Северная весна

Память — скаред, скупщик обид. Жалость старит. Злость молодит. Ядом залит дар аонид. Слава старит. Смерть молодит. Вера Павлова       — Алейна, посиди со мной, пока я не засну…       — Как пожелает мой Зяблик, — ласково ответила Санса, садясь на край постели маленького лорда.       Лицо Роберта казалось бледнее обычного, длинные мягкие локоны — единственное, что в нём было красивого, разметались по накрахмаленной подушке…       Зяблику стало плохо от вида крови, с ним случился припадок, и мейстеру пришлось поставить ему пиявок и дать сонного вина, чтобы мальчик поспал. Роберт выгнал из своей спальни всех, кроме Сансы, пожелав, чтобы спать его уложила именно Алейна.       — Мне было так страшно, когда он умирал, Алейна… столько крови… — губы мальчика плаксиво задрожали, и Санса испугалась, что приступ повторится.       «И мне тоже было страшно Зяблик, ты даже не представляешь себе, как мне было страшно».       Она взяла в руку его бледную ладошку, прохладную и липкую от пота, и тихонько погладила. Мальчик перестал дрожать, сонно прикрыл глаза и широко зевнул, казалось, что он вот-вот уснёт.       — Тише, тише. Не думай об этом, мой лорд. Давай, я укрою тебя получше, чтобы ты не озяб.       Подумать только, когда-то давным-давно она считала, что если вот так повыше натянуть одеяло, можно спрятаться от любого зла в этом мире…       — А теперь ты выйдешь за меня замуж?       — Что? — опешила Санса.       — Ну, Гарри же умер, значит, тебе теперь не нужно выходить за него замуж? И мы сможем пожениться? Этот Гарри больше нам не помешает…       — Зяблик, ты не должен так говорить…       — Я лорд Орлиного Гнезда, я буду говорить так, как мне угодно. Я прикажу твоему отцу, и он выдаст тебя за меня замуж! — ребёнок нетерпеливо хлопнул по одеялу рукой, хрупкой и тонкой, как молодая веточка, и в воздух взметнулись невесомая взвесь пылинок, которая заискрилась в лучах заходящего солнца, пробивавшегося сквозь закрытые ставни.       На Сансу навалилась чудовищная усталость. Она почувствовала себя выдохшейся, выжатой до предела. Сдержав порыв нагрубить Роберту, Санса принялась увещевать мальчишку, нараспев повторяя ему, словно септон на молитве, навязшие в зубах слова:       — Мой милый Зяблик, ты должен оставить эти разговоры. Я родилась бастардом и не гожусь в жёны такому знатному лорду, как ты. Настанет время, и мой отец найдёт тебе подходящую невесту, благородных кровей… Вы будете любить друг друга, вместе ездить на соколиную охоту…       — Да знаю я, знаю…, но я всё равно лорд Орлиного Гнезда, все должны меня слушаться, — Роберт широко зевнул, повернулся набок, натягивая одеяло до подбородка, и закрыл глаза — лекарство подействовало.       — Она полюбит тебя, будет петь для тебя песни, ты будешь носить на турнире знаки её любви, и совсем-совсем меня позабудешь, мой милый, — Санса терпеливо шептала слова утешения, пока её пальцы ласково поглаживали тёмные локоны Зяблика.       Дыхание Зяблика стало размеренным и ровным — мальчик наконец уснул. Санса погладила щуплое плечико маленького лорда и бесшумно выскользнула из комнаты. ***       Тело Гарри перенесли в его покои и уложили на резную кровать под тяжёлым балдахином из тёмного бархата. Алейна, несостоявшаяся леди Хардинг, и её отец, лорд-протектор Долины, пришли попрощаться с погибшим и выказать свои соболезнования леди Уэйнвуд. Леди Анья была безутешна: она то всхлипывала и причитала, что не знает, как сообщить несчастным родителям о смерти сына, то впадала в апатию и оцепенение. Санса знала, что над телом Гарри уже потрудились Молчаливые Сёстры: его омыли, набальзамировали и обрядили. Завтра утром из Врат Луны отбудет мрачная процессия: тело сира Гарольда повезут в замок его родителей для похорон.       Санса поёжилась от холода, по комнате из угла в угол гулял холодный осенний ветер: все окна были распахнуты настежь. «Это для того, чтобы он не начал портиться», — подумала Санса, и её замутило.       Рука Петира — рука отца — покоилась на правом плече Сансы, Петир стоял у неё за спиной, и она каждой клеточкой своего тела ощущала его присутствие. Санса бы многое отдала сейчас, чтобы знать, о чём думает бывший мастер над монетой, что у него на уме. На турнире лорд Бейлиш сумел совладать с собой, скрыть то смятение, что охватило его, когда он увидел, как обломок копья вонзился в череп Гарри. Теперь его лицо выражало лишь печаль и благочестивую скорбь. Лорд-протектор участливо выразил свои соболезнования леди Анье, посочувствовал её горю, не забыв упомянуть, каким достойным и смелым молодым человеком был покойный, и как его безутешная дочь мечтала стать леди Хардинг. Но Санса знала, что это лишь одна из его масок, притворство… Что же на самом деле сейчас у него на уме? Как бы ей хотелось это знать…       Раньше, когда она слышала из чужих уст или читала в романах что-то вроде «смерть изменила его до неузнаваемости» или «черты его лица заострились», Санса считала, что это просто слова. Но, посмотрев на Гарри, она поняла, что это не преувеличение. Санса смотрела в лицо покойного и не верила, что этот самый юноша, который ещё утром пытался поцеловать её и выпрашивал у неё шёлковую ленточку в знак благосклонности. За которого она собиралась замуж, чьих сыновей должна была носить под сердцем. Сейчас он лежал перед ней, чужой, незнакомый, недвижимый, зловещий, немой и мёртвый. Тот, кто обмывал тело, постарался замаскировать страшную рану Гарри, словно хотел стереть следы смерти с этого молодого лица, но Санса подумала, что эти потуги сделали облик мёртвого Гарри ещё более пугающим. Слегка приоткрытый рот, словно навечно замерший в беззвучном стоне. Пшеничные волосы Гарри промыли и аккуратно вычесали, но Санса помнила, как его некогда роскошные локоны слипались бурыми сосульками от запёкшейся крови. Единственный оставшийся глаз Гарольда прикрыли, но Санса прекрасно помнила, как страшен был вид его остекленевшего взгляда, слепо уставившегося в осеннее небо, когда Гарри лежал бездыханный на песке ристалища… Ужасную рану, на которую Санса даже смотреть боялась, развороченную глазницу вместо второго глаза, попытались замаскировать белоснежной повязкой, но вместо того, чтобы щадить чувства живых, она придавала покойнику какой-то зловещий вид.       «Мой Гарри, мой любимый, мой жених», — с горечью подумала она. Почему всё должно быть так? Санса вспомнила, как Гарри нагрубил ей при их первой встрече, и как она была зла на него. Тогда она пожелала ему свалиться с коня в первом же поединке.       Да, Санса не хотела больше выходить замуж, но она смирилась с этой мыслью, раз так было нужно, она бы смогла стать для Гарри хорошей женой… может быть, не самой любящей, но хорошей, она родила бы ему наследников… Он вернул бы ей Винтерфелл… её Винтерфелл и её Север… Винтерфелл с его мрачной древней криптой, священной богорощей и горячими источниками, бегущими в стенах замка, подобно крови в человеческом теле, и согревающими в холода обитателей замка… О, ради Винтерфелла она бы вышла за Гарри хоть сто раз, она бы всё сделала, чтобы вернуться домой.       А теперь… теперь не будет никакого Винтерфелла, и не будет Сансы Старк, которая явится из небытия и предстанет перед лордами Долины в свадебном плаще с лютоволком. Она теперь снова просто Алейна Стоун, побочная дочь лорда-протектора…       Проклятый Микель Редфорт и его проклятое копьё! Проклятый Гарри! Санса еле сдержалась, чтобы не расплакаться. Ей хотелось взвыть от обиды и досады, а ещё от стыда. Сансе было мучительно стыдно оттого, что себя и свои разрушенные мечты ей было жаль больше, чем погибшего Гарри… ***       Вечером Петир послал за ней, и только тогда отец и дочь смогли наконец поговорить с глазу на глаз.       Санса вошла в горницу Петира и застала его сидящим у камина с кубком в руке. Он отстранённо смотрел в огонь, будто старался прочитать в пламени будущее, как мирийский жрец. Языки пламени ломано плясали в очаге, пожирая дерево, озаряя медовыми отблесками лицо лорда Петира. Лорд-протектор неспешно смаковал свой напиток, и на его письменном столе стоял ещё один кубок, видимо, предназначенный для неё. Петир подтвердил её догадку:       — Милая, там стоит горячее вино с пряностями, оно успокоит тебя и приободрит. Возьми кубок и подойди ко мне, — он наконец взглянул на нее и улыбнулся одними губами.       Санса подчинилась. Она сделала небольшой глоток подогретого вина и невольно улыбнулась. Да, Петир был прав, это мгновенно окутавшее её чувство лёгкости и расслабленности — именно то, чего её сейчас так не хватало. Вкус пряностей раскрывался во рту, словно цветочный бутон, нотки гвоздики, кардамона и корицы щекотали ей нёбо, мягкое тепло, как волна, прокатилось по её телу, согрело грудь, потекло по рукам и ногам к коленкам и кончикам пальцев.       Петир усадил её к себе на колени, совсем как в тот день, когда объявил ей о помолвке с Гарри. Как отец свою балованную дочурку. Или всё-таки не как отец?       Санса чувствовала тёплую руку Петира, которой он поддерживал её спину, и не решалась заговорить с ним первой. Петир внимательно изучал лицо Сансы, ей казалось, что он то всматривался в её глаза, то гипнотизировал её губы, но не произносил ни слова. Он первым нарушил молчание:       — Как там наш Зяблик?       Санса удивилась, она ожидала, что Петир заговорит о Гарольде, но никак не о Зяблике:       — Сейчас ему намного лучше, припадок прошёл, и я смогла уложить его спать. Когда засыпал, даже спросил, не выйду ли я за него замуж, — девушка смутилась, даже пожалела, что сболтнула лишнее, уж слишком неуместно прозвучало сейчас её замечание, она ведь сидела на коленях у Петира и собиралась говорить с ним о смерти жениха.       — Вот как? — Петир усмехнулся, но не было похоже, что эта маленькая история и впрямь его повеселила.       — Отец…       — Петир, — поправил её лорд Бейлиш и устало прикрыл глаза. «Почему он говорит так? Он же сам говорил мне, что я должна быть Алейной всегда, внутри и снаружи».       — Петир, что же мы теперь будем делать? — Санса наклонилась к нему ещё ближе — вдруг их подслушают — и жарко зашептала, — нам нужен был Гарри. Ты говорил, чтобы я околдовала его, и у меня почти получилось. Наш план должен был сработать… Петир, я так сильно ему понравилась! Он бы влюбился в меня. Сегодня утром он даже подкараулил меня и умолял о знаке моей благосклонности. А потом он пытался меня поцеловать…       Она не договорила — Петир оборвал её, запечатал её рот поцелуем, порывистым и страстным. Это был совсем не тот нежный утренний поцелуй, когда он пробовал её на вкус, приручал. Теперь это был хищный поцелуй, собственнический, даже почти грубый, их языки соприкасались, и девушке показалось, что он хочет выпить из её лёгких всё дыханье. Прежде, чем она поняла, что делает, Санса запустила свои тонкие пальчики в его густые тёмные волосы, взъерошила седеющие пряди на виске. Он отстранился так же резко, как и впился в неё губами, и Санса шумно втянула в себя воздух. Она глядела на лорда Петира и как будто не узнавала его: в полумраке горницы его серо-зелёные глаза неотрывно смотрели на неё, они казались тёмными, почти чёрными, в его взгляде было что-то новое, непонятное, дикое, будто бы даже безумное. Санса никак не могла разгадать, что же выражает этот взгляд. Горечь? Смятение? Или даже облегчение?       Он вдруг притянул её к себе и крепко обнял, спрятав лицо у неё на плече, и страстно заговорил. Она чувствовала на обнажённой шее его жаркое дыхание:       — Я так боялся… так боялся, что ты и Гарри…       Он не договорил, как будто захлебнувшись словами, готовыми сорваться с его губ, шумно сглотнул и отстранился от неё. Перед ней снова был лукавый лорд Мизинец. Он сумел совладать с собой: взгляд вновь сделался уверенным, а улыбка насмешливой. Как будто бы только что ничего не произошло. Произошло ли? Или этот поцелуй ей только привиделся?       — Как же мы теперь… без Гарри? — растерянно спросила Санса. Снова она ляпнула что-то не то. Этот поцелуй Петира и его внезапное признание выбили её из колеи чуть ли не сильнее, чем гибель Гарольда.       — Гарри мёртв, моя сладкая, — Петир снова ей улыбнулся, и была в этой улыбке какая-то горечь и неприкаянность, — Гарри мёртв, а значит он в прошлом, и наш план в прошлом, а о прошлом не к чему вспоминать. Будущее — вот о чём стоит говорить.       Он приобнял её, устроив её голову на своём плече, словно баюкал ребёнка. Санса не видела теперь его глаз, только слышала его голос, низкий и бархатный, звучавший где-то над её теменем, словно проникавший в её мысли.       — У твоего отца есть новый план. Он рискованней, чем наш первый, но что поделаешь, раз Молодой Сокол покинул нас так скоро. А мы с тобой рискнём всем, чтобы получить то, чего хотим, так ведь? — Санса тихонько кивнула, и он продолжил. — Ты говоришь, наш Зяблик хочет взять тебя в жёны? Вот и отлично, это нам только на руку. Мы откроем тайну твоего происхождения… не всем, конечно, только лордам Долины, тем, кто может быть нам полезен. Мы расскажем, кто ты, и посулим им твой брак с Робертом в обмен на армию Долины. Брак с дочерью Неда Старка, единые Север и Долина — таким лакомым куском эти стервятники непременно захотят поживиться.       Санса встрепенулась, вскинула голову, словно напуганная птичка, хотела спросить, возразить… Но он приложил палец к её губам и лишь по-отечески поцеловал её в лоб. Его бархатный успокаивающий шёпот гипнотизировал её:       — Санса, я обещаю вернуть тебе Винтерфелл. Я обещаю вернуть тебе Север. Верь мне. Ты же знаешь, как сильно я забочусь о тебе? — она не ответила, лишь снова кротко кивнула, и Петир заговорил уже громче, голосом Мизинца. — А теперь моей милочке пора спать. Ты верно, смертельно устала. Утро вечера мудренее.