***
Было бы глупо ожидать, что по её душу не придут. Буквально через день после того как она очнулась, её пришли навестить. Да ещё кто! Целый Третий Хокаге, Сарутоби Хирузен. — Микото, всё нормально? — участливо осведомился Хокаге, и она кивнула. Да, с ней было всё нормально, медики залечили рану на животе и груди, что осталась от удара Итачи, а Саске уже окончательно оправился от гендзюцу — тело, наконец, отторгло чужеродную чакру. Она боялась предположить, что же это за иллюзия была такая, хотя догадки, отнюдь не радующие, уже крутились в голове. Её и Саске даже выпустили ненадолго из больницы, проникнувшись желанием навестить могилы родных людей. Учиха была рада хотя бы этому, но Саске на кладбище чувствовал себя очень некомфортно, хотя и рвался туда, а потому она поспешила уйти. — Вы хотели что-то сказать, Хокаге-сама? — осторожно осведомилась Микото и даже не дрогнула, когда старик ответил положительно. Самые равнодушные из клана Учиха могли бы сейчас завидовать, глядя на её лицо, лишённое всякой реакции на внешние раздражители. — Я же могу задать тебе несколько вопросов, Микото? — Да, конечно, — она дежурно улыбнулась, уже предчувствуя, что будет дальше. И оказалась права: ей просто устроили допрос, умело замаскированный под беседу. Не ожидай женщина подвоха — ничего бы и не заметила. Отвечать приходилось осторожно, и очень кстати в голове всплыл клановый этикет, со всеми этими завуалированными ответами. Когда Хирузен ушёл, она выждала десяток минут, вышла из палаты и направилась к Саске. В больнице больше находиться не хотелось, а значит, пора было выписываться. Саске смотрел на неё с плохо сдерживаемым любопытством, пока она натягивала на ноги специальные сандалии шиноби. Мальчишка был одет, бодр и свеж, тогда как сама Микото всё никак не могла избавиться от усталости — воспоминания всё ещё атаковали, принося с собой не только полезную информацию, но и мигрень. К последней, впрочем, она была привычна, так как после смерти семьи головная боль стала для неё частым спутником. Ноги, словно в напоминание о прошлой жизни, иногда плохо слушались, но она была уверена: это всё самоубеждение, ведь ирьёнины считали её полностью здоровой. — Куда мы? — вопросительно приподнял бровь Саске. Учиха застыла в полускрюченном состоянии, смотря на своего сына. Вопрос не поставил её в тупик, он просто показался ей до невозможности глупым. Она ведь специально распахнула окно пошире, да и действия были вполне однозначны. «Не глупый же мальчик», — поразилась женщина, но потом поняла, что её образ в голове сына просто не вяжется с побегом. Можно было бы гордиться, что её считают примерной, спокойной женщиной, но именно сейчас спокойной быть не хотелось. Головная боль накладывалась на твёрдое решение отбросить призраки прошлого и жить этой жизнью, создавая какой-то сумасшедший коктейль из эмоций. Её характер хоть и напоминал ту Микото, что знал Саске, не был полной её копией. И она не собиралась примерять на себя чужую, по сути, маску. — Мы сбежим, — совершенно спокойно ответила женщина, под конец всё же чуть ухмыльнувшись. Уважение к шиноби, которые умели не только убивать, но и веселиться, росло всё больше. Чего стоят только все эти костюмы — она не так давно вспомнила Майто Гая — и прочие особенности, к примеру, тот же побег из больницы. — Как хочешь пойти: просто так или по крышам? — Микото жутко хотелось убедиться в своих способностях, но не говорить же это Саске? Мальчик на несколько секунд застыл, раздумывая и по-видимому поражаясь изменениям в матери, а потом задрал нос и решил идти как нормальные люди. Микото была немного разочарована, но понимала, почему Саске принял такое решение: сам он прыгать как «настоящий шиноби» не умел, а висеть на руках у матери считал унизительным. Она пожала плечами и наложила на себя и сына иллюзии. Слабенькие, развеивающиеся даже от самой маленькой царапины, зато теперь абсолютно все гражданские и не слишком приглядывающиеся шиноби будут видеть не Саске и Микото Учиха, а русоволосых брата и сестру — она прибавила Саске возрасту, а себя, наоборот, сделала младше. Да и чакры на это тратилось не слишком много, так что иллюзии мигом стали одними из её любимых вещей. Они легко вышли из здания больницы, причём Саске держался настолько неподозрительно, что Учиха даже поразилась его актёрским талантам. Уверенность в том, что её под такой слабенькой иллюзией засекли, была железная, но она всё равно почувствовала какое-то моральное удовлетворение. Запах лекарств вызывал тоску. Микото повела сына к кварталу клана, ненавязчиво держа его за руку. Будучи примерно в таком же возрасте, она постоянно норовила вырваться из железной хватки матери, так что крепко в бытовых ситуациях никогда не держала, смутно припоминая свои выкрутасы. Саске, кажется, и такое положение дел не слишком нравилось, но он сам цеплялся. Учиха понимала, почему, но сказать ничего не могла. Как правильно утешить ребёнка, у которого разом отобрали огромную, пусть и не слишком дружную, семью? Опыта в этом деле у неё не было, да и не психолог она, чтобы лезть в душу. Вот постараться окружить ненавязчивой заботой и пониманием — это женщина могла. Квартал пугал своей тишиной. Микото помнила его шумным и многолюдным, светлым, с постоянно выглядывающими откуда-нибудь знакомыми лицами. Странно и больно было осознавать, что никого, кроме Саске и Итачи, у неё больше нет. Да и старший сын оставил после себя лишь загадочное «Вороны». Что это должно было означать, она не знала и не задумывалась в тот момент, так как Саске подозрительно поджал губы и уставился в землю под ногами. Учиха быстро пошла в сторону своего дома, следя, чтобы Саске успевал. В домах, в которые женщина мельком заглянула по пути, было девственно чисто, хотя некоторые попадались и с выбитыми стёклами и поцарапанными стенами. Микото лишь оставалась прикрывать глаза, усмиряя накатывающийся гнев. «Да кто посмел вообще трогать квартал? — яростно думала она, стараясь не показать своей ярости Саске. — Что за вандализм?». В доме было чисто, куноичи даже специально всё внимательно рассмотрела, страшась найти кровь. Не было. Похоже, кто-то позаботился. С другой же стороны — кто-то спокойно расхаживал по их кварталу. «Бери — не хочу, как говорится», — кусала внутреннюю сторону щёк она. Саске был отправлен к себе — проверять вещи и убираться в собственной комнате, а Микото занялась кухней, залом и собственной с Фугаку комнатой. И везде в голову стучались воспоминания. — Я убрался, — заглянул в её спальню Саске. Женщина как раз тёрла руками виски, стараясь справиться с пластом информации. Разбирать воспоминания совершенно не хотелось, так как она примерно догадывалась, что можно вспоминать в спальне. — Помочь? — Да, — Учиха тепло улыбнулась, думая, что с таким сыном точно не пропадёшь. — Можешь убрать вот тут пыль?.. В общей сложности они провозились ещё часа три, убирая дом. Потом Микото заглянула в холодильник и сразу же послала Саске за мусорными мешками — надо было убирать испортившуюся еду и идти в магазин. «Только для начала в банк...» — рассеяно подумала она, загибая пальцы, расшагивая по дому и вспоминая, всё ли убрала. Убедившись, что ничего мимо неё не прошло, женщина попыталась серьёзным взглядом и просьбой заставить сына сидеть дома, но потерпела поражение. Саске просто смотрел, и она махнула рукой, разрешая ему сопровождать себя. В банке Микото задержалась надолго. Учиха были одним из богатейших кланов, так что она была уверена, что бедствовать не будет. У неё были собственный именной счёт, счёт Саске и, официально, деньги клана. Посмотрев на сумму, женщина похмыкала, но скандалов устраивать не стала. Клан явно прилично ограбили, но и оставшейся суммы хватит на её век. Хотя искушение услышать, по каким же причинам было произведено такое действо, было сильно. Стоило ей заикнуться об Итачи, как её осадили: он стал нукенином, а это значит, что его средства конфискованы и перешли в казну деревни. Спорить не было смысла, так что Микото попрощалась и ушла, сняв небольшую сумму на первое время. Когда они закупались, Саске уже зевал, умаявшись за весь день, но старался делать это как можно незаметнее. Женщина улыбалась куда-то в сторону, чтобы не смущать сына, и была довольна днём, который прошёл в делах. Её было сложно назвать трудоголиком, но бездействие бесило невероятно, так что неудивительно, что больница быстро наскучила. Сначала это было нужно — лечение, всё-таки, а труд докторов она привыкла уважать, но вот потом... — Саске, будешь помогать готовить? — каверзно спросила Учиха, когда они пришли домой и расставили продукты. Мальчик отрицательно качнул головой и уселся за стол — наблюдать за её действиями. Критически осмотрев клюющего носом сына, женщина быстро сделала яичницу и разложила немудрёную еду по тарелкам. Мальчишка кушал быстро, будто и вовсе не прожевывая пищу, Микото же больше возила палочками по тарелке, чем действительно что-то ела. Дурацкая привычка, которую не смогли искоренить даже многочисленные ссоры в семье, от которых легче было убежать на улицу. Повзрослев, она решила, что такого у неё точно не будет. Не было. А теперь и просто невозможно. Саске встал и вышел из-за стола, поблагодарив за еду, а она осталась ковыряться в своей тарелке. Есть как-то расхотелось, когда она внезапно поняла, что Саске — он именно такой, хмурый и молчаливый. Теперь. Смерть стольких людей не может не повлиять на детскую психику, да ещё и Итачи что-то нахимичил с гендзюцу. Микото откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Никакого плана не было, да и составлять его на ночь глядя с головной болью — пустая трата времени. Одно она знала точно — Саске надо встряхнуть и сделать из него прежнего весёлого мальчишку, а Итачи стоит вправить мозги, поинтересоваться причинами поступков и утешить. Потому что не дело, и вряд ли бы наследник клана просто так взял и вырезал свою семью. Она поднялась со стула, на мгновение испугавшись: ей показалось, что правая нога перестала что-либо ощущать и вообще чувствоваться. Но это была лишь секундная иллюзия, и она смогла облегчённо выдохнуть, чувствуя, как бешено колотящееся сердце усмиряет свой бег. «Клан Учиха с самого сотворения работает с иллюзиями, — невесело подумала Микото, протирая глаза и направляясь в спальню. — Будет глупо поддаться одной из них». Спать не хотелось, но она знала — надо. И даже если несколько часов после пробуждения придётся проходить, словно оживший мертвец, оно того стоит. Чужая память разрозненными кусочками собиралась в голове, и обрушиваться любила преимущественно ночью, из-за чего сны были тяжёлыми и насыщенными событиями. Утро встретило её жарой. Учиха недовольно разлепила глаза и через минуту осознала, что закуталась в одеяло, словно в кокон, отчего было нестерпимо душно и жарко. Откинув одеяло, она села на кровати и взлохматила волосы, а потом резко встала и неуверенной со сна походкой направилась в ванную. Ей срочно был нужен душ, желательно холодный, а то был риск так и зависнуть в состоянии амёбы. Уже более-менее посвежевшая, женщина заглянула в спальню посмотреть на часы. Они показывали неутешительную картину раннего-раннего утра, так что Микото оставалось только вздохнуть и пойти делать себе кофе, а Саске — завтрак. Память любезно подсказывала, что младший сын был тем ещё соней, так что торопиться уж точно не стоило. Приступив к готовке, Учиха на пару минут задумалась, а потом отработанными до автоматизма движениями начала готовить мисо-суп, одновременно с этим размышляя, не сделать бы чего ещё. Всё же, завтрак должен быть плотным, особенно учитывая то, что она хотела отправить Саске в Академию. Остановившись на секунду, Микото задумчиво кивнула себе и решила приготовить ещё и онигири. «Для бенто — в самый раз», — рассеяно подумала она и вдруг услышала шаги. Спустя буквально минуту на кухню заявился Саске — хмурый, с едва различимыми кругами под глазами и недовольный. Сердце Микото сжалось, и она отругала себя. Как можно было забыть о кошмарах! — Саске... — Учиха кинула взгляд на еду, удостоверилась, что в ближайшее время с ней ничто не случится, и обеспокоенно повернулась к сыну. — Что случилось? У тебя кошмары? — Да, — сухо кивнул мальчик, а потом перевёл взгляд на еду у матери за спиной, захватил взглядом коробочку, где уже лежало несколько аккуратно слепленных рисовых шариков. — Мы куда-то идём? — Ты не против пойти в Академию? — вопросом на вопрос ответила она, чувствуя себя евреем и ненавязчиво прикасаясь к виску. В голову опять начала приходить глухая боль. Похоже, воспоминаниям о второй жизни не хватало места в одной черепушке. «Кстати о евреях... тут же даже нет такого слова. Не поймут, если проболтаюсь. Лучше помалкивать на такие темы», — женщина отвлеклась на еду, то и дело оборачиваясь на разом замолчавшего и погрузившегося в свои мысли Саске. — Нет, не против, — задумчивый голос сына раздался только тогда, когда Микото уже поставила перед Саске тарелку. Она облегчённо улыбнулась и растрепала волосы мальчика. Почему-то уверенность, что общение с классом его расшевелит, была железной. А вот в какую сторону склонится его настроение, куноичи не знала, но была уверена, что идти в Академию надо. Хотя бы потому, что там преподают действительно нужные вещи, а Саске и так пропустил довольно много. Она сделала себе ещё одну чашку кофе, а потом покосилась на часы и погнала Саске собирать сумку. Тот к тому времени как раз поел, так что бежал за тетрадями и прочими школьными принадлежностями в более благоприятном расположении духа, а уж когда она ему самолично преподнесла бенто, да ещё и в щёку поцеловала — солнечно улыбнулся и шмыгнул на улицу. Микото постояла на крыльце и проводила сына взглядом, а потом вдруг стала серьёзной и цепким взглядом огляделась. Домов в квартале было много, но ей и не надо было ничего особого — просто заглянуть в каждый и сверкнуть на секунду шаринганом, активацию которого она успешно вспомнила ночью. Глаза замечали даже самые мелкие детали, и ближе к обеду женщина поняла, что квартал явно не только отмыли от крови, но и обчистили. Причём обчистили профессионально, не знала бы она расположения многих вещей — не догадалась бы. Зато теперь Учиха понимала, что настоящих грабителей — тех, что забирают ценности — в квартал пожаловало совсем немного. Больше было тех, кто крал у её соклановцев техники, стили тайдзюцу и просто информацию, что была перенесена в свитки. А додзюцу изрядно помогало ей замечать совсем мелкие детали, за которые больной разум бы не зацепился в обычном состоянии. Например, то, что все кражи, помимо кражи ценностей и просто вандализма типа выбитых окон, было совершено около полуторы недели назад, что людей было много, и что кровь стирали уже после того, как дома обчистили. Придя обратно в главный дом, куноичи упала на кровать и прикрыла глаза. При Саске ей удавалось держаться, сейчас же хотелось растечься безвольной лужицей по какой-нибудь поверхности и избавиться от этой упрямой глухой боли, которая не думала меняться или хотя бы ненадолго уходить. Постоянность в данном случае здорово выбешивала. Так бы Микото и пролежала, если бы желудок не напомнил о себе недовольным урчанием. «И Саске скоро должен вернуться...» — мысленно протянула она, тащась на кухню. Завтрак отсутствовал у неё традиционно, и этим она весьма заметно отличалась от другой, прошлой Микото. В этом мире завтрак был довольно важной частью дня. Когда Саске пришёл из Академии, Учиха накормила его, позволила сделать домашнее задание и, видя, что сын общаться не собирается, забеспокоилась. Она отлично знала, что детям в целом и Саске в частности свойственно много говорить, в особенности о событиях, происходящих вокруг. То, что Саске, раньше не отличающийся особым затворничеством и всегда находящий минутку поговорить с ней, вдруг резко изменился, тоже напрягало. Микото решительно направилась в комнату к Саске и, постучав, зашла. Мальчик смотрел на неё с тщательно скрываемым интересом, и в её душе змейкой скользнуло облегчение. Признаться, она постоянно боялась, что Саске вдруг станет смотреть так же, как Фугаку. Холодно и независимо. — Рассказывай, что было в Академии, Саске, — невозмутимо сказала женщина, откидывая назад волосы и морщась, так как чёлка противно полезла в глаза. В голове у неё промелькнула мысль о том, что, наверное, стоит сменить причёску, но тут же погасла, так как всё внимание было сосредоточено на Саске. Он начал говорить почти сразу, но сначала приходилось задавать ему много вопросов, иначе бы он, как Микото подозревала, ограничился бы парой предложений. Саске раздраженно качался на стуле, но говорил. Ей ведь правда было интересно, она даже не сдержала хихиканья, когда Саске с раздражением упомянул «надоедливых девчонок». Полный чистого отчаяния — «И ты с ними, что ли?» — взгляд того стоил. Женщина на секунду замерла, когда мальчик вскользь упомянул Узумаки Наруто, но тут же махнула сыну рукой, чтобы продолжал. «Узумаки Наруто... сын Кушины», — она дёрнула уголком губ, когда Саске заметил, что всю информацию о чакре, которую им давали, он уже знал. Что с мальчиком делать, Микото не знала, а забрать того к себе мешал приказ Третьего. Но помогать осторожно она могла. А узнавать о нём можно и через Саске — наверняка ведь кто-то заинтересуется, если она начнёт проявлять повышенный интерес к джинчурики, следя за ним или просто спрашивая других людей. — То есть, в Академии тебе всё понятно? — всё же уточнила Учиха, искренне беспокоясь за сына, что пропустил почти две недели. Саске согласно кивнул, а Микото окинула его с головы до ног задумчивым взглядом и улыбнулась.Часть первая
1 июня 2015 г. в 15:13
Женщина очнулась в незнакомом, но почему-то вызывающем смутные эмоции месте. Стоило только открыть глаза, оглядеться и вдохнуть в себя воздух, насквозь пропахший лекарствами, как она сразу поняла, что попала в больницу. Оно, впрочем, и не удивительно, ведь женщина отлично помнила, что больницу в своей жизни видела часто, даже работала там. Эмоции тоже говорили, что именно в эту палату — вид из окна вызывал глухое безразличие, а ширма раздражение — она или заходила, или попадала не раз.
За то время, пока она находилась в отключке, сознание пришло в норму, и того тумана в голове больше не наблюдалось. Но вот странно: она точно помнила всю свою жизнь, но воспоминания, больше похожие на эмоции-ассоциации к некоторым вещам, с этим не совпадали. Особенно смущало то, что она реагировала на те вещи, которых ранее не видела. Например, это дерево, что неторопливо покачивалось за окном не иначе как от ветра. И, доставая из недр памяти знания о флоре своих мест, она не могла понять, что же это за растение.
Из-за чего она оказалась в больнице, ей было понятно: жуткая мигрень, запитое холодной водой обезболивающее и беспокойный сон были последними воспоминаниями. Только вот то, что произошло дальше, никак не вписывалось в привычную ей картину мира. Одно она знала точно — и Итачи, и Саске — её сыновья. И если Фугаку, её мужа, спасти не удалось, то эти двое точно будут спасены.
Воспоминания и эмоции перемешались, и женщина, чтобы облегчить эту битву в голове, накрыла лоб холодной рукой. Иногда всплывали факты — как, например, информация о том, кем ей приходятся Фугаку, Итачи и Саске. Но полной картины всё равно не было видно, хоть она уже точно знала, какие печати нужно сложить для техники Огненного шара.
— Микото-сан! — Женщина вздрогнула и попыталась резко сесть, тут же чувствуя тянущую боль в груди и опускаясь обратно. По реакции тела сразу стало понятно, что зовут её именно так, и она приняла информацию к сведению. Устраивать истерики или сильно радоваться не хотелось, ведь тут у неё был шанс. Потому что куноичи, коей она являлась, постоять за себя и защитить других могут. — Вы очнулись!
Молодая девушка бросилась к ней и провела рукой над грудью. Микото прикрыла глаза, но зеленоватое свечение медицинской чакры тускло пробивалось сквозь полуопущенные веки. Когда осмотр был закончен, женщина спросила:
— Что с моими детьми? — Остальное было глубоко вторично, сейчас её волновал именно этот вопрос, и ответ на него хотелось услышать немедленно. Медик замялась и опустила глаза. Микото это не понравилось — когда люди так делают, новости хорошими быть не могут по определению. Видя, что отвечать ей не хотят, она поторопила ирьёнина: — Ну же.
— Вы пролежали без сознания неделю... — выдавила девушка. — Саске-сан сейчас в больнице, но его скоро должны выписать, он ещё позавчера пришёл в сознание. А ваш старший сын объявлен нукенином. Вы же должны помнить, что он... — она осеклась и бросила женщине сочувственный взгляд.
Микото помнила. Это воспоминание было одним из самых недавних, так что сына, который убил Фугаку и почти (почти ли?) убил её, она помнила отлично. Только вот многое не сходилось, хотя бы те фигуры в масках, что бегали по кварталу. Она их заметила, когда Итачи ещё не дошёл до неё и её мужа. Но об этом женщина решила промолчать, справедливо опасаясь, что эти люди могут прийти ещё раз.
Громкий скандал и решение совершить переворот, которое старейшины клана приняли в обход мнения мужа, Микото помнила тоже.
— Ясно... — протянула она и покусала нижнюю губу. — Я могу увидеться с Саске? Пожалуйста.
Ирьёнин кивнула, и Микото самостоятельно села, а потом и встала. Бесформенная больничная сорочка доходила ей до колен, и пол неприятно холодил ноги. Ходить она тоже могла неплохо, хотя в теле неприятным осадком сидела слабость, а от бега Микото, по здравому размышлению, решила удержаться. Тем более что в больницах не бегают даже обеспокоенные состоянием своих чад мамочки. Но ходить всё равно было странно. За последнее время женщина уже отвыкла от этого, так что постоянно ждала подвоха, ждала, когда вдруг перестанет ощущать ноги и упадёт на пол с грациозностью слона. И холодный пол, который Учиха отлично ощущала голыми пятками, был для неё спасением.
Девушка-меднин, которая представилась как Аои, нет-нет, да обеспокоенно скашивала на неё взгляд, но послушно вела к палате Саске. «Двести седьмая», — машинально запомнила номер женщина, уже быстро стучась и тут же толкая дверь.
Саске сидел на подоконнике, свесив ноги на улицу. Будь Микото не в этом мире, она бы наверняка испугалась, но здесь такое было совершенно нормально. Упасть у него слишком мало шансов, а если и упадёт — отделается синяками.
Не скрываясь, она зашла в комнату. Аои уже куда-то убежала, и Учиха была ей за это благодарна, так как присутствия постороннего явно бы не выдержала. Мягко закрылась дверь. Саске чуть опустил голову, сжимая руки в кулаки, а она неожиданно поняла, что он похож на воробушка. Особенно когда сидит вот так, нахохлившись.
— Кто это? — спросил мальчик. Микото различила в голосе недовольные нотки, но в остальном он был слишком безразличным. Совсем не так говорил её сын буквально неделю назад. Она бы хотела сказать «день назад», да только время, когда ты без сознания, течёт очень быстро.
Нельзя отрицать и того, что она испугалась. Не слишком сильно, но такой голос в исполнении сына — да что там, любого человека — Учихе не нравился. Захотелось хорошенько проучить Итачи, а также старейшин, что вообще решились на это глупое восстание. Только вот старики уже получили своё, а старший сын, судя по всему, несчастен. И уже от этого хотелось хоть как-то ему помочь.
— Саске, не надо закрываться, — мягко попросила Микото.
Реакция была поразительной: Саске почти мгновенно спрыгнул с подоконника и уставился на неё во все глаза, спиной повернувшись к окну. Пальцы мальчишки ухватились за стену. Она улыбнулась — мягко и немного устало, как умели, наверное, только матери, повидавшие многое. Саске сделал шаг вперёд.
— Мам, это ты?.. Но Итачи... Итачи сказал... показал... — От былого безразличия не осталось ни следа. Она подумала, что при встрече надо будет обязательно припомнить это Итачи (желательно какой-нибудь болезненной, но нисколько не смертельной техникой), потому что за всё надо платить, и в несколько шагов преодолела расстояние между собой и Саске. Когда Учиха присела, тот уже разгадал план и первым обнял её. Микото готова была поспорить, что руки, сцепленные на её спине в замок, сжаты были чуть ли не до боли.
— Все могут ошибаться, — прошептала она. По её лицу расползалась широкая улыбка, да и Саске, как она была уверена, тоже улыбался. Мальчик уткнулся лицом Микото в плечо и негромко шмыгал носом, стараясь делать это как можно незаметнее, но она, конечно же, слышала и не могла не испытывать облегчение. Смеяться или плакать — всяко лучше, чем не чувствовать совершенно ничего.
Она не хотела размыкать объятия, но пришлось, потому как ноги быстро затекли, а Саске уже косил чёрным глазом, требуя ответов. «Кто бы мне дал эти ответы», — растерянно подумала жёнщина. Она села на кушетку, а Саске пристроился рядом. Учиха видела, что ему жутко хочется опять её обнять или просто прижаться поближе, так что сама приобняла его.
— Мам, а почему всё случилось именно так? Почему Итачи сделал это? Почему он убил папу, он убил всех... — Саске сжал кулаки, а лицо его скривилось от противоречивых эмоций. Микото поджала губы. Понимание того, что просто так ей жить не дадут, пришло легко. Она ведь жена главы клана, должна обладать ценными знаниями.
Она не знала, безопасно ли для неё и, что главное, для Саске говорить о клане. Но понимание того, что мальчик может отвернуться и погрузиться в себя, стоит ей уйти от ответа или соврать, заставило наплевать на предосторожности. Тем более что о смуте в клане известно многим — иначе как объяснили то, что в одну ночь Учих не стало?
— Просто наш клан задумал переворот, Саске, — негромко проговорила она, смотря куда-то в пустоту. У Микото перед глазами вставали картины собрания, безразличные лица членов клана и сверкающие глаза Фугаку, который отговаривал старейшин от необдуманного поступка. — Это... это очень плохо, правда. Твой папа пытался отговорить людей, но они не слушали. Их толкала вперёд обида и злоба. Эти чувства — они плохие, Саске. Они заставляют нас совершать страшные вещи.
— А Итачи? — упрямо вскинул подбородок Саске. — Почему, почему Итачи сделал это?
Микото посмотрела в глаза своему сыну и провела рукой по лицу. Она правда не знала, что же ответить, а отчаянно-требовательный взгляд мальчика сбивал её с толку.
— Я не знаю, Саске. Мне кажется, Фугаку знал, я же могу только догадываться. Я не хочу ошибаться и говорить неправду, — опередила Саске она и взъерошила ему волосы. — Но я точно знаю, что то, что сказал тебе сам Итачи — неправда.
— Но ты же не знаешь, что он мне сказал, — нахмурился Саске, смешным жестом пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы обратно. Впрочем, напрасно, ближе к затылку они всё равно собирались в забавную причёску, словно перья у птицы или колючки у ежа. Микото нежно улыбнулась.
— Я видела его, и могу сказать, что ему было плохо, вот и всё, — улыбнулась женщина, задумываясь. Судя по тому, что она видела, Итачи погрузил Саске в гендзюцу, что уже нехорошо. А раз очнулся он лишь позавчера, это должно было быть очень сильное гендзюцу. Он явно что-то внушал, но что это было — Микото не знала. — Саске, что ты теперь будешь делать?
Саске опустил голову и долго молчал, она даже беспокойно сжала руку на его плече, и хотела было присесть на пол, чтобы заглянуть мальчику в глаза, но этого не потребовалось.
— Я должен убить Итачи, — сказал Саске, и Учиха застыла. Сердце, кажется, пропустило удар. Хоть как-то успокаивало её только то, что говорил он это не слишком уверенно. — Я... я должен отомстить ему за клан. Должен. И возродить клан я тоже должен.
Учиха сдержала ненужный сейчас нервный смешок, чувствуя, как сердце бешено бьётся в груди. Она не собиралась допускать убийства старшего сына, хотя цель «возродить клан» от явно не понимающего ещё, как нужно «возрождать», мальчика выглядела забавно. Но решение о том, что первую цель нужно выбросить из головы Саске, она приняла сразу. Месть до добра не доводит.
— Он твой брат, мой сын, а мы трое — последние живые из клана, — произнесла Микото, вздыхая и грустно улыбаясь. — И я уверена, у него были на то причины. Попробуй его понять.
Когда Саске несогласно поджал губы и окинул её несколько разочарованным взглядом, но всё же кивнул, Микото мысленно отпраздновала свою первую большую победу.