Apolog

В темноте рождаются странные звуки, иногда они содержат в себе намного больше знаний, чем свет и цвет. В этой неощутимо-пугающей темноте нет возможности что-либо увидеть. Это иная темнота. В ночи, привыкнув к ней, можно увидеть очертания окружающих тебя предметов, в этой же темноте не определить, привыкаешь или нет - все равно ничего не видно. Трата времени, которого здесь не существует... Абсолютный мрак... Эта темнота живая... Охватывающая больше вообразимого и превосходящая по совершенству мглу ночи или чернь дна холодных океанов. В глубине, в самом сердце её, рождается нечто невероятное... Примерно две тысячи лет назад это произошло. В темноте возникло нечто, зовущееся "звуками". Здесь было так. В мире людей - иначе. Все звуки и мысли не стоили ничего. Людское племя продавало все, что только дала им природа. Человечество за эти века и предшествующие этому столетия совершило множество открытий. Полезных? Только для себя. Глобальных? По сравнению с чем? Бессмысленных? В какой-то степени и для самого человечества. В темноте же все, что создавалось людьми, отражалось в звуках. Звон колокола. Завывание ветра. Капель. Пение птиц. Предсмертный крик... Но только первые сто лет... Когда мессия, по распространенному мнению людей, родился на свет божий, иронично, но на свой собственный свет. И к тому времени в темноте скопилось огромное количество звуков. Достаточное, чтобы создать целый мир. Но в темноте не хватало того, что могло осуществить это чудо... И темнота стала впитывать из человеческого мира слова... Не хватало основы, на чем бы строился новый мир. И темнота впитывала из человеческого мира события. В потемках нечему было появляться - она стала впитывать из человеческого мира образы... Новый мир, которому уже суждено было появиться, мог бы остаться безжизненным, как одинокая планета галактики. И черная темнота стала впитывать из мира людей чувства. Лишь желания людей не впитывались, и потому мир обещал быть безграничным, в отличии от сознания человечества. Но некому было эту реальность создавать. Слова могли лишь дать возможность построить мир... Покачивающиеся ветви деревьев тянулись к ветру. Их темные силуэты казались почти чёрными на фоне холодного вечера. Между ними тихо ступал ветер по пожухлой шуршащей траве, порой ускоряя шаг и мчась вперед, словно голодный зверь, и иногда замедляясь, отчего одинокие листья обеспокоенно шептались на покачивающихся ветвях. В распахнутое настежь окно дуло легкое дыхание вечера, играясь с занавеской призрачными руками. Задумчивая фигура с низко опущенной головой сидела на кровати. Сон будто покинул навсегда. Шуршание за окном казалось непривычно громким человеку - в ушах оно отдавалось озлобленными волнами бескрайнего океана, ворчащими, кричащими, орущими и вопиющими безумные речи, словно изрекаемые язычниками. Разразилась громкая тишина, давящая на череп изнутри. Та самая, когда исчезает любой звук, и даже листья за окном угрюмо молчали. Ни одного движения ветра или звука, лишь зависание в полной тиши, и отсутствие сна убивало, терзало, мучало, не давая покоя. Странное, непривычное чувство легло на сердце, будто рано или поздно должно было произойти что-то резкое, внезапное и непредсказуемое... Один шаг по холодному полу и еще один... Закрыть окно... Здесь слишком прохладно, непривычно холодно, странным образом сквозит, даже руки вздрагивают. Тысячи листьев вокруг настойчиво шепчут слова на каком-то древнем и непонятном языке, мешаются и перебивают друг друга, их так много, что кажется, можно сойти с ума. Ветер и множество голосов, звуков, картин... Они перешептывались, доносясь звуками в распахнутое окно, и лишь один тихо и медленно касается пола, замирая, словно ветер специально принес его именно в комнату. Тишина вновь захватывает атмосферу, ставни захлопнуты... Звуки то утихали, то снова поднимались. Не было абсолютной тишины. Лишь в человечьих ушах звуки расширялись, приглушенно доносясь сквозь замкнутое пространство и угасали словно насовсем. Непонятные чувства хватали его за горло призрачной рукой, которая проникала в трахею, разливаясь леденящей жидкостью по телу, беспокоя человека. "Крикни, крикни громко", - металось в мыслях, словно кто-то извне побуждал к этому. Но людское сознание и тело боролись. Как стерлась та грань между обычной природной тишиной, шуршащей болтовней листьев и настойчивыми собственными ощущениями? Скорее что-то пугало двуногое существо, нежели человек в полной мере что-либо ощущал сам. Дверь заскрипела, открываясь. Ветер на этот момент утих, прекращая саботировать травинки. Человек вскочил со стула, опрокинув его, поддаваясь внутреннему и внешнему напряжению, до ужаса выводящему из себя. Что-то было рядом, что-то смотрело на него, буравя его невидимым взглядом. "Беги", - прошелестело совсем рядом, отчетливо и прямо, это слово никак нельзя спутать с самыми бурными мыслями. Человек сорвался с места и помчался через раскрытую дверь, навстречу заново пробуждающемуся ветру, под стук собственного сердца, чующего неминуемую опасность. Почему же люди настолько банальны? Бежать от пустоты, от чего-то неизвестного, вдаль, пытаясь спастись... На что способен человек ради спасения своей жизни? Задыхаясь, жертва добралась до леса, петляя между деревьями, понимая, что скоро ее силы иссякнут, потребуется время отдышаться, хоть немного успокоиться, пока он не растерял все нервы. Опасность, если таковая есть, минует? "Надейся", - шепнуло нечто, заставив судорожно оборачиваться человека и побежать дальше, разумеется никого не заметив. Поляна, во всем великолепии вечера расстилающаяся перед ним, была заключена в кольцо мощных деревьев, шелестящих и перешептывающихся листьями, которые в сумраке теряют свой успокаивающий цвет. В этом полумраке ветер срывался с небес, ударяясь об землю, влетая в человека, не желая пробиваться сквозь лес, не имея перед собой никаких преград, настигая бедное испуганное существо. - Ты слаб и беспомощен. Сколько силы в твоей расе, пока вы питаетесь ненавистью и друг другом. Я шепну, побежишь ты. Я прошепчу тише, побегут многие люди. А ведь я просто пришел поговорить... Голос из ниоткуда усиливался, застилая звуковой волной поляну. Эта смесь скрежетания и надрывности вполне четко передавала все слова. Голос был необычным, проникновенным и безусловно пугающим. Человек вертел головой, словно сумасшедший в комнате со сдвигающимися в его больном воображении стенами. Отходя примерно в центр поляны, спотыкаясь о неровности земли, словно таким образом он имел возможность защититься от атаки с любой стороны, человек наконец крикнул: "Кто ты? Где?.." - А так же что тебе нужно, зачем, как, почему, для чего? - голос издевался, усиливаясь в противовес вновь утихающему ветру. - Твои вопросы слишком очевидны. Хотя, быть может, дело в том, что тебя интересуют ответы на все вопросы? Я не должен оправдываться, не обязан ничего тебе объяснять. Обреченному на столь неожиданное общение ничего не оставалось сказать, страх и нелогичность ситуации, в которую он внезапно попал, вытесняли из головы любые мысли для ответа. Но ждать человеку не пришлось, нечто пока было склонно к монологу: - А я все же отвечу на несколько предполагаемых вопросов. Зачем я здесь? Я просто проходил мимо, этого достаточно, - голос насмехался, что отражалось в ухающих нотках на гласных звуках. - Как я посмел существовать, разрушая твое представление о мироустройстве? Прости меня, я бы скрывался до конца твоей жизни, но интерес к тебе превозмог любую вежливость. Просто докажи. Покажи насколько ты человек, докажи свою суть. На эти слова человек разве что упал, усевшись на траву, пытаясь глубоко вздохнуть, не прекращая вертеть головой. В мыслях гремела насмешка, но его собеседник продолжал говорить спокойно, насколько это могло показаться возможным при всей специфике его голоса. - Расскажи мне, почему ты бежал? Быть может, потому что вы, люди, подсознательно чувствуете себя виноватыми, понимая, что, если что-то случится, не поддающееся вашим догадкам, значит, пришло возмездие. Ведь так? Вы сами убиваете, раните, губите понимая, что чудесным образом к вам может прийти только расплата. - А ты что, расплата? - сидящий человек немного справился с мыслями, наглея по мере колкостей в адрес его расы. - С чего ты, некое... даже не знаю как тебя назвать, решило, что тебе можно приходить и изображать из себя что-то, кто тебе дал право не проявлять хоть каплю уважения? В ответ на эти слова наступило продолжительное гнетущее молчание. Человек боялся, безусловно, трясясь и оглядываясь, не замечая холода, дрожал всем своим нутром. Но, скорее благодаря присущей человеческому виду горделивости и желанию все держать под контролем, считать, что все в руках человечества, он парировал таким замечанием прямое обвинение в свой адрес. Но молчание долго не затянулось, скрежещущим голосом невидимое заговорило: - А я посетил особо наглую особь, верно? Не думаю, что тебе требуется мое уважение. Разве что жизнь, ты хочешь выжить, забыть этот день. А уважение нужно заслужить. Благодарю тебя, я попросил явить свою сущность, и ты показал чего стоишь. Сидишь, дрожишь всем телом, но при этом находишь в себе смелость... хотя скорее безрассудство обращаться ко мне с подобным упреком. Я не просил никакого права, я имею силу, а значит могу находиться где пожелаю. Мне нравится твой страх. Ты предсказуем, как и десятки людей до тебя. У каждого есть своя планка страха, тебе вот достаточно дверь приоткрыть, чтобы ты бежал куда глаза глядят. - Молчи... - дрожащим голосом промолвил человек, - ты сам вселяешь страх, пугая даже слабым дуновением ветра. - А ты уверен? У тебя слишком сильное воображение. Ветер, листья, скрип двери... Все это вполне обычно в погожий вечер. Но да, мои силы действительно внушают страх. Но людям свойственно бояться. И благо, что вам есть чего страшиться. Голос скрипел, продолжал ухать временами, а человек уже догадывался, что разговор подходит к концу. Обхватив руками голову, он сидел, упершись локтями в согнутые колени. Пленник страха просто промолчал. Тревога вьюжила в бешено стучащем сердце, паника завладевала встревоженным сознанием, мысли перемешивались, перекрикивая друг друга, и дерзким скрипом отдавались в готовой взорваться голове. Глаза обеспокоенно метались из стороны в сторону, будто тщетно пытаясь найти выход там, где его нет... Было страшно до абсурда. Безудержный, неведомый доселе страх дробью отдавался в пульсирующих перепонках, и желание сжаться и исчезнуть не покидало ни на секунду. Ужас заплывал в остолбеневшую, лишенную возможности мыслить от острых осколков отчаянья душу. Как кошмар, ставший явью, словно чёрное солнце на светлом полотне небосвода или тысячи иголок по телу, страх рывком ворвался под кожу, проводя когтями по мышцам и отдаваясь диким холодом в костях. Лёгкие сжимались резко от частых вздохов и выдохов - дыхание с трудом восстанавливалась, кольцо мрачных деревьев казалось клеткой, из которой невозможно выбраться. Смятение и беспокойство не покидали душу, мрачное небо давило на всполошенный рассудок, и холод прокрадывался до сердца, взрываясь паникой секунду позднее, подавленной чувством безысходности.  Кричать! Хотелось кричать до потери голоса, бежать куда глаза глядят, проснуться и не переживать это снова. Каждый миг переживался остро, и расширенные зрачки в ужасе посмотрели в одну точку, пока сердце по-сумасшедшему билось в груди, не давая спокойно дышать. Этой точкой стали два огонька. Зеленый и синий, сияющие ярче, быть может, на фоне вечернего сумрака. Огоньки появились в воздухе совсем близко от человека. Они словно изучали собеседника поневоле, давали некое спокойствие. Неизбежность начинала давить на мозг, человек успокаивался, если можно так выразиться. Ужас сменялся отрешенностью от жизни, нечто высасывало всю тягу жить, бежать, прятаться. - Но почему я?.. - Ты считаешь это несправедливым? Я просто говорю с тобой, ты живой. Что же такого в том, что именно ты? Сегодня ты, послезавтра не ты... Расскажи мне, почему же палач в отставке живет вдали от людей? Боишься той самой расплаты? - Я делал то, что меня заставляли делать... - Ты делал то, за что тебе платили. Не более. Ты видел столько отрубленных голов, ты сам казнил многих... А при встрече со мной ты просто трус. Чем же я страшнее обезглавленного трупа? - Я не один... Ты же пришел не из-за казней, есть что-то большее, - человек, покачиваясь, попытался встать, не желая оставаться на уровне уставившихся на него огоньков. - Неужели? - голос медленно шел на убыль, в противовес поднимающемуся ветру. - Я не являюсь справедливостью или наказанием всех виновных. Я могу прийти к кому угодно. Но в чем-то ты прав. Банально судить тебя только за казни. Ты виновен передо мной. Не удивил совершенно, даже не боролся толком за свою жизнь. Нужна ли она тебе? Человек бросил безуспешные попытки встать на ослабшие ноги, поднял глаза на огоньки и пробормотал: - И что же, убьешь меня так, как я когда-то казнил? Молчание встретило его последним глубоким вздохом. Его собственным. Из леса со свистом промчалось нечто тонкое, пробивая череп человека. Стрела упокоила жертву, заставив ее упасть без звука, кровь текла по лбу, по сути делая то, что лучше всего умеет делать. Капли обагряли траву у лица мертвеца, а в воздухе исчезали зеленый и синий огоньки, прерывистый нечеловеческий лающий вздох последний раз нарушал тишину... По поляне скользнула в сумраке тень, мимо тела. Стрела, застрявшая в голове мертвого человека, исчезла.