Однажды

Шесть лет назад Он был воплощением запрета. Взрослый. Порочно красивый. Непозволительно роскошный. Мужественный - даже на фоне подтянутого Канды, который при всей своей спортивности телосложения, оставался все-таки подростком, птенцом, не доросшим пока до прекрасного лебедя. И Аллен действительно его любил и мечтал влюбленным взглядом отследить это самое превращение, каждый его миг. Но появился Тикки Микк - и Уолкер не устоял. Сейчас можно долго говорить о причинах. Возможно, дело было в неусидчивом характере мальчишки, любознательно тянущегося ко всему новому. Возможно, корень всех зол был в том, что Аллен вырос в не самой благополучной семье и со свойственным всем подросткам азартом ринулся хоть одним глазком подсмотреть, какая она, жизнь высшего общества. Приемный сын художника, чьи картины пользовались довольно умеренным спросом, Канда, разумеется, не мог ему этого показать. И, да. Роковая аура плохиша, окружающая Тикки. Она манила, подобно пламени для мотыльков. У Тикки была большая коллекция бабочек, и Аллен порой себя осознавал одной из них - пришпиленной булавкой, медленно распадающейся прахом под стеклом под притягательно-порочным взглядом янтарных глаз Микка. Ох. Он не говорил Канде о том, что стал созваниваться с Тикки. Зачем? Все равно мечник вечно пропускал мимо ушей все, что он говорил. Он согласился лишь на одну встречу, одну единственную. Что плохого в том, чтобы один раз поговорить с умным человеком у него дома? Так думал Аллен. Канда же... Канда закрывал глаза на многочисленные оговорки Уолкера, на то, как тот резко спохватывался, когда звонил телефон, и на то, как часто в болтовне Шпенделя стал проскальзывать один небезызвестный желтоглазый брюнет. Тидолл с детства учил Юу - отношения надо строить на доверии. Если ты веришь человеку - то ничего плохого случиться не может, главное верить полностью, всей душой. К сожалению, сведения о мире у художника были устаревшими чуть более, чем полностью. А в душу плюнуть легко. Для Канды началом конца стали именно слова приемного отца. Однажды, Тидолл пришел домой счастливый, но немного озадаченный. - Юу, ты дома? - с порога крикнул он. - Тч, - ответил Канда, выходя из комнаты встретить старика. Сколько раз он ему говорил не звать его по имени! Миллионы, нет, биллионы! Бесполезно же. Отняв у Тидолла пакеты с продуктами, брюнет поволок их на кухню, привычно включив фильтр на болтовню приемного отца. Правда, фильтр не понадобился. - Юу, у нас праздник! Мне дали высокооплачиваемый заказ на портрет по фото, представь! Только вот мальчик для портрета... Это разве не твой друг? Канда, как раз разбиравший пакеты и перекладывающий в ячейку яйца, не глядя протянул руку за фотографией, игнорируя позывы интуиции. Мало , вдруг, какой старый извращенец прельстился на мордашку Лави-Кролика, ему-то что. Но с фотографии ему чуточку застенчиво улыбался Аллен Уолкер. Кажется, подростку было неуютно позировать, но с человеком, сделавшим фото, он был похоже, неплохо знаком, даже больше - доверял. В доверие Аллену Уолкеру войти было чертовски сложно - он либо впускает человека, либо биться о стену отстраненности улыбчивого Стручка бесполезно, Канда знал, Аллен Канду как раз-таки пустил сразу и безоговорочно. Похоже, неведомого фотографа тоже. Яйца, смачно хлюпнув, разбились об пол. Жалобно скрипнула бумага фотографии и зубы Канды. Коротко посмеявшись, тот вернул фото Тидоллу и, не сказав ни слова, ушел в свою комнату. Потом он то и дело спрашивал Аллена, не хочет ли тот ему что-то сказать но получал лишь неудоуменное покачивание русой головы. Ну и хрен с ним, с лживым Мояши. Вернувшись домой после одной из таких встреч, Канда с каким-то злым весельем в голосе вызвался отнести готовую картину заказчику. Тидолл показательно порадовался такой сыновьей отзывчивости, но на самом деле грустил. Мальчик явно сам себя изводил, но из-за своего характера довериться приемному отцу даже и не думал. Со стороны Аллена... Хм. Он в это время как раз находился в доме Тикки, наконец согласившись на злополучный ужин. Тикки явно находился в возбуждении, поглядывая на часы и обещая Уолкеру некий сюрприз. Собственно, из-за этого самого сюрприза Тикки и распорядился привести принесшего картину сразу в обеденный зал, чтобы тут же показать ее малышу. Не стесняясь прибывшего, Тикки продолжил говорить. Говорил он о чувствах, о томлении, поселившемся в его сердце с появлением в пустой жизни Микка Аллена. Говорил красиво - так, как Канда не говорил никогда, да и вряд ли когда заговорит - ведь он человек действия, а со словами полный напряг. Наверное, поэтому, слушая искусную паутину кружевных слов Камелотта-старшего, мечник искренне жалел о том, что не взял с собой Муген - руки были заняты громоздким холстом, и места для меча просто-напросто не нашлось. Жалко. Одно движение - и проклятый желтоглазый хлыщ бы сейчас валялся со вскрытым горлом. Интересно, он булькает кровью так же красиво и правильно, как в любви признается? А как там Стручок? Молчаливый обмен взглядами новоприбывшего и Аллена затянулся бы долго. Если бы длинноволосый брюнет, которого, кажется, Тикки видел мельком в школе, не усмехнулся и не протянул руку за оплатой. Отсчитывая деньги, Тикки говорил. Спрашивал, сколько лет осталось учиться "малышу", предлагал уехать с ним, ведь он, Тикки, приехал сюда только чтобы пристроить Роад - ну а дальше снова, в столицу - государственные дела не ждут. Канда чуть ли не сорвался, желая подправить аристократично прямой нос Микка на левую сторону. Или на правую. Получив уговоренную сумму, Канда, не попрощавшись, вышел. За ним следом тут же, опрокинув стул резким скачком, метнулся Уолкер. - Кажется, сюрприз удался, - иронично хмыкнул Тикки, отпивая вино. На торопливые объяснения и оправдания Аллена Канда бросил лишь два слова. "Отвали, Уолкер". Не "Мояши", не "Шпендель", не "Стручок". "Уолкер". Кажется, только теперь Аллен понял, в чем причина того, что мечник не звал его по имени никогда. Уолкер - довольно распространенная фамилия, да и Алленов пруд-пруди, а вот Шпендель существует в единственном экземпляре. Существовал. Сейчас "Уолкер", брошенное родным голосом, произнесенное такими знакомыми вкусными губами, звучало сухо и безлико. Очередной Уолкер, каких тысячи. Глядя вслед идеально ровной, будто меч проглотил, удаляющейся спине Канды, Аллен понял, что у него осталось только "малыш", которым пользуется каждый третий любовник со скудной фантазией. Канда не простит - Аллен это знал точно, как знал мечника. Наверное, поэтому привыкший любить и быть любимым Уолкер вернулся к Тикки и произнес на самом деле страшные слова. Что есть страшные слова? "Смерть"? "Рак"? "Монстр"? Нечто еще? Возможно, но для Аллена страшными словами стали другие. - Тикки... Я согласен уехать. Увези меня. Увези меня прямо сейчас и надолго. И пусть в этот момент в голове парня не было ни единой мысли но он ощущал себя страшным человеком. Пораженным раком мертвым монстром. Настоящее Канда собрал вещи и уже выходил с сумкой из квартиры, когда в дверях ему в грудь врезалось нечто мелкое, тощее и седое. - Извините, - недовольно фыркнул он, подумав, что налетел на какую-то сухонькую старушку. - Да как же, смотреть надо, куда прешь как танк! - подозрительно звонко для бабули затараторили внизу, но тут же осеклись. - К-Канда? От недоверчивой радости, сквозившей в голосе, у Канды сжалось сердце. - Мы знакомы? - поднял бровь он, глядя на паренька. Он буквально слышал, как у того с громким звоном и хрустом разбиваются радости-мечты-надежды. И от этого было чертовски приятно, Канда едва удержался от злорадной усмешки. И одновременно он не мог не признать. Ему хотелось узнать многое. Например, почему он вдруг резко побелел, как жил все эти годы и где потерялся Тикки? Вспомнив о том смуглом уроде, Канда тут же пришел в себя, отстранившись и выходя в подъезд, оставив ошарашенного Моя... Уолкера хлопать глазами. С белесыми ресницами. Черт, что же случилось с ним за это время?! "Не. Мое. Дело." - разделяя слова про себя проговорил Канда и пошел дальше. Сразу въехать в новую квартиру не получилось - у прежних жильцов какие-то проблемы со съездом, от чего Канду попросили подождать немного. Пару дней, ну, максимум, неделю. Неделя с Уолкером по соседству. Кажется, высшим силам Канда чем-то насолил, и теперь они ему так изощренно мстят. Что поможет сбежать от прошлого? Настоящее. Но в настоящем у Канды были только Муген, Ниген и работа. Последняя, в отличии от первых, еще и кончалась - рабочий день все-таки не бесконечен. Вот так и становятся трудоголиками. Признаки трудоголизма Канда у себя давно уже наблюдал, но сегодня... Сегодня у него случился трудовой запой. Аллен Уолкер... Безликое имя. Безликое прошлое... С серебристым смехом, который вызывал когда-то мурашки по всему телу. О чем он сейчас думает, уже-не-его-Мояши? Аллен тихо покачивался под мелодию, играющую на настроенном на телефоне радио. "Реквием" Моцарта. И, казалось, ноты, написанные давно умершим музыкантом, сейчас озвучивают специально для его бьющихся в агонии запоздалых чувств. Аллен с ненавистью вспоминал рояль в квартире Тикки. Тот как-то прознал, что Уолкер учился играть, и тут же приобрел им инструмент, предложив парню сыграть ему что-нибудь. Аллен играл ему "Времена года", лишь пару раз сфальшивив, что было тут же замечено сожителем. Тикки улыбался и нежно целовал, благодаря "малыша" за исполнение, но сам Аллен в этот момент вспоминал совсем другое. И от этого на глаза слезы наворачивались. Давно, еще в их с Кандой время, он впервые сел за фортепьяно. Фортепьяно, Тикки, а не рояль! Тогда они спускались к выходу, уроки закончились, и пора было идти домой, но... Как всегда, Аллену вожжа под хвост попала, от чего он, ухватив Канду за рукав, поволок его в пустой класс музыки. Буквально за ними следом шел сторож, закрывая кабинеты на ключ, но когда это Аллена останавливало? - Тч, Стручок, ты чего удумал? - Да брось, Канда, весело же! Всегда мечтал потренькать на этой бандуре, - Уолкер похлопал ладонью по черному боку инструмента, усаживаясь за скамейку и наугад выискивая ногами педали. - Пф, думаешь, тебе хватит росту до них достать? - фыркнул мечник. - Ой, Канда, не будь букой, смотри, сейчас всемирно известный музыкант поразит тебя в самое сердце! Я, правда, только в теории знаю, как тут что... Аллен, наконец устроившись, неуверенно тронул пальцами клавиши, вспоминая уже полузабытые движения. Он хотел сыграть Канде. Ту колыбельную, которой его когда-то учил его родной отец, давно, перед смертью. Так хотелось подарить кусочек себя угрюмому брюнету, что кончики пальцев дрожали от возбуждения. Аллен брал октаву за октавой - сперва робко и неуверенно, но постепенно втягиваясь. Вспоминал улыбку и голос Маны, его тихий смех, поучения... На глаза наворачивались слезы и стекали вниз, по щекам - ведь отвлечься и стереть их, значило прервать грустную щемящую мелодию, оборвать все волшебство музыки. И пусть сперва Уолкер планировал сыграть для Канды, на мечника он, погрузившись в воспоминания, совсем не обращал внимания. А зря. Внезапно по клавишам нижних нот ударили шершавой от меча ладонью, оборвав плетения музыки. - Что?.. - возмутился было Аллен, но был перебит Кандой. - Не надо, Мояши. Ты же себя выматываешь этим. Лучше все рассказать, чем сидеть за этой хреновиной и реветь, ясно? Страдать об ушедших можно и даже нужно, но люди - всего лишь часть ветра. Сегодня здесь - завтра там; и если южный ветер ушел, не лучше ли радоваться восточному, помня о теплом южном? В конце-концов, рано или поздно, он вернется. "Вернется - хотя бы чтобы погладить цветы на твоей могиле" - так оканчивалась эта мысль, но Канда ее не окончил, как не окончил свою мелодию Уолкер. Позже, возможно, они смогут это сделать, но пока - еще не время. Может, мечник и не блистал особым умом, но подобные вещи чувствовал. Аллен улыбнулся, стерев слезы с лица. - Ты прав. Ты вообще иногда очень правильные вещи говоришь, хоть и БаКанда. Короче, - Аллен прислушался, не идет ли на звуки фортепьяно сторож. - Ща я тебе устрою дискотеку. И Уолкер наугад стал перебирать клавиши, доказывая, что его талант к музыке оканчивался одной лишь мелодией колыбельной. Он вырывал стонущие, резкие, абсолютно немелодичные звуки, напоминавшие бой барабанов какого-нибудь дикого племени тумба-юмба, но никак не звучание столь благородного инструмента. Да, это было чистой воды насилие над фортепьяно, но почему-то обоими парнями овладело чумное веселье -даже Канда, не удержавшись, стал периодически нажимать на нижнюю "до", отбивая ритм в хаотичных звуках. Распахнулась дверь и в клас ворвался разгневанный сторож. Парни, не сговариваясь, рванули в открытый проем, чуть не сбивая мужичка с ног. А Аллен хохотал во все горло, вспоминая его перекошенное лицо, хохотал до слез, задыхаясь и хлопая Канду по плечу, когда они наконец остановились в добрых двух сотнях метров от школы. В ту ночь они не уснули. Уолкер говорил, говорил без остановки о своем южном ветре, выкладывая все, что взбредало в голову, ветру восточному. Как оказалось - ветер на удивление чуткий собеседник, способный высушить слезы мягкими поцелуями.