всё идёт, но до первого прикосновения не могли в это поверить. Риск и боль того стоят. Оба представляли себе поцелуй по-другому: более раскрепощённым, более страстным и нежным. Как в романтических кино, книгах или у встречающихся парочек в общественном месте. С одной рукой на шее или щеке, с другой на талии, плече, в волосах. Они ни разу не прикоснулись, кроме губ. Застыли на несколько мгновений от новых ощущений, медленно поддались друг другу. Боялись попробовать больше. Но… Это того стоило.