Часть пятая
9 сентября 2015 г. в 17:17
Город был громким, шумным, пыльным, и Микото неожиданно для себя сравнила его с балаганом. Сравнение прочно закрепилось в голове и выходить оттуда не хотело, да она и не сильно старалась выгнать. Возможно, потому что каждая новая встречающаяся повозка была набита всевозможными товарами, одни других краше, а возможно — потому что глядя на всю суету, хотелось улыбаться. В одном из множества торговых городов страны Чая всё было не как в Конохе: людей на улицах было больше, разговоры звучали громче, воровство, торг и прочие прелести ярмарок процветали обширнее.
«Не удивлюсь, если в Конохе теперь преступлений стало больше, — иронично подумала Учиха, хмыкая. Какая-то миловидного вида девчонка отшатнулась, только взглянув на её хитай-ате, и женщина вздохнула. Не везде к шиноби относились также хорошо и спокойно, как в Листе. — Клан-то мёртв. Кто теперь за порядком следить будет, а, Хирузен?».
Чуть побродив по широким улицам и вдоволь насмотревшись на различные товары, Микото направилась в сторону дома заказчика. Официально — получить более подробные указания, неофициально — узнать, где же Итачи, и как с ним встретиться, и женщина не исключала, что обе части могут неплохо так сочетаться. Например, в том месте, где сейчас должен быть тот самый конкурент заказчика, уже будет ждать Итачи... Или ещё как-то. Фантазия старшего сына всегда её впечатляла, особенно когда тот был совсем маленьким. Фугаку говорил, что из него получится отличный мастер гендзюцу, а Микото просто поддерживала и рассказывала захватывающие истории. Таланта сказительницы у неё не было, но мелкому Итачи и этого вполне хватало — он блестел чёрными глазами, молча восхищался, чуть заметно улыбался чему-то своему.
Только вот этого давно уже не было, как и вообще того Итачи. Учиха вспомнила холодный взгляд, неторопливые движения и равнодушный голос. Да, изменился её сын изрядно... И это совсем, совсем не радовало. Микото вздохнула, встретилась взглядом с полным, но серьёзным мужчиной и молча выслушала все указания. Не убивать — припугнуть; не показывать, от какого из конкурентов — просто обозначить опасность. Запретить говорить об этом. «Как банально», — чуть ли не поморщилась она, получая последние указания. Тот самый конкурент сейчас как раз должен был находиться в одном из своих магазинов.
От заказчика Микото ушла задумчивая, строя в голове план, как бы встретиться с жертвой и не попасться при этом охране. План составляться не хотел, так что она решила плюнуть на него и сориентироваться уже на месте. «По идее, он должен быть в кабинете, решать вопросы — иначе что ему ещё делать? — размышляла она, идя по улицам и внимательно разглядывая всё вокруг, — профессиональная привычка, которую не задушишь даже долгими месяцами без миссий. — С другой стороны, может ведь и совещаться, и охрану в кабинет... Оу».
Профессиональная привычка пригодилась как никогда, потому что в одной из многих кондитерских неожиданно мелькнуло что-то чёрно-красное, знакомое. Микото моргнула, остановилась, заглянула внутрь и встретилась глазами с Итачи. Губы её затряслись: парень выглядел так, будто его застали за чем-то смущающим и непристойным, а на деле лишь ел данго. И хотя это выражение лица продержалась не больше секунды, к столику сына женщина шла с приподнятым настроением, ехидно смотря на Итачи. Вряд ли это его, конечно, так уж сильно заденет, но почему бы не попробовать? Тем более, что разговор им предстоит не из приятных.
Только подумав об этом, Учиха помрачнела, и Итачи, вглядывающийся в её лицо, явно это почувствовал — отодвинул тарелку, пренебрежительно махнул рукой на подскочившую было официантку (на Микото та смотрела почему-то с непонятной злостью) и сцепил руки в замок перед лицом, всё так же не говоря ни слова. Сама же Микото ни на официантку, ни на все совершенные действия не обратила никакого внимания, стараясь выстроить в голове начало разговора. Почему-то сделать это было сложно.
Она не могла понять, какие эмоции вызывал у неё Итачи. Она была, безусловно, очень зла и чувствовала, как в горле кипит обида, — за клан, за Фугаку, за Саске, который до сих пор так и не стал тем радостным ребёнком. Но одновременно Учиха понимала: Итачи, её умный, рассудительный Итачи ни за что бы не сделал это, если бы не нашлось хороших альтернатив, а потому там же, в горле, вставал комок. Было жаль, было больно, а ещё Микото чувствовала, что в любом случае будет любить сына. Только вот всё это так перемешивалось, что она не могла понять, чего же хочется больше: спросить, как же всё было, или глупо обвинить собственного сына во всём, чтобы стало легче.
После недолгой борьбы Микото всё же смогла себя убедить, что женщина она умная, а потому медленно вдохнула-выдохнула и как можно ровнее и равнодушнее сказала:
— Мне было бы очень интересно узнать, с чего же клан вырезал именно ты и почему Коноха пошла на такие меры, — она сцепила руки, в точности копируя жест сына и вглядываясь в чуть измождённое лицо, в тёмные серьёзные глаза. — Не припомню, чтобы Хирузен так перечил клану Хьюга, когда они закатили скандал по поводу кражи своей принцессы.
Скандал действительно был знатным, а больше всего вызывало недоумение то, что Хирузен неожиданно жестко отказался исправлять свою ошибку и вообще как-то это комментировать. Досталось тогда и Учихам, но Фугаку вполне успешно отбрехался, что-де не следит за клановыми кварталами, а особенно — Хьюга. Хиаши тогда был похож на злого духа — бледный, злой, яростный в значении слов, но удивительно равнодушный даже в интонациях. Он грозился многим, в том числе и переворотом, и Сарутоби пришлось отступить, потому что положение у него давно уже было шатким, а тот же союз Яманака-Акимичи-Нара, которым пришлось потерять много шиноби на последней войне — в большинстве своём благодаря Хирузену, который как-то странно затыкал клановыми все щели — только, казалось, ждали причины для объявления Пятого Хокаге.
Итачи внезапно покрутил головой, и Микото заметила в его глазах ало-чёрный рисунок Мангекё шарингана, передёрнулась. Теперь такие глаза не ассоциировались у неё ни с чем хорошим, особенно после прочтения нескольких старых и пыльных свитков. Даже Саске признал, что лучше уж развивать что-нибудь другое, а не убивать близкого друга — слепнуть ему не хотелось так же, как и любому обладателю додзюцу.
Так и не найдя предполагаемых шпионов или просто греющих уши, он вздохнул, деактивировал шаринган и откинулся на спинку стула. И вроде бы это действие должно было быть непринуждённым, но нет — выглядело так, будто Итачи постоянно ждал нападения. Взгляд его чуть скосился в сторону, на сладости, но Микото была неумолима: смотрела пристально, с прищуром, и ждала внятного ответа. Дождалась.
— Насколько я понял, вмешался Данзо... Я не был удивлён, что они с Хирузеном спелись, но, судя по всему, Хокаге был не слишком за такое решение конфликта. Мне прямо сказали, что или я вырезаю клан, или его вырезают другие, или вырезать не успевают, и Коноха окунётся в гражданскую войну, как Туман, — Итачи потёр переносицу, перевёл дух. — Я должен был стать козлом отпущения, вырезав вместе с Корнем весь клан, но смог сделать так, чтобы Саске и тебя оставили в живых: пообещал, что если с вами что-нибудь случится, раскрою все известные мне тайны и Данзо, и Хирузена. Им пришлось смириться.
Микото поджала губы и тут же странно посмотрела на Итачи, который сидел как-то неестественно, без движения, и словно даже не дыша. Женщина, абсолютно не зная, что сделать, просто вздохнула и подхватила с тарелки сына второе данго, к которому Итачи так ещё и не притронулся. Если парень был и возмущён — в чём Микото и не сомневалась — то этого не показал. Зато атмосфера немного сгладилась, стала чуть менее напряженной.
— То есть ты фактически отдал все глаза нашего клана Данзо? — мрачно спросила она. Желание накостылять Итачи уже прошло, но вот неудовлетворение и недовольство, а также злость, уходить не хотели. И вряд ли последняя когда-нибудь уйдёт, понимала Микото. Всегда будет ощущаться этот комок под горлом, также, как и Саске никогда не сможет простить Итачи до конца, никогда не сможет вновь считать его идеалом. Это будет всё портить, но когда жизнь шиноби была сладкой и счастливой?
Успокаивать такими мыслями она себя могла вечно, но этот диссонанс в душе между бесконечной любовью и вцепившейся в душу злостью утомлял, заставлял чувствовать себя неуютно. А ещё — бороться с собой. Она же мать! Как можно злиться на собственного ребёнка?
— Нет, конечно, — почти мгновенно ответил Итачи. — Кое-что я уничтожил, кое-что всё-таки забрал Корень, а кое-что... Я воспользовался чужой помощью, чтобы вырезать свою семью, и он забрал несколько пар глаз. Я потом проверил — не слишком много, да и Данзо досталось куда меньше, чем могло бы. В общем... — Он криво улыбнулся, впервые за их встречу проявляя хоть сколько-то явные эмоции. — Всё прошло не так уж и плохо.
Микото положила данго на тарелку и серьёзно взглянула Итачи в глаза. Ей показалось, будто в его кривой улыбке она увидела всё: и боль, и вину, и сожаление, и ещё много всего. Скорее всего, это было не так, но кто ей мешает попробовать принять меры против этого? Женщина вздохнула, провела рукой по волосам, собираясь с мыслями. Говорить правду, любую и любому, — всегда непростое дело. А в таких обстоятельствах, так вообще.
— Нельзя сказать, что я не злюсь, — негромко начала она. — Я зла — за Фугаку, за своих родителей, за своего брата, — но это не значит, что я перестала тебя любить. Просто... наверное, это пройдёт, я не знаю, — Микото издала растерянный смешок. — В любом случае, и я, и Саске тебя не ненавидим. Кстати, — внезапно вспомнила она, — Саске просил передать тебе, что Мангекё шаринган ему не нужен — по крайней мере, таким путём. И чтобы, если он всё же его получит, ты был готов махнуться глазами, — совершенно серьёзно закончила она, старательно пряча взгляд; Микото чувствовала, что глаза смеялись.
— Я... понял. Спасибо, мам, — Итачи порывисто перегнулся через стол и обнял её; чуть звякнула сдвинутая тарелка, но Микото было всё равно — она вцепилась в чёрный плащ с алыми облаками и не могла сказать ничего внятного: в горле стоял комок, но теперь совсем не гневный.
Они ещё поговорили — Итачи объяснил, что мало что получает от собственного призыва, так как вороны не слишком разговорчивы и сообщают ему лишь то, всё ли с ними хорошо. Объяснил, что собирает информацию про Акацуки, которые становятся сильнее, набирают рекрутов и получают всё больше денег. Сказал, что попал туда не совсем по собственной воле, а по предложению человека в маске, который представился как «Мадара». Услышав имя основателя, Микото вздрогнула, напряжённо переглянулась с Итачи и растерянно ухмыльнулась.
Мадара внушал страх даже своим потомкам, так как в их истории надёжно сохранилось то, что он делал и как жил. Некоторые были бы только рады узнать, что их кровавый кумир жив, но вот сама Микото совсем не была этому рада и искренне надеялась, что имя использовано просто для запугивания, как инструмент. Но Итачи медленно покачал головой:
— Нет... у него был шаринган. Мангекё шаринган, — через силу вытолкнул он, и Микото прикрыла глаза. Картина складывалась отнюдь не приглядная, но она ничего не могла с этим поделать, а потому, видя, что Итачи более чем подавлен, начала рассказывать сама. Про всё: про повседневную жизнь, про забавного Саске, который сначала был совсем не забавным (сказав это, она тут же пожалела: Итачи как-то неестественно вздрогнул, и лицо его вновь стало похоже на каменную маску), про Академию... Да про всё.
Расстались они под вечер — только когда официантка-таки подошла к ним и вежливо попыталась выпроводить ничего не заказывающих посетителей, при этом так открыто флиртуя с Итачи, что у Микото глаза на лоб полезли. Что интересно, сам парень нисколько не выглядел удивлённым, только прикрыл глаза, а потом наложил на девушку гендзюцу, чтобы не вспомнила потом их лиц и одежды. Заметив отношение к девушке, Микото еле удержалась от какого-нибудь комментария, прикусив язык. А то кто знает, что она бы могла наговорить.
Итачи попрощался первым, предупредив, что встретятся они нескоро, но обязательно — точно. Ему ведь ещё шпионить и выполнять собственные миссии надо... Микото покивала и задала животрепещущий вопрос: а что ей, собственно, с заданием-то делать? Свой шанс она проворонила, теперь придётся искать жертву снова. Итачи же просто пожал плечами, обезоруживающе улыбнулся уголками губ, развернулся и скрылся в толпе, оставив собственную мать одну хватать ртом воздух.
— Отшили? — почему-то участливо спросила официантка. Учиха медленно моргнула, а потом чуть не рассмеялась, но смогла удержать лицо, туманно отвечая:
— В каком-то смысле.
Слава ками, что жертва нашлась всё там же, в своём офисе. С охраной, правда, но заморочить им голову гендзюцу оказалось легче простого. Так что когда шкафообразные гражданские вдруг резко застыли, а Микото спрыгнула с потолка прямо перед жертвой, мужчина уже был готовеньким: бледным настолько, что, казалось, сейчас же сознание потеряет. Женщине больших трудов стоило не сморщиться — что за трусость? Она ведь ничего даже не сделала... Да и не пришлось делать. Мужчина оказался даже не мужчиной, а так, трусливым мужчинкой, и задание было выполнено быстро. Решив ночь переждать в городе, Микото следующим же утром отправилась обратно в Коноху.
По пути она несколько раз зацепилась взглядом за воронов, но те, кажется, были самыми обычными птицами — за ней не следили, чакры в них не чувствовалось от слова совсем, да и не реагировала Учиха на них. Своему же чутью шиноби были привычны доверять.
Саске встретил её радостными глазами, полными искреннего ужаса от происходящего и жаждой спасения. Нахмурившись, Микото заглянула в дом и с удивлением обнаружила там неучтённую личность в виде той самой племянницы Фуджиты. Девушка мило улыбалась, краснела где нужно, но убираться из чужого дома не хотела, всякий раз находя новый предлог. Микото же медленно раздражалась. Нет, она была рада, что её сыновья женским вниманием не обделены (хотя для Саске это всё же слишком рано), но, ками, избавь от такого внимания! Жажда личной выгоды же так и читалась в намерениях девушки. Иначе зачем она так усердно пытается понравиться ей и маленькому ещё ребёнку?
Наконец надоедливую гостью удалось выставить, и Учиха почти полетела в душ. Желание поделиться всем с Саске было нестерпимым, но она сдерживала себя. Под окном АНБУ, конечно, не подслушают, но кто знает, что может уйти за стены квартала? Помывшись, Микото натянула халат и решила сделать себе кофе. И Саске — чая, конечно же. Послушать, что случилось с сыном за время её отсутствия, было до невозможности интересно.
— Ну, так что произошло, пока меня не было? — умиротворённо спросила Учиха, лениво наблюдая, как сын осторожно дует на горячий напиток, опасаясь обжечься. Саске бросил это занятие и зевнул, а женщина машинально посмотрела в окно. Сумерки уже постепенно спускались на Коноху, так что неудивительно, что мальчик выглядит чуть уставшим. Они ведь могли ещё и в Академии хорошенько так позаниматься, что тоже никому бы не прибавило бодрости.
— Ничего такого, — честно признался Саске, осторожно пригубил чай, с разочарованием на лице чуть вздрогнул и отставил чашку. — Учились... сегодня спарринги были. Я попробовал чуть-чуть общаться с Узумаки. Это было сложно, — пренебрежительно фыркнул он. — Наруто — придурок редкостный.
Учиха молча погрозила ему указательный пальцем, намекая на то, что оскорблять кого-то в её присутствии — неприлично, и задумалась. Судя по тому, что Саске каких-то претензий не высказывал, всё было не так уж и плохо, а эти высокомерные заявления являлись не более чем дурачеством. Тем не менее, то, что Наруто все считают не слишком умным ребёнком, настораживало. Почему это так? «Хотя, помнится, Кушину тоже часто в сплетнях обделяли интеллектом, — подумала Микото. — А судя по всему, характером Наруто пошёл в мать».
— Ясно всё, — задумчиво проронила женщина и неожиданно зевнула. — Не знаю, как ты, а я пойду спать пораньше, идёт? Завтра поговорим, — улыбнулась она и встала из-за стола. По пути женщина не смогла отказать себе в желании вдоволь потискать сына, переживая внезапный прилив материнской любви. Саске сопел, косился чуть недовольно, но терпел.
На следующий же день Микото встала пораньше, сделала Саске бенто, вежливо, но настойчиво попросила ту девушку больше не возвращаться и сказала сыну, что придёт к нему в Академию. Саске покосился удивлённо, но вопросов задавать не стал, сама же Микото откинулась на спинку стула и неторопливо выпила чашку кофе, тут же начиная чувствовать себя человеком, а не непроснувшимся зомби.
План был прост: поговорить с учителем, которого, как со слов Саске знала Микото, звали Умино Ирука. Просто узнать, наконец, кто же учит её ребёнка, получше. Парня-то она знала и так: простой потомственный чунин, в АНБУ не входил, всегда был в стороне от политики, рано начал проявлять интерес к тому, чтобы учить детей... Только всё это было словами, Микото же хотела не только зацепить взглядом внешность и услышать мнение чужих людей, но и сложить своё. А для этого надо было поговорить. Желательно, в неформальной обстановке.
Наверное, именно поэтому она заскочила за печеньками к чаю, внутренне чуть волнуясь. Ирука был новым человеком, совершенно ещё непонятным, и поэтому было любопытно. И — чуть волнительно, но она давно научилась не обращать на такие, в сущности, мелочи внимания. Потому что она Учиха, и у неё есть непрошибаемая каменная маска, которая, впрочем, надевалась не так часто, как можно было. Фугаку, например, ходил в ней почти всегда, и Микото могла чуть ли не по пальцам пересчитать моменты, когда муж ярко проявлял эмоции.
— Здравствуйте, Ирука-сенсей, — чуть улыбнулась она, легкомысленно помахивая пакетом с печеньем. Парень удивлённо на неё посмотрел, вскинул брови, но приветливо кивнул в ответ. Микото же почувствовала, как встаёт рядом Саске, вопросительно глядя своими чёрными глазами. — Пойдёшь домой сам? Я бы хотела с твоим учителем поговорить, — сказала Микото, взъерошив волосы Саске. Тот кивнул, набросил на себя как можно более равнодушный вид и под пристальные взгляды вышел из класса.
Урок как раз уже закончился, и многие ученики успели выйти из класса до прихода Учихи; что примечательно, Наруто в классе не было. То ли убежал раньше всех, то ли не пришёл вообще: о его славе прогульщика и раздолбая женщина узнала от Саске, а потому могла делать соответствующие выводы. Дождавшись, пока последняя ученица — девчонка с ярко-розовыми волосами — вышмыгнет из класса, куноичи быстрым взглядом окинула Умино.
Обычный молодой парень: смуглая кожа, тёмные волосы, обычные черты лица, карие глаза и странный шрам. Если у Итачи и было что-то похожее, на деле являясь складками от не слишком правильного и спокойного образа жизни, то у сенсея это выглядело именно как шрам. «Интересно, что его так?» — подумала Микото, а потом ещё раз чуть улыбнулась, отводя взгляд. Разглядывание длилось ровно столько, чтобы его не посчитали за наглость.
— Попьём чай за неспешным разговором? — предложила она, а потом улыбнулась уже чуть более широко. — Не волнуйтесь, Ирука-сенсей, я пришла просто поговорить. Саске уже скоро год закончит, а я всё не знаю его учителя. Нехорошо.
Умино чуть смутился, но кивнул и повёл свою гостью куда-то. Микото, стараясь не отставать, ненавязчиво спросила чунина о том, почему именно профессия сенсея, и по дороге с интересом слушала ответ. Сама бы она никогда не смогла учить чужих детей: не потому, что ей было на них всё равно, а потому что были не её. Не было бы того внимания, подхода если не к каждому, то к большинству... А раз не сможешь делать что-то хорошо, так зачем вообще делать?
Зайдя в какую-то небольшую комнату, Микото положила пакет и присела на стул, смотря, как суетится сенсей. Ей бы вмешаться, сказать, что не стоит так волноваться, — но слова уже были сказаны, а парень, похоже, был довольно впечатлителен. Женщина вздохнула и развязала небольшой, но тугой узел на пакете, мысленно проклиная продавщицу. «Ну вот какой изверг так завязывать будет!» — сокрушалась она.
— Итак, как вам Саске? — задала она животрепещущий вопрос; всё, что надо, об отношении к профессии в целом и детям в частности она услышала, и Ирука действительно был просто прекрасным человеком, если смотреть с этой стороны. А значит, мнение его будет по крайней мере интересным.
— Умный и старательный, — почти сразу ответил Умино, отпивая чаю и чуть успокаиваясь. — Я бы даже сказал, очень умный, хотя гением я бы его не назвал... Прошу прощения, — быстро извинился он, а Микото устало кивнула. Интересно, как долго ей ещё постоянно будут об этом напоминать? Всегда, наверное. Слишком уж хорошо хранит людская память на всё плохое. — Фантазией тоже не обделён, но вот общается с другими... несколько скованно. Если вообще общается. Это, пожалуй, единственный недостаток.
— Всё ясно, — протянула Микото. — Насколько я знаю, он, всё же, общается с несколькими людьми...
— ...Узумаки Наруто, Шикамару Нара и ещё меньше — Хьюга Хината, а вот с остальными — совсем нет. В этом-то и проблема. Я бы понял, если бы он просто их не любил или не хотел общаться, но нет — полное равнодушие и игнорирование. Это странно, — Ирука покачал головой.
Микото заметила, как чуть заметно скривился парень при упоминании Наруто, и уткнулась взглядом в чашку, вертя её в руках. Похоже, она недооценила людскую глупость. Ведь кто будет не любить ребёнка, который в тот день был ещё совсем младенцем — в прямом смысле этого слова?
Поддержав разговор ещё немного, она с улыбкой откланялась. Ирука тоже прощался довольно дружелюбно, и женщина поняла, что всё не так уж и плохо. Жаль, конечно, что сенсей плохо относится к одному из собственных учеников, но это не помешало им найти какой-никакой, а общий язык. Особенно на почве психологии: Микото немного увлекалась этим в прошлой жизни, у Ируки же был опыт. Только с детьми, правда, но это было даже интереснее. Женщина даже поймала себя на мысли, что неплохо было бы когда-нибудь зайти ещё. Когда-нибудь.
Дома она всё рассказала Саске, и тот смотрел на неё кисло, но нисколько не обидевшись. Кажется, его всё же чуть задело такое отношение, но Микото не собиралась отнекиваться и оправдываться. Беспокоилась? О да, ещё как. И именно поэтому спросила, ожидая получить ответ и попробовать мягко подтолкнуть к исправлению. Не заставить, нет-нет, — давить в таких вопросах нельзя, это Микото знала твёрдо. Но вот попытаться показать, что по-другому будет лучше... или, в данных обстоятельствах, что по-другому будет правильнее и, как ни странно, нужнее...
Хотя, стоит признать, она уже почти искренне ненавидела это слово. Потому что даже после смерти клана оно висело над ней и её семьёй дамокловым мечом. И это бесило неимоверно, заставляло хвататься за голову и вздыхать — но только в мыслях. Чтобы никто, в том числе и те, кто были виноваты в этой ситуации, не заметили.
— И что такого, что я общаюсь с ними? — хмуро спросил Саске. Учиха медленно покачала головой, смотря в окно. День был неожиданно облачный, но она не была против. Тень — это замечательно.
— В этом ничего плохого нет, — произнесла Микото, отрицательно качая головой. — Просто нужно уметь сходиться со всеми людьми — в жизни пригодится. Ну и... тебе просто нельзя быть другом Наруто. Хорошим и верным другом, я имею в виду. По той же причине я не могу помочь ему, — женщина мрачно посмотрела на Саске и легонько коснулась своих век.
Саске, судя по его мрачному лицу, всё понял.