Однажды

Настоящее Соседняя комната всегда пустовала, с самого момента въезда в квартиру Канды. Каким образом хозяйке удалось найти жильца для нее, да еще и не кого-нибудь, а самого Шпен... Уолкера - загадка. Собственно, встречаться каждое утро на кухне Канде не улыбалось, от чего он уходил из дома с утра пораньше и бродил по городу до времени открытия додзё, а затем снова бродил - до позднего вечера. Даже раз от безделья зашел к Лави. Для Лави вечно цвела весна. Пора любви, пора грез, пора радости и пробуждения! Поэтому он и не понимал своего угрюмого друга Юу. Ведь жить так здорово, так весело! Ведь даже на подзатыльники Старого Панды можно отвечать широкой улыбкой, пусть и больно - но легкомысленный Лави стойко переживал удары. Или, скажем, девушка бросила. Да в мире есть куча других девушек, которые уж точно не устоят перед его рыжей харизмой! Нет, он видел, как счастливы были его друзья Аллен и Канда, когда были вместе. Они были настолько умилительны, что лицо само собой расплывалось в улыбке, а в крови здорово подскакивал уровень глюкозы - настолько те были сладкой парочкой. Когда Аллен неожиданно уехал, и Канда остался один и в глубокой депрессии, Лави всячески пытался его поддержать. Но не зная всей проблемы целиком, помочь он не мог ничем. Для разумного - пока не придет весна, и девушки не наденут мини-юбки - Лави вся ситуация казалась абсурдной. Аллен - крайне общительный малый, неудивительно, что он быстро обзавелся другом. Да даже неудивительно, что этот самый друг на него запал - даже сам Лави, не будь он таким поклонником пухлых губок и плавных округлых форм, клюнул бы на сумасшедшее позитивное обаяние Уолкера. Если уж сам айсберг Юу не устоял! Канда же... Вроде бы понятно, обман он не терпел ни в каком проявлении, но повел себя как истеричная влюбленная малолетка со склонностью к депрессии и саможалению. Да и Аллен хорош! Знал же, с каким собственником встречается! И все равно зачем-то водил его за нос. А еще Лави был уверен, что будь в тот злополучный день у Канды при себе Муген, то друга у него бы не было. Ни одного, ни другого, зато в полиции бы было дело о двойном убийстве с последующим ритуальным самоубийством - сеппуку. В общем, Лави хотелось покрутить у виска от закидонов этих двоих. И непременно их помирить. Правда, Аллен был надежно, как принцесса в замке дракона, спрятан в доме Тикки, так что рыжий дажее и подступиться не смел. Лишь недавно ему Аллен позвонил, просился на ночь. Весь осунувшийся, поседевший, с темными кругами под глазами. Ужасное зрелище. Лави жил в общежитии в одной комнате с еще тремя студентами. На ночь он место Аллену выбил, но больше ни в чем помочь не мог. Кроме как посоветовать дешевую комнату. "Абсолютно случайно" оказавшейся соседней с Кандой, вот бывают же чудеса и совпадения, да? Собственно, Юу Лави выложил все, что знал. Болтливый кролик говорил, не останавливаясь, о себе, о дедушке, об Аллене... - Кстати, Юу, ты знаешь, что Аллен сейчас в городе? - радостно залопотал Лави, заботливо подливая японцу чай, будто и не замечая, что тот к нему и не притронулся. - Тч. Не называй меня по имени, Кроль. И, да. С чего ты взял, что мне есть какое-то дело до этого... этого? - А что, нет? - "удивился" рыжий. - Ну надо же, а так дружны были в школе! - Чего ты хочешь, а? Лави мигом посерьезнел. - Он сбежал от Тикки. Я же вижу, что он несчастлив был с ним, да и тебе без него плохо... - Мне? Плохо? Кроль, на тебя упала книжная полка? Ты бредишь! Все, мне пора. Чтоб я еще раз по своей воле приперся в кроличью нору, да хрен там, - пробурчал Канда, собираясь уходить. Лави лишь покачал головой, собирая чашки и ставя их в мойку. Посуда подождет, сейчас у парня были другие дела. Главное, в ходе них не остаться без любопытного рыжего носа. *** О том, что дома вообще-то Аллен, а на часах чуть больше шести вечера, Канда вспомнил лишь уже открывая дверь своим ключом. Постояв немного за порогом и сделав дыхательную гимнастику - урезанные упражнения, так, чтобы легкие не простаивали - Канда, решившись, вошел в квартиру и, едва разувшись, поспешил в свою комнату. В коридоре натолкнулся на идущего в сторону кухни с подносом и тарелками на нем Аллена. Канда подавил было всколыхнувшееся почти забытое чувство. Шпендель - тогда еще Шпендель - постоянно любил пожрать на кровати, да и не только на кровати. - Привет, - неуверенно улыбнулся Аллен, во все глаза рассматривая Канду. "И чего он так пялится?" - недоумевающе нахмурился Канда. Обошел застывшего парня и закрылся в своей комнате, разом выбросив мысли и воспоминания прочь. Вышел он лишь ночью - в горле пересохло. На щелчок открывшейся двери открылась вторая, из комнаты Аллена, и к спине мечника прижалось теплое дрожащее тело, обвив Канду руками. - Канда... Рядом... - чуть слышно шептал Уолкер, и мечник на секунду задержал ладони Аллена в своих руках, прежде чем разомкнуть их, покидая объятия. *** I wanna ask you: Lie is hope? On eye of masque Viper's shot. Enable sound, demons cry You want to go? Or do not die? Unfortunately, we are fine.* Почерк Аллена не изменился за все эти годы. Разве что, стал еще отвратительнее, хотя, казалось, куда еще. Рассматривая просунутую в щель под его дверью записку, Канда не мог не нахмуриться. Что хотел сказать Шпендель этими строками воистину ни о чем? Хотя... Наверняка, Аллен не знал, что за шесть лет мечник выучил родной язык Уолкера, так что дело не в словах. Прочитав первые буквы каждой строки, Юу усмехнулся и, не стуча, вошел в комнату седовласого, сжимая в руке клочок бумаги. Кольнуло смутным чувством дежа вю - так же он сжимал когда-то давно фотографию для портрета. - Канда! - воскликнул Уолкер. Он был раздет наполовину, и Канда с содроганием наконец заметил изуродованную левую руку парня. Покрасневшая, будто обоженная, с сухой шелушащейся кожей. Она была мертва - и нет. Канда вспомнил дерево во дворе дома Тидолла. Эта тощая осинка там росла еще при прадеде художника, ствол давно иссохся и скрючился, но дерево стабильно каждую весну выпускало почки. Их обрывало ветром, сжигало солнцем, они засыхали от недостатка пищи - и тем не менее, осина не сдавалась в своем стремлении жить. Помнится, ствол переломило напополам ураганом, как раз спустя месяц после того, как Канда закончил школу. Он помнил, как трогал нежные новорожденные - и уже мертвые - листочки. Собственно, рука Аллена и его безжизненно седые волосы только с той осинкой и ассоциировались. Страшно. И, чтобы не подлететь к Уолкеру и не начать покрывать поцелуями его раны, Канда высокомерно процедил, протягивая бумажку Аллену: - Ну, и что это такое? - Признание, - легкомысленно пожал плечами Уолкер. - Прости, с японской поэзией у меня как-то не сложилось. - Что такое? Тебя бросил тот богатый типчик, и ты решил приползти к кому-то, кто пожалеет? Ты выбрал далеко не того человека. - Я... Канда... - Попрошу больше не засорять мне комнату, - холодно сказал Канда и развернулся, чтобы уйти. Но Аллен робко потянул его за рукав, останавливая. - Не уходи... - Подержать тебя за ручку, пока не уснешь? Аллена ажно перекосило от одного только упоминания "ручки". Канда даже пожалел о сказанном, он вовсе не тот смысл вкладывал в слова, какой понял Уолкер. - Ну что ты, я просто чертовски соскучился по твоей морде кирпичом и отмороженному сознанию, - съязвил Уолкер. - БаКанда, неужели у тебя все мозги в волосы ушли? - Если это все - я пойду, - холодно процедил Канда, разворачиваясь - Вали, урод! - крикнул Аллен. Канда, грустно улыбнувшись, полуобернулся - и этого короткого движения хватило Уолкеру, чтобы сорваться. Он подбежал к мечнику, обнимая его крепко и покрывая поцелуями шею, подбородок, нижнюю губу - везде, куда дотягивался. Это было странно, и Канда просто стоял, держа руки на весу, и лишь потом, собравшись с силами, несколько нерешительно сомкнул из на талии Аллена. - Я не отпущу, не сейчас, ни разу... - кто из них это говорил, он не понял. Да и неважно. Аллен отчаянно льнул к Канде, а тот, с маской брезгливости на лице, позволял ему себя обнимать. Аллен подавался вперед, а Канда, вспомнив Тикки и представив, как его руки скользят по тощему телу, до хруста сжимал его. Аллен кусал губы от боли - а Канда садистично наслаждался его болью, упиваясь ею, пьянея от нее... и чувствуя ее сам. На что вы готовы ради любви? Можно упорно молотить себя кулаком в грудь, рассказывая сказки о собственной значимости... Любви нет. Есть только привычка. В отношениях, один любит, другой - позволяет себя любить. Но это лишь поверхность. Рано или поздно, все превращается в привычку. Любящий привыкает дарить любовь - и уже не так уж и важно, кому он ее дарит. Любимый же, привыкнув получать, страдает от недостатка и... начинает любить сам. Канда дозрел. Он бесполезно винил все эти годы лишь Аллена, не видя, что вина есть и за ним... Возможно, тогда, давно, ему следовало найти несколько минут на то, чтобы просто... поговорить... Бесплодная любовь. Вот как можно охарактеризовать их теперешние отношения. Тогда, давно, они расстались, так и не дождавшись урожая, в пору самого цветения их любви... А сейчас они вновь повстречались слишком поздно, тогда, когда плоды уже опали. Выход один - пережить зиму вместе и ждать и уповать на то, что с теплом любовь вновь зацветет. Наутро Аллена рядом не было. И в кухне, и в ванной, и вообще в квартире. Приполз он к вечеру, весь в крови из свежей раны на лице. Паршиво. Светлая кожа была глубоко порезана на лбу и под глазом, словно кто-то пытался его вырезать, предварительно нарисовав кровавый узор выше. Гротескно. Алая кровь, белая кожа, серая радужка, седые волосы. Канда почувствовал себя последним чудовищем, когда осознал, что чисто эстетически, изуродованное личико его привлекает, даже очень. Это - темная сторона обиженной бесплодной любви. Пробуждение монстра, влюбленного монстра, произошло именно в этот момент, когда Канда за подбородок грубо поворачивал лицо Аллена, чтобы оценить ущерб - благо, глаз не повредили. И, вызывая скорую, Канда скрипел зубами, чтобы не сорваться - на беспечном Аллене, на его обидчиках, на треклятом Тикки - хоть на ком-то. А Аллена прорвало, и все время, пока они ждали врачей, он говорил, выговариваясь своему - или уже чужому? - восточному ветру. Говорил о том, как Тикки носил его на руках - пока руки не устали и их не сменила золотая клетка. Как его однажды похитили враги Тикки на политической арене - и пытали, опуская руку в чан с кислотой. Из-за вовремя приехавших людей Микка руку удалось спасти, омертвелая кожа сойдет, но шрамы останутся, равно как и ставшие седыми от боли волосы.* Говорил, как ушел. Потому что не смог больше дышать любовью Тикки. Его любовь , бывшая когда-то сладким дурманом, обратилась отравленными миазмами. Кажется, они все совершили большую ошибку. Позволив быть - или, в случае Канды, не быть - вместе. Просто тогда, из-за подросткового недопонимания надломились три жизни. А одна почти сломалась. Золотая клетка хорошо защищала от враждебного мира - а когда Аллен ее покинул, тут же получил глубокую метку на левой стороне лица. Клеймо, которое ему оставили, чтобы на него любовался Микк. И главное. Как он, Уолкер, все эти годы любил и помнил о Канде. Как Тикки уверял, что стирает поцелуями прикосновения Канды - а на самом деле следы его поцелуев испарялись от памяти о руках и губах Канды. Канда слушал, с каждым разом все больше спадая с лица. Если бы он не ушел... Даже пусть Аллен был бы с Тикки, но он, Канда, был бы рядом и смог бы защитить! Смог бы избавить от этой живой мертвости тела, он бы избежал того, что сейчас прижимает мокрую тряпку к лицу Шпенделя, стирая льющуюся кровь. * - WTF?! О_о Медики и просто умные люди, зажмурьтесь, читая эту ваниль, дайте мне розово пофантазировать. Я знаю, что написала шнягу, извините >_< *** Разъяренный, взвинченный Канда, нахально вскарабкавшийся в карету скорой помощи вслед за Алленом, а теперь возбужденным хищником мечущийся по коридорам клиники, пугал врачей одним своим видом. Большим облегчением для персонала стало, когда в больницу неожиданно заявился Тикки - неприязнь между двумя молодыми людьми можно было увидеть, услышать и почувствовать. Так что молоденькая медсестричка напу с доктором, пытающиеся усмирить взмыленного Канду, радостно испарились в неизвестном направлении, понимая, что парню нужно сорваться - и дходящий объект для этого нашелся; и плевать на назревающий скандал и похеренный покой пациентов. Тикки Микк... Казалось, он стал еще красивее, еще ухоженнее, он буквально лучился лоском. И беспокойством. Как бы Канда не ненавидел этого мужчину, но и он должен признать - его Шпендель дорог Микку. Как-то по-своему, как дорога любимая привычная вещь, прошедшая с тобой полжизни. Пожалуй, этакая полуфабрикатная любовь. Похожая на любовь Канды к Мугену и Нигену, но не сравнимая даже с тысячной доли его любви к Аллену. Наверное, поэтому Канда сделал то, что следовало сделать еще шесть лет назад. Мечник размахнулся и от души засветил Тикки в челюсть слева - Скотина, где тебя носило?! Какого хрена ты не смог его защитить?! Какого хрена ты вообще навязался тогда?! - Какой горячий японский юноша! - цокнул языком Тикки, проверяя целостность зубов. Бровь он иронично вздернул, и на губах играла полуухмылка, но в глазах его таилась горечь и переживание. - Проваливай, - отвернулся Канда, морщась. У него начиналась мигрень, и тратить нервы еще и на Микка было непозволительной роскошью. - Позаботься о нем, горячий японский юноша, - откланялся Микк. - Сходи сдохни, грязная богатенькая свинья. *** Однажды даже ветер вернется. Вот о чем думал Аллен, глядя на клочок бумаги с собственным стихом. На другой стороне тоже было написано, уже идеально ровным почерком Канды. I hate you. Did you glad Again? Mistake destroyed like hurricane. Time's gone. It's go away and stand. I can't escape, but i must run. Pen never can defeat a gun. Origin love, that i must kill For you it's just a sort of feel. You know, i see it in your eyes, Origin sort of our lies. United bodyes, touches of soul... Runing away! I'm just a crow. Someday, we meet again in snow Of our life. It wasn't slow Unhating, unbeliveble... May be, we never been alone... Isn't it Love?** Аллен вертел в руках бумажку и улыбался широко - настолько, насколько позволяла ему это повязка на левой половине лица -, глядя на прикорнувшего у его кровати Канду. Все началось однажды. ________ * - перевод самого стиха не так уж важен, а по первым буквам - I love you - "Я люблю тебя". ** - аналогично, перевод неважен, по первым буквам I am tip of your soul - дословно, "Я кончик твоей души". Понты и прочее, типа, еще не простил, но на самую капельку подпустил. Кстати, стихи авторские, грамматику английского я уже давно не помню, так что тапками бейте от души и больно. Не говоря уже об обрыве на полустроке, но мне кажется, что фик в чернуху скатится, если я продолжу >_<