Every Lifetime for a Thousand Years

Стены в комнате нависли над ним. Казалось, будто бы спустя мгновение они могли рухнуть или поглотить его целиком. Его ладони вспотели, а руки дрожали. Грудь казалась еще тяжелее, и едва хватало воздуха. Этот день настал. Это случится сегодня. Сжав до боли зубы, Кандид стоял перед своим отцом. В свои пятнадцать лет он всё ещё был под его кормой. Они стояли в главной гостиной, где на одной из стен висел флаг и огромный портрет Короля. - Отец, пожалуйста… Голос Кандида дрогнул: - Разве есть что-то, что не в ваших силах? Спаси его. Пожалуйста, спаси его. Король лишь вздохнул: - Твое спасение - это все, что я мог миловать у Совета и Церкви. Не проси меня делать то же самое для него. - Пожалуйста... - Нет! - перебил его отец, - Я не буду стоять в стороне и смотреть, как мой старший сын, наследник трона, возится, - отец продолжил буквально выплёвывая слова, – с этим мальчишкой. Ты опозорил меня! Он обошел сына, и, встав позади него, сказал: - Завтра ты отправишься в аббатство Сен-Пьер-де-Мойсак, отречешься от своей нынешней жизни, и, будучи монахом, каждый день будешь просить прощения у Господа. Кандид покачал головой: - Нет. Отец прищурился: - Что ты сказал? Кандид сделал глубокий вздох и повторил: - Я сказал:"нет". Я проведу остаток своей жизни, любя его и только его. Вы не посмеете остановить меня. Отец остановился напротив и ударил сына. Кандид упал на каменный пол. - Не смей перечить мне. Ты сделаешь так, как я сказал. А иначе, присоединишься к нему. Король грозно смотрел на лежащего на полу сына сверху вниз: - Ты понял меня? Кандид встал, и обхватив себя руками, покачал головой, повернулся и побежал. - Ты не смее… Он проигнорировал приказ отца. Кандид стоял в стороне, сжимая кусок накидки в руках, пытаясь успокоить дрожащие пальцы. Он, сделав глубокий вдох, кивнул охраннику. Сохранять стойкость. Не позволять им увидеть свой страх. Боль. Слова, словно мантра, крутились в его голове снова и снова. Он пытался это делать в течение двух месяцев и едва сдерживался. Он был напуган. Он был слишком молод для такого. Как он может пережить это? Как долго он может обнимать себя руками, качаясь из стороны в сторону и надеясь, что его сердце не разобьется на сотни маленьких осколков, а в его грудь не вонзят стальной клинок? Охранник хмыкнул и схватил ручку двери. Со всей силы толкнул ее, она скрипнула, и Кандид вошел. Это была очень маленькая тюрьма. Грязная. Темная. Стояла жуткая вонь. Но Кандиду по силам выдержать это. Потому что должен. Он пробежался глазами по комнате и спустя мгновение сказал: - Пожалуйста, оставьте нас наедине. Охранник покачал головой: - Но, мисье... Кандид глубоко вздохнул. Неужели его отец заставил охранников думать, что здесь заточен какой-то монстр. - Со мной все будет в порядке. Что он может сделать? - Нам сказали никого наедине с ним не оставлять. Кандид резко повернулся к охраннику: - ОСТАВЬТЕ НАС! Его голос стал непривычно жестким. Он не монстр! Единственные монстры – это вы и мой отец! Кандид услышал позади себя лязг и грохот железных кандалов и прутьев. Он повернулся и опешил, увидев это. - Кто там? Матушка? И слеза скатилась по щеке. Подбородок дрожал. Нет, это не была его мать, но даже сейчас, мог ли он пожелать чего-то лучшего? - Это... Это я. Кандид сделал шаг вперед. Он никогда не отвернется от него. Руки протянулись через решетку, пальцы искромсаны и окровавлены. Кандид сделал шаг вперед и сплел свои пальцы со сломанными пальцами мужчины. Он подавил рыдание и рухнул на колени перед ним. Он грязный. Прошло уже два месяца с тех пор, как они последний раз виделись. Блеис был прекрасен той ночью. Чистым. Опрятным. Сейчас же, избитым и грязным. Его кудряшки спутаны. Кровь была практически по всей его коже и одежде. Блеис протянул свободную руку сквозь решетку, проводя пальцами по лицу Кандида. - Mon amour. (Моя любовь.) Сдержанные рыдания вырвались из груди Кандида. Он прижался к решетке так близко, как только мог. - Не надо. Блеис улыбался, былая красота и лучезарность его улыбки разрушились разбитыми губами в крови и ранках. - Не надо что? Кандид посмотрел на их переплетенные руки. Он любил прикосновения Блеиса к его телу. Он жаждал их. Он молился на них. Таял под ними. А сейчас? Сейчас он бы отдал все, чтобы их никогда не ощущать. Если бы это означало, что они не были бы здесь, если бы это означало, что Блеис был бы на свободе, помогая стать великому городу Париже еще величественней. Он бы отдал это. - Не делай вид, что это не... - Кандид прервался. Он не мог произнести это слово. Он не мог сказать. - Это не конец. Всхлип. - Да! Да, это он. Блеис покачал головой и, протягивая руки через решетку, начал гладить парня. - Нет, не конец. Un jour nous serons à nouveau ensemble. (Однажды, мы будем вместе снова.) Кандид всхлипнул, а слезы полились по его щекам. Он полностью растаял под прикосновениями Блеиса. - Я должен быть на твоем месте. Это не должен быть ты. Короткий смешок вырвался из уст Блеиса. - Твой отец этого не позволит. Будь благодарен ему. Кандид все еще ощущал жжение на том месте, куда отец его ударил. Как он может быть благодарен? Его отец не заботится о нем. Он сохранил Кандида от той же участи не потому, что любил сына. Он думал лишь о себе. - Он хочет выслать меня навсегда. Они погрузились в тишину, а руки вцепились друг в друга. Блеис вздрогнул, когда пальцы Кандида сжались вокруг его сломанных. Кандид попытался ослабить хватку, но парень покачал головой. - Ты собираешься прийти туда? Воздух будто выбили из его легких, а живот сжался до размеров кулачка. Он закрыл глаза и задрожал всем телом. Вдох. Выдох. Возможность дышать исчезла. Короткий вдох. И выдох. - Прийти туда? Ты хочешь, чтобы я... - он замолчал, всхлипывая. Слезы ручьем полились из его глаз, и он дожидался ответа. - Да. Кандид завыл. - Нет! Пожалуйста. Я не могу. - Ты должен. Он затряс головой. - Не надо. Я не могу это сделать. - Я хочу, чтобы ты был там, - прошептал Блеис. - Нет, нет. Не могу, - Кандид зажмурился и опустил голову вниз. "Пожалуйста, не заставляй меня" - эта мысль проносилась в голове снова и снова. Блеис протянул руки и нежно приподнял лицо Конрада. - Пожалуйста, посмотри на меня. Кандид открыл глаза, но слезы, запеленившие ему взор, мешали видеть. - Тебе надо идти. Ты не можешь позволить им выиграть. Ты не можешь им позволить думать, что они разрушили тебя. Меня. Я хочу, чтобы ты смотрел. Не позволяй им думать, что они победили нас, любовь моя. Кандид начал хныкать. - Как ты можешь ожидать от меня... - Пожалуйста. Я... - Блеис заколебался. Слезы потекли по его щекам, а тело вздрогнуло. - Ты нужен мне там. Я~ Боюсь. Слово грузом повисло между ними. Страх. Они оба были напуганы. Оба слишком молоды, чтобы переживать это. Кандид протянул руки через решетку и прижал его сильнее, целуя его, игнорируя кровь на его губах. - Ладно. Хорошо. Я буду там. Позади него, через большую тяжелую дверь, раздался громкий, требовательный крик. И хотя голос был приглушенным толщиной двери, Кандид узнал голос Отца. Без сомнений, Отец знал, где его искать. Их время вышло. Их последние минуты вместе исчерпаны. - Je t’aime. (Я люблю тебя) - Sans crainte et pour toujours. (Бесстрашно и навсегда) Еще один всхлип угрожал вырваться из его груди. Он сдержался и, отпуская Блеиса, стоял на ватных ногах. Он в последний раз взглянул на своего любовника. Дверь скрипнула, и Кандид, ударяя себя по губам, чтобы не разрывать тишину своими душераздирающими рыданиями, проскользнул в дверной проем через стражу. Но отец схватил его за мантию и снова ударил его. Голов Кандида повернулась от удара в сторону, и он прижался к стене. - Не делай этого снова, - прикрикнул отец. Кандид посмотрел в сторону закрытой двери темницы. - Да, Отец. *** Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Огромная толпа глазела на деревянный столб, рядом с которым были разложены кучки сена и древесины. Скоро Блеис будет здесь. Остались считанные минуты. Рядом, на лестнице, молча стоял его отец. Немного дальше от отца Кандида встал Совет. Они гневным взглядом проводили Короля и его сына, когда те проходили на свои места. Кандид понимал, что он должен быть вместе с Блеисом, ведь он тоже виновен. Громкие возгласы. Насмешки. Блеис. Он здесь. Кандид сжал кулаки, и его ногти впились в кожу на ладонях. Он почувствовал, как что-то теплое и жидкое текло по ним. Кровь. Не позволяй им увидеть. Блеис повернул за угол рядом с собором. Он едва держался на ногах. Веревка с одного конца уже была обернута вокруг шеи, а палач тянул провинившегося за другой. У Кандида перехватило дыхание. Человек в капюшоне остановился у столба, ослабил веревку, и Блеис упал на колени. Собрав последние силы, он громко сказал: - Благослови меня, отец. Воцарила тишина. Толпа хотела услышать то, как виновный просит прощения за свои грехи. - Я не прошу у вас прощения, потому что нет ничего, в чем я был бы виновен. Я прошу, чтобы Ты простил тех, кто осудил меня. Послышались насмешки. Кандид ахнул. Нет, он не должен был этого говорить. Палач, наклонившись и схватив Блеиса за шкирку рубашки, заставил его подняться. Блеис выронил свечу, и она покатилась по земле. Он снова спустился на колени, пытаясь ее найти. Гул толпы звоном отдавался в ушах. Кто-то из толпы замахнулся и с громким свистом кинул в него камень. Спустя мгновение, Блеис почувствовал, как что-то твердое резко рассекло щеку. Кандид сделал шаг вперед. Ему надо к нему. Надо защитить его. Чья-то рука обернулась вокруг его шеи. - Ne pas. (Не смей.) Его отец. Тихий всхлип вырвался из груди Кандида, и он посмотрел на отца. Тот, больше не смотря на сына, покачал головой. Блеис шел вперед с высоко поднятой головой и прямым взглядом. Кандид хотел улыбнуться — смело и дерзко, как Блеис сейчас — и он бы сделал это, если бы любовь всей его жизни сейчас не шла на смерть. Блеис прошел Кандида, но не посмотрел на него. Он проходил сквозь толпу. К костру. Он остановился и секунду, стоя спиной к Кандиду. И даже через всю площадь, Кандид мог видеть его дрожь сквозь тонкую рубашку. Блеис глубоко вздохнул и повернулся обратно. Его глаза изучали толпу и остановились на любовнике. Палач обошел Блеиса, приматывая его веревкой и цепью к столбу. Наконец, он обернул шею Блеиса веревкой и прижал его к столбу, делая крепкий узел. Теперь у Блеиса не было выбора кроме как стоять смирно. Тело Кандида сотрясалось. Его дыхание стало в разы быстрее, а пульс отдавался в голову. Но он не позволял себе отвести взгляд. Он не переставал смотреть на него. Это последний раз. Он не может его пропустить. Удовлетворенный результатом палач отошел назад от Блеиса, оставив вокруг того круг из сена и бревен. Кандид не отвел взгляд. Но его сердце сделало кульбит. Он почувствовал слабость. Палач взял факел. Он поднял его, и крестьяне захлопали. Гневный румянец выступил на щеках Кандида. Им плевать на человека, на преступление этого мальчика. Они даже не знают или не понимают его. Но все-таки, они хотят видеть, как он горит. Палач опустил факел на землю. И появилось пламя. Кандид моргнул. Слезы упали. Блеис глубоко вздохнул. Он не отводил взгляда от Кандида. Дым возрастал. Блеис ртом искал воздух, пока огонь начинал медленно его захватывать. Кандид дрожал. Пламя лизало ноги Блеиса. Он вздрагивал. Он вертелся. Он задыхался. Он не рыдал. Он смотрел на Кандида. Кандид старался не отводить взгляда, старался смотреть на него. Пламя поднималось и охватывало покрытую серой рубашку Блеиса. И наконец, Кандид крепко зажмурил глаза. Блеис кричал. Дрожь. Слезы. Рука потянулась к лицу, чтобы убрать их. Крик. Толпа аплодировала. И вдруг крик закончился. Он упал. Палач вонзил железный клинок в грудь Блеиса. Акт милосердия. И все кончилось. Он ушел. Кандид дрожал. Он пытался сдержать вопль, вырывающийся из горла, трясясь. Он взглянул на Совет. Он никогда не забудет их лиц. *** Двумя годами позже, Шевалье Кандид Вилье стоял, тихий и непоколебимый, на виселице. Он не вздрогнул, когда петля обернулась вокруг его шеи. Он не рыдал. Он не каялся. Его отец стоял за собравшейся толпой. Статуя. Они просили. Они умоляли. Они истекали кровью. Блеис бы никогда не одобрил, что Кандид не желает одарить врагов тем же, чем он их одарил: прощением. Но Блеиса больше нет. Из-за них. Они не заслуживают его прощения Он посмотрел вверх, щурясь от яркого солнца. Молчаливый призыв к прощению Блеиса. Потому что он не может сделать этого. Пол исчез под его ногами, петля натянулась вокруг его шеи, и наступила темнота.