gone to take the air

Некоторые дни были совершенно обычными. Некоторые были полнейшим кошмаром. Драко Малфой не остался прежним после всего этого. Люди говорили, что он попал под заклятье, что тьма коснулась его. Целители шли по следу какой-то панацеи, какого-то неясного проклятья. Но Гарри Поттер знал, что все демоны в голове Драко были созданы им самим. Демоны. Вот о чем Драко кричал иногда в своей маленькой бежевой комнате с окнами, выходящими на кирпичную стену. Они были зачарованы, чтобы показывать разный пейзаж каждый день, хоть Гарри и знал, что Драко никогда не видел ни одного из них. Он видел только своих демонов. Он ходил, кричал, дерзко поднимая кулак какому-то невидимому врагу. "Демоны, эти демоны", - говорил он. Иногда он выкрикивал это, словно заклинание; иногда бормотал так, как влюбленный шепчет имя возлюбленного. Гарри предпочитал бессмысленные крики надломленному шепоту. "Не встречай их", - он просил Драко. "Не встречай." Но Драко не мог и не услышал бы его. Иногда целители пытались осветить комнату, если Гарри приходил к нему по ночам. Но Поттеру нравилось сидеть в темноте. Иногда он использовал эффективное заклинание, наполняя палату тьмой и маленькими кусочками звездного света, что заставляло их чувствовать так, будто они плыли сквозь галереи времени и пространства вместе. Драко нравилось это. Ему нравилась тьма. Когда целители пытались зажечь свечи, он тушил их мозолистым пальцем. - В моей голове тьма, - говорил он, - так пусть тьма будет и снаружи. Гарри любил, когда Драко говорил. Такие дни были обычными. В плохие дни он только плакал. Драко Малфой никогда не плакал громко, но тихо он этого тоже не делал. Это были просто длинные скорбные всхлипы. Гарри ненавидел сидеть там, слушая это бесконечное детское рыдание. Гарри не зажигал звезды за окном в такие ночи. Драко нуждался в полной темноте, чтобы сопоставить ее со своим разумом. В плохие дни он называл это "шепчущей тьмой". "Шепчущая тьма застряла в моей голове", - говорил он. А в хорошие дни тьма молчала, а злобная тень смотрела и ждала. Не засыпая и не умирая. Гарри уходил домой со своим собственным мраком, будто Драко отломал от той тени кусочек для Гарри. Поттер не спал, но мечтал. О том самом дне. Однажды Гарри попытался поговорить с ним об этом. - Мне жаль, - утверждал он, - не думай, что это легко. - Тьма, - вторил Малфой, - тьма. Гарри сдался. - Да, Драко. Тьма. - Розы, - сказал слизеринец, и дыхание Гарри замерло. Он никогда раньше не говорил о розах. - Расскажи мне о розах, Драко. Розы. Рельсы. Ты помнишь рельсы? Поезд, - отчаянно повторял он, - рельсы, Драко, о Мерлин, - и уткнулся головой в свои руки. Спустя какое-то время, Драко на ощупь нашел руку Гарри и взял ее. - Пожалуйста, не грусти, - сказал Малфой, - это делает все мрачнее, грусть... - Да, я знаю. Прости, - успокоил его Гарри, позволяя ему сжать его бледную руку. У Драко всегда были сильные и уверенные руки. Сейчас они были слабыми и всегда трясущимися. Беспомощные и безнадежные; эти слова возникли в голове Гарри, и он оттолкнул Драко назад, спасаясь, убегая назад домой, зная, каким трусом является. Он не плакал впервые за пять лет. Драко. Мерлин... Они были молоды, пьяны и безнадежно влюблены. Это было то слово. Гарри запомнил его. Это случилось сразу после Битвы, когда все отмечали. Глаза Гарри встретили глаза Драко сквозь бокал вина профессора МакГонагалл, и это произошло. Они начали смеяться над всем гребанным миром и его глупостью и не могли остановиться. Они пили, пока не смогли различить свой смех от плача. Они проехали до железнодорожных путей Хогсмида, распевая песни и смеясь. Они легли во влажную траву и выдумывали истории о звездах. Драко сорвал все лепестки с белой розы, посылая их вверх, в небеса, создавая новое созвездие, целую вселенную лепестков и пыльцы. И они нашли заброшенную детскую площадку с качелями, взлетели к небу, желая быть поглощенными этой прекрасной ночью, чтобы остаться моментом навеки, сохранившимся в звездах и радости. И Драко качнулся в небе и отпустился, и на один глупый момент Гарри подумал, что он в самом деле летит. Но его тело продолжало возвышаться в воздухе, а затем дернулось и скрутилось, будто марионетка, и толпа достала свои палочки, о Мерлин, Гарри видел их сейчас, их рассерженные лица, холодные глаза и уродливые рты, выплевывающие слово "справедливость". Магглорожденные пришли, чтобы убить последнего и самого молодого Пожирателя Смерти. Гарри отреагировал очень медленно, ему потребовалось столько времени для осознания того, что происходило. Он падал, приземляясь на колени; он знал, что это должно было быть больно, но это было ничем по сравнению с болью кричащего и скрученного высоко над ним Драко Малфоя, над которым ужасно издевались. Люди прибегали. Хорошие люди, сдержанные люди. Но они опоздали. Тысячи свечей уже никогда не смогли бы осветить шепчущую тьму, наполнившую голову Драко. Он ушел куда-то, где Гарри не сумел его настичь. И теперь прошло пять лет. Сегодня Драко сказал новое слово. - Розы, - сказал он, и Гарри устало закивал. Теперь Драко часто упоминал розы. Он никогда не вдавался в подробности и никогда не объяснял. - Да, - согласился Гарри, касаясь руки Драко, - розы. - Я люблю розы, - сказал Драко свое первое цельное предложение за годы, и у Гарри было ощущение, будто его ударили в живот. Любит. О Мерлин, Это слово, произнесенное тонкими и бледными губами Драко. Внутри Гарри что-то сломалось. Любовь. Еще одно новое слово сегодня. Он отправился домой и плакал по пути впервые за пять лет. Не из-за Драко, нет. Он плакал из-за себя, из-за той ночи, когда он влюбился в Драко Малфоя, в его дикие серые глаза, сильные руки и прекрасную улыбку. Одна ночь, и пять лет спустя вот он, неудержимо всхлипывающий в своей мантии, уставший от одиночества, наполненный своего рода безымянной болью. И он знал, что не вернется. Он сказал целителям. Он хотел знать, мог ли кто-нибудь колдовать белые и прекрасные звезды, чтобы не подпускать тьму к Драко. И когда он получил сову неделю спустя, он быстро понял, что произошло. Уведомление о смерти Драко было запечатано черным воском. Гарри почти нежно провел пальцами по печати, чувствуя впадинки, рубцы и неровные края.

***

Но сейчас ты можешь видеть их, две фигуры, бегущие от поезда, с развевающимися по ветру влажными волосами, с их красивыми улыбками, заключенными в вечной ночи. Они бегут и взмываются вверх в небеса на качелях, в побеге сквозь звезды и моменты они падают в воспоминания, пространство, жизни, время и все на свете. И в этот раз они не уйдут.