Это почти аморально

Он видит Чехова, когда они оба на предпоследнем курсе университета, а Кирк встречает его на пороге с бутылкой какой-то откровенной херни в руке. Маккой говорит своей девушке, чтобы та съезжала, и дает ей неделю, заваливаясь к Джеймсу с небольшой спортивной сумкой. Чехов несет в коридоре чай, и Леонард, злой после ночи беспросветной пьянки, случайно толкает его плечом, выскочив из аудитории, и горячий чай расплескивается через край стаканчика. Маккою попадает на плечо, и его обжигает, и он громко ругается, резко разворачиваясь. Мальчишке попало прямо на руки, потому что он прикрывал свалившийся теперь стаканчик ладонью. Он не ругается и молчит, когда Леонард рычит сквозь зубы парочку ругательств в его сторону, и еще немного, раздраженный его молчанием. Он заканчивает свою тираду уже чуть более спокойным «какого хрена, мальчик», когда тот проныривает под рукой, подбирая стаканчик. - Это Вы меня сбили, - серьезно говорит Павел, почти улыбаясь. Если бы улыбка была в самом деле, это разозлило бы Маккоя, но ее только намек, и он неожиданно успокаивается. Парень к тому времени уходит, стаканчик валяется в урне неподалеку, и Кирк, затаившийся под боком, едко спрашивает: - Уже начал чувствовать себя идиотом? И Маккой недовольно ворчит. Он не умеет так легко приходить в себя после тонны алкоголя. * Он случайно узнает, что Чехов учится вместе с Сулу, который выглядит таким же мелким, но ему двадцать три. Все азиаты выглядят так, словно им морщины разгладили валиком, предполагает Кирк, когда они выходят на улицу после пар и видят эту парочку в траве на собственных расстеленных куртках (с утра стало гораздо теплее). Чехов носит тонкий свитер, из-под которого выглядывает воротник рубашки. На нем джинсы и кеды. Волосы едва не просвечиваются от солнца, он похож на неуклюжий одуванчик. Выглядит как школьник, если бы не толстый учебник по навигации, на котором лежит форменный значок. Павел чувствует его взгляд и вздрагивает, ведет плечами, как от щекотки, под свитером слабо выделяются лопатки. Маккой несмело приподнимает брови, угрюмый молодой человек с синяками от недосыпа на половину Тихого океана. Его не гложет стыд из-за сказанной ругани во время их встречи, но неловкость обхватывает его запястье, мешая поднять руку в приветствии. Павел делает это сам, отвлекаясь от сосредоточенно бормочущего что-то Хикару, широко улыбается, приподняв бледную ладонь. В правой руке у него зажат термос. Наверное, с чаем. * Проходя мимо аудитории с неумело и не в лад поющими студентами, Маккой невольно замирает и заглядывает сквозь приоткрытую дверь. Из слабого интереса и из совместного с Джеймсом нежелания валить на общую лекцию. Когда из воя сквозь залитое солнцем помещение он соображает, что это Чехова поздравляют с днем рождения, с его, погодите-ка, с е м н а д ц а т ы м днем рождения, желание пригласить пацана в бар в какую-нибудь пятницу вместо того, чтобы дожидаться подвыпившего и воняющего сексом Кирка, резко исчезает. Он думает, что двадцатичетырехлетнему не о чем будет говорить с парнем, который должен бы сейчас волноваться из-за предстоящего выпускного или первой неудачной любви. Пялиться на человека, который должен сейчас переживать какой-то там кризис личности, кажется таким постыдным, как и учить оленя стрелять. - Пацану исполняется семнадцать, - бормочет он Кирку, садясь с ним за парту. «Семнадцать» звучит даже не как «черт возьми». Оно звучит как «блять». Залитый солнцем, смеющийся парень, у которого, кажется, выше поднимет руку – и кожа будет прозрачной и полной света. И педофил из-за двери. - Чем не повод позвать его с нами вечером, - ухмыляется Джим, ковыряя карандашом в ухе Менделеева на обложке учебника. Менделеев улыбается снисходительно и с молчаливым упреком, глядя на Леонарда, и он хочет отбить себе язык молотком. Или руки Кирка, когда тот, подловив Чехова после пары, после сухого «поздравляю» Маккоя и яркого поздравления наполовину собственного сочинения, наполовину стыренного из «Сборника цепляющих за душу тостов», обхватывает Павла за плечи и дружески зовет «к нам, на скромную уютную встречу старых друзей». Внимательно глядя на скептически поджатые губы Маккоя, Павел неожиданно приветливо (даже слишком) спрашивает, кто придет. - Только мы. Никого больше, очень скучно, - выпаливает Леонард, прежде чем Кирк успеет вообще открыть рот. Павел улыбается и говорит, что придет. Маккой думает, что это какой-то пиздец. * Скромная и уютная встреча превращается в какую-то грязную удушливую забегаловку, где Кирк вьется вокруг какой-то девицы. Павел сидит в джинсах и вежливо улыбается, в его взгляде таится спокойное ожидание, от которого Леонарду не то чтобы не по себе, но что-то стремновато. Когда Павел наклоняется к девушке Джима, чтобы ответить на ее не несущий никакого смысла вопрос, Кирк наклоняется к Маккою, едва не утыкаясь носом в ухо. - Давай споим его, потом домой, - предлагает он весело, потому что сам уже давно выпил. Маккой пытается понять, когда, если они привалили вместе. - Иди на хер, - отвечает Леонард почти ласково. Даже если бы Кирк хотел, у него ничего не получилось бы – Чехов отказывается так же деликатно, как улыбается, и Джеймс быстро теряет интерес. Маккою неловко, он пялится куда-то везде, лишь бы не на Павла, и почему-то очень скоро становится пьяным. Павел вызывает такси, Павел довозит его до дома и шарит в карманах в поисках ключей. Павел расплачивается с таксистом и отпирает дверь, а потом вводит его, почти не говоря. Леонард еще стоит, иначе тот бы его не поднял, но соображает туговато. Чехов помогает ему переодеться, забраться в кровать, а потом ставит на прикроватную тумбочку таблетку, стакан воды и уходит спать в гостиную. Наутро Леонард не сразу понимает, почему пацан сделал завтрак и почему не свалил. Павел так же вежливо улыбается и говорит «я бы не смог оставить тебя с незапертой квартирой» и уходит, оставив Маккоя пялиться на сковородку с омлетом в какой-то откровенно идиотской растерянности. Ему не то чтобы стыдно, но опять неловко из-за того, что вечер своего дня рождения парень провел, следя за тем, чтобы взрослый мужик не свалился в овраг по дороге домой. * На Павла нельзя сшить форму – на последнем курсе они вместе проходят физическую подготовку, и Чехов физически не отличается от семнадцатилетнего парня, когда задыхается, опираясь о колени ладонями, чтобы хватануть больше воздуха. Большая часть одногруппников уже пробежали последний круг, но ему остался еще один, и колени едва заметно подрагивают от усталости. Кто-то смеется, Маккой подбирает какую-то палку, чтобы бросить в смеющегося, но Павел спокойно выпрямляется (алое на щеках можно принять за следствие нехватки воздуха), убирает влажные пряди со лба и добегает свой круг. Кирк забирает у Леонарда палку и бросает в ржущего, по-дебильному скалясь. Маккой закатывает глаза и угрюмо зовет Павла «посмотреть, не забыл ли чего в квартире». Павел понимающе улыбается. На него приходится шить форму, потому что стандартная велика – и неделю Чехов еще расхаживает без нее, ни один преподаватель не узнает его как своего ученика. Ему приходится предъявлять студенческий раз пятнадцать за эти шесть дней, и, когда раздражается, он щурит глаза, словно те вспыхнут недобрым огоньком, если он посмотрит широко распахнутыми. Вводные тесты он сдает с первого раза. Маккой справляется неплохо, Сулу – хорошо, а Кирк выбирает ответы наугад. Он уютно располагается между Кирком и Маккоем, слушая Джеймса с интересом человека, который смотрит на чужие фокусы, забыв о здоровом скептицизме. Леонарду кажется, что тот издевается. Ему кажется, что человек, который так хорошо знает что-то одно, просто должен знать что-то еще. Ему хочется найти что-то, что не будет доказывать эту убойную разницу в возрасте. Павел не улавливает пошлые шутки Кирка. Он не краснеет, когда его знакомят с какой-то девушкой, потому что не видит подтекста. Приходит под вечер к Маккою, когда они с Кирком надираются в хлам, выливает алкоголь в умывальник, выключает музыку и садится в кресло читать. У него покрасневшие от чтения глаза, насмешливый взгляд, когда Джим и Леонард просыпаются в одной кровати, пропахшие потом, алкоголем и отчаянием студентов, которые нихрена не готовы. Он не дарит подарков на рождествановыегодыднивалентинаднирождения. В отличие от Маккоя, у него нет грызущей совести, которая говорит, что что-то тут не так. Он даже не влезает в чужую жизнь – просачивается, оставив пару книг на полках, потом – шарф, свитер, потом оставшись переночевать в компании с Кирком. Потом без. Это переживается легче, это принимается. Целуется он тоже как семнадцатилетний. Смеется, закрывает глаза ладонями, Маккой – косолапый медведь в собственной квартире, он ничерта не видит, ему кажется, что это как-то странно, он натыкается на острый угол столешницы. Запястья Павла он может обхватить полтора раза. Шерсть на свитере колючая, но надо как-то придержать, чтобы не свалился наземь. Чехов наступает ему на ноги, чтобы дотянуться, и Леонард запоздало наклоняется. Кирк насилует дверной звонок гимном США. Павел щекотно смеется Леонарду в шею и идет открывать.