Персонаж

В Смоллвилле Тим оказался к полудню следующего дня. С того момента, как они въехали в штат Канзас и понеслись мимо тёмно-зелёных и жёлтых полей, где-то часов в пять утра, Тим не отлипал от окна, забыв о сонливости. Он чувствовал себя ребёнком, впервые попавшим в парк аттракционов. Кажется, он ещё никогда не видел таких ярких цветов. Чез иногда сверялся с навигатором, переключал радиостанции, но почти всё время молчал. Не то чтобы Тим стремился общаться, так что они просто молча слушали музыку и ветер, пока Тим всматривался в проплывающие мимо подсолнухи. Пару раз они остановились, чтобы заправиться. Тим выкуривал по одной биди, выпивал стаканчик кофе, обжигающе горячего и бодряще мерзкого, а Чез перекусывал чем-то на ходу. У первого же указателя, сообщающего, что Метрополис прямо, Чез свернул. Тим устроился на сиденье с ногами, скрутившись в неудобную позу, и наблюдал за облаками, теперь такими заметными на фоне ярко-голубого неба. А когда солнце уже было в зените, Чез впервые подал голос. — Вот теперь мы там, где надо, — произнёс он, кажется, просто чтобы дать Тиму знать, что они вот-вот прибудут на место. Тим сел, торопливо нащупал под сиденьем чешки и прижался носом к стеклу. В Смоллвилле выращивали кукурузу. Поля казались бесконечными, жёлто-зелёными, лучше любой картинки. Сердце забилось быстро-быстро, стоило Тиму вспомнить, что этот тёплый и гостеприимный штат укрыл Коннера, стал его колыбелью и его убежищем. Городок был не очень большим. Пару раз Чез останавливал машину и спрашивал у местных, куда им ехать, и те объясняли ему, просторечиво коверкая слова и добродушно улыбаясь. — Доезжайте до цветочной лавки Лэнгов, — сказала светловолосая девушка, поправляя плед на коленях рыжей женщины в коляске. — Там будет поворот обратно на дорогу. Проедете чуть по ней, и второй съезд с трассы, там дорога есть, но такая, м-м… естественная. — Она улыбнулась. — Проедете пару километров по колдобинам, а там и ферма будет. Вы мимо не проедете. Она ярко-красная. Ферма?.. Тим вдруг впервые задумался, в порядке ли Коннер вообще. Константин не сказал ему, что с ним, не покалечился ли он, а Тим был так взволнован, что просто… не стал спрашивать. Даже не подумал об этом. — А почему… почему мы едем на ферму? — тихо спросил он у Чеза, когда тот уже сворачивал у цветочной лавки, ярко-розовой и пестреющей всеми цветами радуги, будто Лэнги, сколько бы их ни было, продавали все цветы мира. — А ты что, на адрес не смотрел? — Чез ухмыльнулся, глядя на Тима через зеркало заднего вида. Он порылся в кармане, достал визитку, на которой профессор Константин записал адрес, и протянул её Тиму, не отрывая взгляда от дороги. Они выехали на шоссе, и теперь Чез старательно высматривал съезды и тропинки. Тим забрал у него визитку и покрутил её в руках. А потом перевернул надписью к себе и посмотрел на корявые буквы: «Штат Канзас, Смоллвилль. Ферма Кентов», и больше ничего. Никакого точно адреса. Просто город. Просто название. Просто фамилия. Ему пришлось перечитать «адрес» несколько раз, прежде чем до него дошло, в чём подвох. Коннер не в больнице, потому что ему не нужна неотложная медицинская помощь. А ещё — он у родственников. Коннер родился в рубашке, теперь с этим не вышло бы поспорить. Даже падая с чёрт его знает какой высоты, он приземлился туда, где ему вполне могли быть по-настоящему рады. Тим откинулся назад, прислонился спиной к сиденью и сделал несколько глубоких вдохов. Он будто сам попал в чью-то книгу, в незамысловатый сюжет, когда героям постоянно, неприлично и невозможно везёт. Если, конечно, можно было назвать «везением» всю эту историю с печатной машинкой. Чез свернул налево, съезжая с асфальтированной дороги на утрамбованную тропу между подсохших зарослей сорняка. Машину затрясло и закачало. Тим вцепился в дверную ручку и напрягся, стараясь не удариться головой об потолок и стекло. Сорняки постепенно сходили на нет, уступая место свежескошенной траве с одной стороны и аккуратным грядкам с другой. Мимо пронеслась с громким лаем белая собака в красном ошейнике. Потом Тим рассмотрел стоящий напротив огромного амбара комбайн, в механизме которого кто-то копался. У амбара не было крыши. Или, может, была когда-то, но хозяева решили её снять. Тиму казалось, что у него вот-вот из груди выскочит сердце. Ладони вспотели, и он, стараясь сделать это незаметно, отёр их о колени. В нескольких метрах от амбара пристроился аккуратный двухэтажный домик. Он выглядел немного потрёпанным, но ухоженным. Белый пёс взбежал по деревянным ступеньками и забил лапами по стене, царапая красную краску и дерево. Чез остановил машину, и Тим порылся в карманах. Он механически захватил с собой кошелёк, когда уходил, и попытался расплатиться с молчаливым приятелем профессора, но тот только покачал головой и взял с Тима деньги на бензин и на обратную дорогу, и только. Тим вылез из машины, чувствуя, как подкашиваются ноги. Именно тогда на крыльце дома появилась невысокая пожилая женщина с крупными кудрями и добрым лицом. Мужчина, склонившийся над комбайном, выпрямился и провёл ладонью по лбу, оставив грязный масляный след. Он был высоким и широкоплечим, темноволосым и голубоглазым. И он был очень, очень похож на Коннера, разве что лет на двадцать-тридцать старше. — Простите? — Тим на минуту испытал желание запрыгнуть обратно в такси, но Чез, будто почуяв, начал разворачивать машину, чтобы уехать. — Простите, — повторил Тим, неловко переминаясь с ноги на ногу. Чешки утонули в дорожной пыли, посерели ещё больше, чем раньше. Хотелось курить, но Тим заставил себя сдержать этот порыв. — Я… я ищу ферму Кентов. — Ну, ты на правильном пути, — сказал мужчина у комбайна, так безумно похожий на Коннера. Он повесил гаечный ключ на пояс с инструментами и зашагал к Тиму, тихо позвякивая. — К вам с неба упал человек, — тихо произнёс Тим. — По крайней мере… Мне так сказали. Что Коннер где-то здесь. — Ему стало стыдно и неловко. Чез у него за спиной уже пробирался по колдобинам обратно к дороге, отрезав все пути к отступлению. Как он собирался объяснять, откуда знает про небо и всё остальное? — Если это так… — Тим потеребил рукава кардигана. — Если это так, то могу я… могу я его увидеть? Он вскинул голову и посмотрел на мужчину, которого про себя уже давно называл по имени. Он знал, что перед ним Кларк Кент. Он знал, что перед ним отец Коннера — один из двоих. Кларк улыбнулся и посмотрел ему в глаза. У него был цепкий, проницательный взгляд. Конечно, он не мог узнать Тима так же хорошо, как понимал его Коннер всего несколько дней назад, но ему всё равно показалось, что Кларк заглянул ему в душу и вывернул её наизнанку, ища в ней что-то, перебирая его чувства и воспоминания, каталогизируя, запоминая. Кларк улыбнулся шире. Положил руку ему на плечо и спокойно сказал: — Должно быть, ты тот парень, о котором говорила Рокси. Мы ждали тебя. — Он приобнял Тима за плечи, как сына, и повёл его в дом. — Кларк? — Старушка склонила кудрявую голову набок, улыбнулась и сощурилась, и от этого в уголках её глаз появились «гусиные лапки», неизгладимое напоминание обо всех улыбках в её жизни. — Это и есть тот юноша? — Похоже на то. — Кларк подтолкнул Тима к лестнице, и из объятий отца Коннера он угодил в объятия старушки. Тим растерялся: он знал биографию Коннера досконально и точно не придумывал ему бабушек или дедушек. Его Коннер был городским ребёнком, выросшим с няньками и видевший фермы разве что на канале Дискавери. Но раз на деле они всё-таки были, то почему он рос без них? — Меня зовут Марта Кент. — Старушка протянула ему руку, но не для поцелуя, а так же, как это делала Анита — для рукопожатия. — А тебя, молодой человек? — Ну что ты, Марта. — Из дома показался высокий щуплый старик в светлой фланелевой рубашке и джинсовом комбинезоне. — У нас же есть его книги. — Старик схватил Тима за руку, как только Марта разжала пальцы, выпуская его ладонь. — Ты ведь Тим Дрейк? Писатель. Тим чувствовал, что краснеет. Было неловко, неуютно, даже страшно немного от количества внимания, которое на него обрушилось. — Простите, я не… Меня редко на улицах узнают, вот я и… — Он смущённо потоптался на месте. — Так… так Коннер здесь? — Да. — Кларк кивнул, и его очки сверкнули в ярком свете полуденного солнца. — Но он… — Тим запнулся. Сжал и разжал руки, и те впервые заныли после вчерашнего. Или не впервые, а просто Тим так забылся, что не осознавал этой боли? — Он в порядке? — Относительно. Пара переломов, в основном рёбра, и сильный шок. Я бы и сам не отказался полежать в шоке немного. Всё-таки не каждый день твой сын падает на тебя из ниоткуда. Он пока спит. — Кларк снова подтолкнул Тима, теперь уже к двери в дом. — Так па угадал? Ты Тим Дрейк? — Я, да. — Тим нервно кивнул. Вся эта семья была такой же, как Коннер. Или Коннер был таким же, как его семья? Они будто не замечали никаких выстроенных вокруг границ, панцирей и скорлупы. — Можно к нему? — тихо попросил Тим. Он так рвался к Коннеру, что не сомневался: дорогу он найдёт и сам, как только их потянет друг к другу, как раньше. Но пока сердце только билось как безумное, гоняя по венам одно и то же имя, и не подсказывало путь. — Можно. — Марта взяла его под руку. У неё были мягкие округлые локти, так что прикосновение хоть и было нежеланным, но вряд ли неприятным. — Но сначала я тебя накормлю и напою горячим чаем. Ты себя видел? На призрака похож, даже Коннер румянее, — наставительно произнесла она. Тим никак не мог вспомнить, видел ли Коннер свою бабушку хоть раз, но, похоже, манера поведения передалась ему где-то на генетическом уровне. — Спасибо, конечно, но… — Не советую спорить с миссис Кент, — перебил его новый голос. Бас принадлежал высокому мужчине с ярко-синими глазами и волевым подбородком, немного поросшим щетиной. Тим дёрнулся и едва не потерял равновесие ― устоял, только вспомнив о том, что его под руку держит Марта Кент, которая может упасть вместе с ним. Сюжетная линия сделала круг и замкнулась: примчавшись из соседнего штата за новым своим персонажем, Тим встретил старого. Вернее, его прототип ― человека, подарившего образ и характер Тёмному рыцарю, стражу Готэма. — Когда Брюс Уэйн говорит не спорить с кем-то, стоит его послушаться. — Тим нервно поёжился. Ощущение дежавю не проходило, просто сейчас всё было… наоборот. — Как приятно, что вы меня узнали. — Уэйн протянул ему руку, но пожать её Тим не успел. Марта потащила его к большому деревянному столу, очень простому и, кажется, самодельному. — Я не мог вас не узнать, — всё же ответил Тим, когда Марта устроила его за столом, а Уэйн сел напротив. — Персонаж моей дебютной книги основан на вас. Было что-то неловкое в том, как он себя вёл. Неестественное. Но сейчас он боялся просто слово лишнее сказать: вдруг одна маленькая ошибка лишит его возможности быть с Коннером, когда тот проснётся? — Мне стоило догадаться. — Уэйн кивнул, будто не видел в этом ничего удивительного. Тим даже задумался, не обронил ли фразу об этом в каком-то интервью, не упоминал ли на какой-нибудь презентации, но Уэйн уже перешёл в наступление сам: — А я слышал, что у вас характер не сахар. Тим удивлённо моргнул. Похоже, его попытки подстроиться под Кентов всё же могли пойти прахом. — Просто меня встретили так радушно, что всеобщее гостеприимство сразило меня наповал. Я растерялся и заодно растерял гонор, — вымученно ответил он. Он вдруг вспомнил, что почти не спал два дня, подумал, что, наверное, осунулся, что у него руки в бинтах, и что он устал, невероятно устал. За два дня он успел похоронить любимого и поверить в его способность пережить что угодно. Больше всего сейчас ему хотелось оказаться рядом с Коннером. Самую малость меньше хотелось рухнуть прямо на пол и уснуть. Уэйн серьёзно кивнул. — Наверное, на вас так сын Кларка влияет. — Он улыбнулся краешком рта. Кларк сел на стул рядом и накрыл руку «принца Готэма» своей, будто в этом не было ничего такого. Тим замер, вскинув бровь. Он ничего не сказал, хотя в голову пришло очень многое. И что вторым отцом Коннера был Лекс Лютор, «Метрополиский миллиардер», и что он ошибается (даже если всю жизнь и был прав, считая большинство людей меркантильными сволочами), и что Кларк такой же, как Коннер ― просто искренне любит мужчину рядом, совсем не обращая внимание на количество нулей в его доходе. — Держи-ка. — Марта поставила перед ним тарелку с картошкой и овощами, пропаренными, пропитанными друг другом, и вложила в перебинтованные пальцы вилку. — Поешь, потом выпьешь чаю, потом пойдёшь к Коннеру. С ним сейчас Джонатан, так что мы сразу узнаем, если он очнётся, — сказала она и села рядом. Тим вдруг отчётливо понял, что вкладывал в слово «бабушка» Коннер, никогда свою бабушку не знавший. Он имел в виду именно такую старушку. Нежную, мягкую, способную на твёрдость и непоколебимость, если вдруг кто-то попробует воспротивиться её заботе или захочет навредить её близким. Тим обернулся и понял, что мистера Кента и правда за столом нет. За разговорами он даже не заметил, как старик исчез, и упустил возможность подсмотреть, где именно они спрятали упавшего с неба Коннера. Тим ел торопливо и неосторожно. Обжигая язык и нёбо, не дожёвывая до конца. Было вкусно, но время тянулось слишком медленно, а он ехал слишком долго. Тиму нужно было не за столом торчать, но он понимал, что пока не очистит свою тарелку, никто его не выпустит. Он был один против троих. Марта заварила ему чай с листьями смородины. Щедро насыпала туда сахара и поставила перед Тимом белую кружку в оранжевый горох, со сколотой местами эмалью. Тим пил и шмыгал носом. Глаза слезились, но он взбодрился, как ни странно. Снова захотелось курить, почти невыносимо сильно, но Тим решил дальше сдерживаться. Он был уверен, что никого не удивил бы, достав пачку с биди, но почему-то прямо здесь, именно сейчас курение казалось ужасно неуместным. Когда он поставил пустую чашку с негромким стуком, за столом на мгновение воцарилась тишина. Потом Кларк поднялся, отодвинув тяжёлый стул, убрал руку с руки Брюса Уэйна и кивнул в сторону лестницы. Сердце Тима пропустило удар. Он захлебнулся восторгом и тихо закашлялся, выкарабкался из столового плена, чуть не уронив деревянный стул, запнулся о палас на полу и пошёл за Кларком. Отец Коннера поднимался по лестнице неторопливо, очень осторожно. Едва ступив на нижнюю ступеньку, Тим понял, почему этот широкоплечий мужчина идёт легко, почти на цыпочках: ступеньки были древними и скрипели даже под весом Тима. Они выдавали его присутствие с головой, будто кричали наперебой, что в доме чужак. — Коннер раньше здесь никогда не был, — вдруг сказал Кларк, оборачиваясь. — Я… не возил его к ма и па, пока мы с Лексом были вместе, а потом Коннер пошёл в колледж, поехал в университет учиться, и как-то… не сложилось. — Он остановился наверху, дожидаясь, пока Тим догонит. — Так странно. Я даже не понял, откуда он упал, и как ― именно сюда. — Я знаю откуда и как, — тихо ответил ему Тим. — Но если я скажу вам, вы подумаете, что я псих. Так что я подожду, пока Коннер придёт в себя. — Он выдавил улыбку, хотя улыбаться совсем не хотелось. Он слишком устал. — Страшно представить, что вы нам расскажете. Хотя с фантазией у Кона с детства не очень хорошо. — Кларк едва слышно рассмеялся, пересёк небольшой коридор, закиданный домоткаными ковриками с котятами и щенками, и подошёл к двери с огромной надписью «Кларк». Буквы были разноцветными и сделанными из макарон. — Раньше я надеялся, что комната станет его. — Кларк сокрушённо покачал головой. — Но не думал, что это будет, хм, так. — Он повернул ручку и заглянул в комнату. — Па? Ты можешь спуститься. Тим посидит с ним. Послышалось шарканье, и Джонатан Кент вышел, потягиваясь и зевая. Он молча похлопал Тима по плечу, потом как-то обречённо вздохнул и пошёл к лестнице. — Давай. — Кларк открыл дверь пошире и замер, придерживая её. — Заходи же. Тим запутался ногами в ковриках, почувствовал, как с пяток соскальзывают чешки, и как холодный деревянный пол, щедро выкрашенный краской, покалывает ступни. Он чувствовал это всё, слышал, как скрипнула дверь, когда Кларк закрыл её за ним, слышал, как запела лестница, когда отец Коннера пошёл вниз. Он многое слышал. Многое чувствовал. Но видел только Коннера. И к Коннеру шёл сбивчивым шагом, устало пошатываясь. Шёл, чтобы опуститься в кресло рядом, схватить его руку перебинтованными пальцами и замереть так, всматриваясь в исцарапанное лицо спящего. Не сразу Тиму удалось перевести взгляд, осмотреться и всмотреться. Падение было удачным… относительно. Коннеру, конечно, повезло: он отделался куда дешевле, чем мог бы. Его правая нога, упакованная в гипс, покоилась на нескольких подушках. На прикроватной тумбочке лежала полупустая пластинка обезболивающего. Тиму хотелось бы спросить Коннера, как тот себя чувствует, но Коннер только лежал перед ним с закрытыми глазами. Тим сжал его руку в ладонях, поднёс к своей щеке, коснулся губами безвольных пальцев. Удивительно, как сильно он заскучал по моментам близости. Их тянуло друг к другу, как в незамысловатом романе. Как идеально дополняющих друг друга людей, цельных по отдельности, но сильных вместе. — Ты же не хочешь, чтобы я опять начал про тебя писать, да? — Тим облизнул губы, поцеловал холодные пальцы и помолчал немного. — Коннер был уверен во многих вещах. Он точно знал, что огонь — горячий, трава — зелёная, а мышьяк — ядовитый. Он был уверен в американской мечте, кое-каких идеалах и в том, что Земля крутится вокруг Солнца, ― зашептал Тим. Он читал по памяти. Рассказывал сказку. — И ещё он был уверен в том, что он сам — самый необычный человек на свете. До зубовного скрежета добрый, невозможный идеалист, он получил силу и шанс спасти целый мир. Поначалу Коннер Кент не знал, что под словом «мир» подразумевалась не зелёно-голубая планета, которую её население называло «Земля». Тим улыбнулся уголками губ. — Под словом «мир» подразумевался человек, ради которого Коннер Кент собрался взлететь и упасть. Рухнуть с небес, с облаков, из самого Рая. Ради человека, казалось бы, недостойного. Человека, создающего целые миры, и неспособного выжить в мире реальном. — Тим дальше сжимал его руку, но завалился набок, уткнувшись носом Коннеру в плечо. Он смотрел на него снизу вверх, так, что даже глаза заныли и заслезились. Коннер спал, спокойный, как всегда. Будто ничего в мире не могло пошатнуть его веру в лучшее, будто любое зло, которое надорвёт и разобьёт ему сердце, будет побеждено и преодолено. — Он упал с небес и заснул. Заснул, дожидаясь, пока его мир найдёт его. Придёт к нему. И останется рядом. Лежать было неудобно. Тим чувствовал, как ноет поясница, как от усталости судорогой сводит ноги. Но он боялся засыпать, боялся закрыть глаза, боялся потерять всё. Боялся, что ферма Кентов, победа над демоном, всё это окажется лишь сном. — Интересно. — Он слабо улыбнулся и сморгнул слезу. Глаза невыносимо щипало. — Интересно, Коннер. Что тебе снится? Тим шептал едва слышно, но как бы сильно не сопротивлялся, он всё равно провалился в сон.

***

Не было никакого голоса. Вернее, был, но Коннер услышал его, только когда снова застрял между сном и явью. Он не знал, сколько пролежал без сознания вообще, ему просто казалось, что тогда было лучше, чем сейчас. Болело всё и хотелось ныть, но Коннер никак не мог прорваться сквозь завесу сна. Он застрял на пороге реальности, не зная, как его переступить. А потом он смог разобрать слова человека, сидящего рядом. Голос был знакомым, как и один из голосов до этого. Но в этот раз Коннеру показалось, что ему стало легче, что сердце забилось быстрее. Голос не звал его ― он рассказывал историю. — До зубовного скрежета добрый, невозможный идеалист, он получил силу и шанс спасти целый мир, — говорил голос, и Коннер наконец узнал его. С каждым словом он стремился преодолеть усталость, тревожную дрёму и хотел ― должен был ― оказаться рядом с Тимом. Здесь и сейчас. Смотреть ему в глаза. Быть с ним. Тим тем временем продолжал. Коннер разобрал каждое слово до этого, но только сейчас задумался, о ком это. Тим, будто предугадав его вопрос, будто зная, что скрывается за неподвижным лицом, ответил: — Поначалу Коннер Кент не знал, что под словом «мир» подразумевалась не зелёно-голубая планета, которую её население называло «Земля». Было слышно, как он улыбается, и Коннеру стало почти физически больно от того, что он этого не видит. — Под словом «мир» подразумевался человек, ради которого Коннер Кент собрался взлететь и упасть. Коннер подумал: я бы горы свернул, чтобы тебя спасти. Он подумал: я бы изменил русла рек, чтобы иметь возможность смотреть на тебя. Он подумал: я бы сгонял на тот свет и обратно, если бы ты попытался там спрятаться от меня. Он чувствовал Тима рядом. Обветренные губы целовали Коннеру руку. Шершавые прикосновения немного встревожили. Усталый голос, сонно продолжающий историю, взволновал. А когда он почувствовал плечом тёплое дыхание писателя, уложившего голову рядом, Коннер понял, что готов проснуться. И проснулся. Сделал глубокий вдох и раскрыл глаза, сжал неприятно-шершавую ладонь в своей, и осоловело оглянулся. Тим, дремавший всего мгновение назад, встрепенулся, напряжённо замер, отняв голову от подушки. Он моргнул несколько раз. Моргнул и Коннер. Комната плыла, и Тим вместе с ней. Коннеру захотелось поймать его, остановить, не дать ему снова исчезнуть. Он протянул руку, пытаясь погладить Тима по плечу, но промахнулся и задел кончик его носа. — Ты чего? — Тим настороженно нахмурился. — Решил меня побить? — Лекарства на меня плохо действуют, — хрипло отозвался Коннер. Он потянул Тима к себе, перетаскивая со стула на кровать. Тим без усилий вывернулся и сел обратно. ― У тебя рёбра сломаны. Не хватало ещё доломать тебе что-нибудь. — Зануда. Я думал, с тобой весело, — промычал Коннер. Он приподнялся, надеясь, что Тим догадается поправить ему подушку, чтобы было удобнее сидеть. Тим не догадался. — Попушку не подравишь? Неудобно смотреть на тебя, — пробормотал он. Тим удивлённо моргнул, затем рассмеялся. Очень тихо, почти неслышно, будто закашлялся. Смеясь, он помог Коннеру сесть, и только после этого немного успокоился. — Что может быть смешнее людей, страдающих от побочки, — ухмыльнулся писатель, провёл рукой по волосам Коннера, будто ощупывая, и замолк, устало его рассматривая. Коннер смотрел в ответ пристально. Потом — не с первой, правда, попытки — взял Тима за руки. — Что с курами? — Надеюсь, ты имел в виду «с руками», потому что никаких кур я тут не видел, — заметил Тим. Коннер не понимал, что именно его так смешит, но, может, не так уж это и важно было, пока Тим улыбался. — Когда Константин изгнал из машинки демона, — наконец вздохнул Тим, — я разнёс её об стенку. Ну и… — Он поднял руки и покрутил ими у Коннера перед носом. — У тебя сломанные рёбра. У меня порезанные пальцы. Оба хороши. — Он пожал плечами и выдержал паузу, так долго, что она почти превратилась в неловкую, напряжённую, чреватую очередным побегом. Коннер осторожно сжал его ладонь, и это словно привело писателя в чувство. Он заговорил, и лицо у него было таким страдальческим, будто он делал огромное усилие. Наступил на горло собственной песне: — Я так рад, что ты очнулся. Коннер облизнул губы. Да уж, прогресс в их отношениях был. И какой большой. — Как? — Он моргнул, силясь сдержать улыбку. — Насколько сильно? Ты такой замкнутый, никогда не знаешь, что там у тебя в го… Коннер не успел договорить. Он даже не знал, что так может быть. Писатель казался Коннеру таким апатичным, таким аморфным, что когда он сам потянулся и поцеловал его, торопливо и неловко, будто очень, очень боялся, Коннер замер от удивления. Если бы он стоял, а не лежал, то, наверное, потерял бы равновесие. Или даже точно. — Ты ничего больше не сломал? — шепнул Тим, оторвавшись от его губ и щекоча горячим дыханием подбородок. Коннер чувствовал себя таким невероятно счастливым. Уставшим, вялым и слегка отупевшим от прописанного обезболивающего. Но очень счастливым. Просто безумно. — Ничего. — Он улыбнулся широко-широко. От уха до уха. — Даже не хватило мозгов, чтобы было сотрясение. — Он помолчал немного, размышляя. — По закону жанра сейчас я должен увезти тебя на мотоцикле в закат. Но мотоцикл далеко. И нога что-то не очень. Извини. Придётся тебе торчать здесь со мной. Тим только покачал головой. И поцеловал его снова. А потом снова. И снова.