Лебединая песня

Лебеди выбирают пару и остаются верными ей до конца своей жизни. Они ехали куда глаза глядят от северного побережья к южному. Ели в дешевых забегаловках и останавливались в таких же дешевых отелях, чтобы вечером завалиться пьяными, а утром отправиться дальше. Иногда, в перерывах между отвязными развлечениями, им приходилось заезжать в больницу за новой дозой лекарств для Уилсона и обезболивающих для двоих. Хаус и Уилсон припарковались у единственного отеля на весь городишко, название которого они уже и не помнили. Уилсон медленно слез со своего мотоцикла, едва передвигая задеревенелыми конечностями. После длительной поездки тело почти не слушалось онколога, а руки так и вовсе грозились остаться в таком же положении, сжимая невидимый руль. — Что, уже миалгии начались? — как всегда в точку задал вопрос Хаус. В последнее время Уилсон все чаще стал ловить на себе настороженные взгляды диагноста. Секунда, две — и Хаус уже ставит новый диагноз. То, что раньше помогало спасать человеческие жизни, не могло спасти жизнь одного, но самого дорогого человека. Видеть состояние лучшего друга и понимать, что дальше будет только хуже, тяжело давалось даже для Хауса. Поэтому он следил за каждым движением онколога, изменением цвета лица, мимики, частоты дыхания, чтобы понять его состояние. Уилсон при этом чувствовал себя препаратом под микроскопом. Хаус видел не своего друга, а тимому второй стадии. Возможно уже и третьей. — Нет, просто руки затекли, — поспешил его заверить Уилсон. Получилось почти убедительно. — Как скажешь, тебе видней. Это же твой рачок, — съязвил Хаус и направился в здание. Уилсон с понурой головой пошел вслед за ним. Онколог всеми силами старался как можно реже поднимать тему своего страшного диагноза, тратя на это драгоценное время. И почему в каждом отеле не могли удержаться от вопроса, не пара ли они? Уилсон давно перестал закатывать глаза и закрывать лицо рукой. Но сейчас, как назло, остался лишь номер с двухместной кроватью. Все-таки лучше, чем ночевать под открытым небом, утешал себя Уилсон. Пару раз им уже приходилось, и он не намеревался повторять этот опыт — не в том он возрасте, чтобы всю ночь лежать на земле. — Левая или правая половина? — тактично спросил Хаус, когда они раскидали немногочисленные вещи по номеру. — Все равно, — зевнул Уилсон. Он слишком устал, чтобы спорить по пустякам. Раздевшись до футболки и трусов, онколог хотел завалиться на кровать и забыться сном до утра, как Хаус неожиданно его обнял. Это было настолько не характерно для него, ведь диагност не терпел физического контакта. Уилсон подумал, будто до сих пор пьян, и это кошмарный сон. Некоторое время Хаус не двигался, а затем по-свойски облапал тело друга и констатировал: — Похудел еще на три килограмма, — так вот к чему были эти объятия, а Уилсон успел напридумывать себе невесть что. — Потеря аппетита плюс, — Хаус быстро дотронулся до лба Уилсона, — у тебя повышенная температура. — Слегка простыл от ветра, — соврал Уилсон, стараясь не смотреть Хаусу в глаза. — А миалгию тебе тоже ветром надуло? — с сарказмом поинтересовался диагност. Что ж, его никогда не проведешь. — Прошло уже больше трех месяцев. У тебя интоксикация. — Нашел, кому говорить, — Уилсон чувствовал себя уязвленным. Словно он был одним из пациентов Хауса, которым приходилось разъяснять элементарные вещи, а не врачом-онкологом. Он отодвинулся от Хауса, увеличивая дистанцию между ними с интимно близкой до приемлемо дружеской, и его будто прорвало. Уилсон сказал то, что гложило его последние дни гораздо больше опухоли: — Хаус, ты хоть представляешь себе, что я ставлю галочку напротив каждого симптома, когда он возникает? Что вычеркиваю прожитые дни на календаре? Что каждый из них может стать последним? — Ты уже подумал, как хочешь умереть? — будничным тоном поинтересовался Хаус. Он уже смирился с неизбежной смертью друга и раз так, то хотя бы выполнит его последнее желание. — Напиться текилы и отправиться к морю? — съязвил Уилсон. Конечно, он думал об этом, но невозможно ничего спланировать, когда не уверен в завтрашнем дне. — Ну, двух девушек одновременно ты уже трахнул, — пошутил Хаус, и все напряжение как рукой сняло. Они посмотрели друг на друга и одновременно засмеялись. Только Хаус мог поднять настроение Уилсону даже на смертном одре. Вытерев слезинки, которые проступили от смеха, Уилсон предложил: — Давай ложиться, — Хаус кивнул и больше не произнес и слова. Они не обращали внимания, что придется спать вместе. Усталость брала свое, а на все остальное им было наплевать, оба мужчины, как-никак. — Хаус? — робко позвал Уилсон не зная, заснул ли уже Хаус. Вместо ответа он замычал. Уилсон воспринял это как сигнал к продолжению разговора. — А что, если после смерти мы попадем в разные места? Уилсон прекрасно знал, что Хаус не верит в бога и загробную жизнь, но онкологу стало чрезвычайно необходимо узнать ответ. — Намекаешь на то, что я попаду в ад, а ты — в рай? — Хаус повернулся к Уилсону, и их лица оказались слишком близко. — Не хочу тебя разочаровывать, Джимми-бой, но рай тебе не светит. — Это еще почему? — удивился Уилсон. Он всегда считал себя порядочным человеком, который помог многим людям, хорошим другом и достаточно верующим, не то, чтобы уж очень набожным, но и не атеистом. — Сам посуди, — Хаус вытянул руку из-под одеяла и принялся загибать пальцы, перечисляя грехи Уилсона: — Измены всем бывшим женам — это раз. Убийство пациента, пусть и безнадежного, — два. Мужеложство — три. — Постой, постой! — перебил его Уилсон. — Мужеложство?! — Конечно, — подтвердил Хаус. — Ведь ты сейчас лежишь с мужчиной в одной постели. Так что считается. У Уилсона отлегло от сердца, которое в последнее время и так сильно сдавливало тимомой. Он уже готов был поверить, что они спьяну занялись сексом. Отсутствие характерной боли в пояснице еще ни о чем не говорило, мало ли кто из них мог быть сверху. — Может, переспим разок, чтобы уж наверняка? — невинным голосом спросил Хаус, глядя на пораженного Уилсона. Он, конечно, ценил то, как его лучший друг прикладывает все усилия, чтобы они вместе оказались в аду, но был слишком шокирован. Если один предлагает, второй не может отказаться. Таково было правило, которое они установили перед поездкой. Уилсон не мог понять, шутит ли сейчас Хаус, или предлагает всерьез. Поэтому он так же неопределенно ответил, чтобы утром сделать вид, что этого не было. — Завтра. Я сейчас слишком устал для таких шалостей, — пробормотал Уилсон перед тем, как уснуть. Последнее, о чем он подумал — это насколько колючая щетина у Хауса. На утро Хаус как обычно проснулся первым. Он мельком посмотрел на умиротворенно спящего Уилсона, отметил его улыбку во сне, бледность, но она уже вошла в норму, и кое-что еще, не вписывающееся в норму. Секунда, две, и Хаус понял, что его так насторожило. Даже полный идиот сможет диагностировать отсутствие дыхания. — Только не смей умирать у меня на руках, чертов эгоист! — Хаус в мгновение оказался рядом с Уилсоном, перевернул на спину и проверил пульс на шее — нет. Сам Уилсон был холоднее смерти, но просто так отпускать его Хаус не собирался. Точно так же, как когда-то Уилсон, Хаус нанес два удара в область сердца. Диагносту тогда помогло, но Уилсон не торопился возвращаться с того света. — Не смей, только не сейчас, — Хаус перешел на непрямой массаж сердца, чередуя его с искусственным дыханием. Не так он хотел целовать эти губы. Не тогда, когда они растеряли все тепло. Они больше не отвечают ему после стольких шуток и улыбок, разделенных на двоих. Как собирались поделить эти пять месяцев. Два мотоцикла и дорога: вот и все, что им нужно. — Не умирай, — раз, два, три, четыре, пять. Вдох. Раз, два, три, четыре, пять. Вдох. — Пожалуйста. Прошло пять минут, десять, двадцать, а Уилсон все не просыпался. Хаус боролся до конца за своего единственного друга, который стал больше, чем друг за двадцать лет, проведенных вместе. И черт бы его побрал, если бы Хаус не хотел провести с Уилсоном столько же. Хаус пытался отвоевать хотя бы еще один день, всего один день. Неужели он просил так много? Но судьба отмерила свой срок, который закончился так некстати. После получаса Хаус понял, что все бесполезно. Сколько бы они не воображали, как закончат свою жизнь, все оказалось гораздо прозаичней. Дешевый отель у черта на рогах и тихая смерть во сне. Всем бы такую. Хаус медленно встал с кровати и подошел к сумкам. Немного порывшись по карманам, он достал оттуда заначку морфина. Это количество они планировали растянуть на неделю. Но Уилсону он больше не понадобится, как, впрочем, и Хаусу. Он взял шприц и ввел себе сразу всю дозу, достаточную для остановки дыхания. Пока он еще был в сознании, то успел лечь обратно в кровать и обнять холодное тело Уилсона, накрыв их обоих одеялом. — До встречи в аду. Если один из пары умирает, то второй не может стерпеть разлуки и умирает от горя вслед за первым.