Учиха Саске из клана Редисок

              Рассказывать подробности про Итачи, про секретную миссию в Песке, и, тем более, про пересаженный шаринган, на таком открытом месте, как пруд, было не очень комфортно. Конечно, я никого не чувствовал в округе, но… Плавали, знаем. То, что Итачи был в деревне, как мне кажется, уже не секрет: Шин на нашей миссии в Аме довольно жирно намекал на это. Прямым текстом не сказал, тут вообще прямым текстом почти никто ничего не говорит, если это не приказ, а у них с Саем ещё и печати Корня на языках. Но всё вместе звучало как похвала, мол, смогли такое провернуть под самым носом, настоящие шиноби, но и понятно, так как в операции участвовали те, кто сами служили в АНБУ и знают всю кухню. Вот как это понимать? Я понял, что про Итачи узнали, но узнали постфактум, когда он уже тю-тю из Конохи. Ну, а я уже официально принадлежащий деревне наполовину Учиха, под покровительством клана Нара и самой Хокаге, меня хрен сковырнёшь так просто. Впрочем, может быть, Данзо уже нафиг не нужны никакие шаринганы, у него самого двадцать штук или больше. Да и я вроде бы не только не вреден, но и полезен деревне, а местное НКВД и так за мной присматривает даже не особо скрываясь: тут тебе и Шин в команде, и Сай в друзьях. Лояльные Учиха это же вроде как хорошо? Насколько я помню по технике пророчеств, Данзо хотя и казался гадом, был фанатично предан Конохе, но не определённому лидеру, клану или группе, а как бы самому формированию. Для него Коноха — это не конкретные люди, а их большинство, которое должно жить и процветать вопреки всем недоброжелателям. Зря только во власть полез, таким как он лучше всего находиться в тени, а не кучи бумажек штамповать. Я разговор про Итачи и его здоровье вообще бы не начал, если бы не столь подходящий момент и Саске такой… на самом деле готовый слушать и слышать. Жаль было упускать. — Уже темнеет, пойдём домой, — сказал я Саске. — Здесь не место… Дома вообще-то Наруто печати против прослушки делал и даже меня научил по случаю, как их запускать. А то на нашей кухне постоянно какие-то дела государственной важности решаются… Саске удивлённо огляделся, словно забыл, где вообще находится, и быстро поднялся. — Ты голоден? Я бы что-то съел… — признался он. — Идём в «Набэмоно»? — Да, после Аме всё ещё мяса охота, — оценил я предложение. — Идём. В кафе «Набэмоно», которое называлось в честь специальных горшков для сукияки, подавали это самое сукияки и подобные ему блюда. Всего раз я туда ходил чисто из любопытства. Одному там вообще делать нечего, тем более, что я, привыкший к быстрым перекусам в закусочных, честно говоря, прифигел от того, как всё это долго. Блюдо в набэмоно представляло собой условно говоря мясной суп со всякими добавками. Традиционное зимнее блюдо в Японии, в данном мире родиной этого блюда считались северные страны, вроде Страны Снега или Страны Железа. Дома такое вряд ли приготовишь, особенно когда так потеплело и весна полностью вступила в свои права. Смысл был в том, что в низком керамическом горшке — набэ — прямо на столе благодаря специальной встроенной печке на углях, похожей на ту, которая в кафе с барбекю, но чуть меньше, в бульоне варится мясо с овощами. Изначальное набэмоно, которое подают в местном кафе, состоит примерно на треть из мяса, на треть из овощей и на треть из грибов шиитаки, похожих на опята. И, значит, сиди, медитируй, жди, пока всё начнёт приготавливаться, а потом вылавливай по очереди и ешь, добавляя новые порции мяса и овощей, которые нарезаны очень тонко, чтобы быстрее варились. Ещё лапшу в том же бульоне варят, тофу и даже рыбу или тефтели рыбные, зависит от заказа, насколько я понял. Я тогда фишку с вылавливанием и добавлением ингредиентов не просёк, ждал, пока сварится всё, чтобы сразу съесть, и со скуки понаблюдал за народом, и, похоже, никого не напрягало ожидание: все сидели, и не спеша вкушали то, что сварилось, запивая чаем, рисовым пивом или саке. Про тот неудачный поход я как-то рассказал Чёджи, когда он сказал, что любит ходить есть сукияки с отцом. Акимичи меня потом два часа просвещал, что я ничего не понимаю в колбасных обрезках, а сукияки — это дзен от еды. Рассказал о куче разных видов набэмоно, и том, как каждое из них делать и есть. Я только запомнил, что один принципиальный вид готовится в несолёном бульоне, а второй в солёном, первое едят, макая в соус, второе — без соуса. Но весь «сакральный смысл» был в том, что блюда в набэ единственные блюда, которые как бы объединяют. Даже пословица есть что-то типа «все одним горшком мазаны». Сукияки — это семейное блюдо, которое едят в кругу близких друзей, семьи, ты делишься едой и ешь из одной «кастрюльки», греешься от горшка-набэмоно, именно что медитируешь на еду, которая готовится, разговариваешь со своей семьёй и друзьями. Это символ объединения. Даже на свидание понравившуюся девушку приглашают поесть сукияки, намекая, что готов к семейным отношениям и к предложению встречаться. Я тогда выпал в осадок от такой философии. И вспомнил об этом сразу, как Саске позвал в «Набэмоно». Возможно, я забегаю вперёд и мне просто хочется так думать, но мы могли пойти в то же барбекю, там одного мяса натрескаться, рамена или тяхана поесть, что было бы быстрей, но он сам сказал в «Набэмоно», значит ли это, что как на свидании с девушкой, что это предложение стать семьёй? Но, может, я слишком загоняюсь и чего-то лишнего придумываю? Ещё окажется, что он знать не знает о подобных «намёках» и просто сукияки или что-то подобное давно не ел? В общем, всю дорогу до кафе мы молчали. Идти вообще-то было совсем недалеко, и пока я ломал голову, значит ли это что-то, мы уже пришли. Заказ сделал Саске, нас посадили за крайний стол, поставили здоровую корчагу на угли печки по центру стола. В горшок было всякого понапихано, много зелени, мяса и грибов, только в этот раз ещё и каких-то белых и маленьких на длинных ножках. Отдельно была доска, на которой лежала тонко нарезанная говядина. Саске кивнул хозяину, который для нас расстарался, натащив в наш закуток кучу всякого, и сложил печати. — Это барьер сокрытия, — пояснил он. — Орочимару многому меня научил. Можно говорить не опасаясь. — Удобно, — оценил я, посмотрев на всё шаринганом. Мы были словно в тонком кубе из чакры. Что-то подобное по ощущениям, только в виде зелёного полого шара делала Фуу. — Так ты сказал, что Итачи… Что он ранен? — спросил Саске. — Да. Это случилось в Суне, во время сражения с двумя из «Акацуки». Его ранил некто Дейдара, он внук Цучикаге. Подрывник, — начал я. — Поступила информация о том, что одной из целей «Акацуки» может стать Гаара, как ты знаешь, он джинчуурики, — по некоторым соображениям я решил не раскрывать тайну Гаары Саске. Тем более, что его это вряд ли интересует. — Да, — кивнул он. — Я был в команде с Ино и Неджи. В Суне должен был скоро начаться экзамен чуунина, мы прибыли туда, так сказать, на разведку. В общем смысле. И чтобы предупредить Кадзекаге. Ещё несколько команд должны были взять в клещи «Акацуки», и в случае их успешной операции в Суне в том числе. Итачи прибыл с командой поддержки в гарнизон Пустыни Демонов. Он где-то в пятидесяти километрах от Скрытого Песка. Мы слили информацию о том, что Гаара отправится туда, чтобы проверить состояние гарнизона и готовность его принять экзаменующихся. — Демон Пустыни в Пустыне Демонов, — хмыкнул Саске, — занятно… И это развязывает руки, чтобы не сражаться в многолюдном селении. — Зришь в корень, — кивнул я. — Шикамару просчитал, что драка в Суне обречена на провал, к тому же Дейдара… — Специализируется на взрывах, — закончил Саске. — Я видел его досье. Орочимару собирал информацию о своей бывшей организации. Итачи был тем, кто привлёк Дейдару на сторону «Акацуки». — Это верно, — согласился я. — Но, насколько я понял, в результате этой вербовки онии-сан здорово проехался по чувству собственного величия этого Дейдары, и тот хотел с ним поквитаться. Даже создал технику вроде как специально против Итачи и любого гендзюцу… — Это ему помогло? — не глядя на меня, спросил Саске, накладывая себе первые выловленные кусочки мяса в пиалку. — Меня там не было. Так что произошедшее я знаю только со слов Какаши-сенсея и Итачи, который не очень-то хотел вспоминать случившееся. У нашей группы был другой противник, а потом мы с Сакурой доставляли раненую сестру Кадзекаге — Темари-сан — в Суну. Когда мы были там, то пришло сообщение от Гаары, что один из наших серьёзно ранен. Итачи был в маске АНБУ, чтобы его не узнали наши союзники, да и среди наших тогда почти никто не знал о том, что он участвует и вообще в Конохе, я сам только благодаря шарингану его узнал в маске и одежде, которая прикрывает чакру... — Так что же произошло? — нарушил молчание Саске, потому что я снова окунулся в тот миг, когда я увидел Итачи, на котором не было живого места. И то, как девчонки его лечили, и то, с каким отчаянием он смотрел, когда они сказали, что он не сможет быть шиноби, и то облегчение, когда мы с Неджи спасли его каналы чакры. — Это сложно… рассказать. Лучше я это покажу, — предложил я. — Доверишься? — Да, — Саске посмотрел прямо мне в глаза.

* * *

И всё же есть прелесть в сукияки, в том плане, что оно точно не остынет. Саске ел, и чуть ли не мимо рта проносил куски, настолько в себя ушёл. Я показал ему, в каком состоянии был Итачи, и тот разговор с Неджи, в котором он сказал, что Итачи всех спас и что ему очень больно. А под конец я показал и то предложение Итачи об обмене его тушки на Саске, идею операции с шаринганами и наше прощание-обещание, с небольшой редакцией и пропуском момента, когда он заговаривал о технике пророчеств. Вдобавок показал кусочек разговора с Цунаде, которая говорила, что у Итачи после выздоровления может снова появиться мангекё, а мне лучше всего в дальнейшем при развитии додзюцу обменяться глазами с Саске. После этого я сам чуть не вырубился: на это «кино полного присутствия и звук вокруг» потратил весь остаток резерва. Хорошо ещё еда уже была готовая и прямо перед носом. — Скажи, Сайто… — когда мы покончили с сукияки, отмер Саске. — Ты… Ты взял то обещание с Итачи. Ты сказал, что он «вечная жертва». А он сказал, что их кровь всё равно на его руках. Он думал о другом пути, но не выбрал его. И он решил искупить… Я не понимаю. Он решил, что если обменяет себя на меня, это что-то изменит? Они всё равно будут мертвы. Я… я уже ничего не понимаю, — он на самом деле выглядел потерянным. — Чем больше я думаю, чем больше узнаю, тем хуже что-то понимаю. Почему? Ты знаешь, почему он это сделал? Ты знаешь, верно? — Догадываюсь, — поправил я. — Я думаю, что это был приказ, Саске. Итачи служил в АНБУ. Всё говорит о том, что это был приказ. Я не знаю точно, что произошло, почему Итачи согласился и почему остался жить ты, при условии, что убили других детей и младше тебя. Возможно, что ты был той ценой или ещё что-то. Я знаю, что он точно страдал от того, что ему пришлось сделать. А ещё постоянно думал о тебе и волновался за тебя. Ты — единственная причина, по которой он ещё жив и не убил себя. — Он хотел стать моей стеной, которую надо перелезть, — горько хмыкнул Саске. — Но ты… Почему ты так привязался к нему? Почему так волнуешься? Он же не твой брат. Почему-то слышать эти слова было больно. Возможно, сцену прощания с Итачи показывать не стоило, было ощущение, что Саске… ревновал. — Когда-то, когда я только попал в Коноху, я встретил Шина и Сая. Они говорили, что они — братья, хотя и не кровные родственники, — сказал я. — Я не понял этого. Разговор был в раменной Теучи-сана, а он сказал мне, что, возможно, когда-то и у меня появится такой человек, которого я смогу назвать «братом» и который сможет назвать «братом» меня, даже если мы не будем близкими родственниками. Это может быть выбором, который мы делаем осознанно. Тогда… В Пустыне Демонов Итачи назвал меня «отото», это было в первый раз… Ещё до боя. Но не волнуйся, Саске, любимым младшим братом для него всё же всегда будешь ты. — Сакура, — внезапно сказал Саске, не дав мне чуток «поскандалить» и выпустить пар. Начали тут делить Итачи… всё как в моих кошмарах. — Что Сакура? — не понял я. — Сакура вошла в кафе. Похоже, ищет она именно нас, — сказал Саске, кивком показывая направление. — Я снимаю защиту. — Саске! Сайто! — тут же заметила нас Сакура. — Вас вызывает к себе Цунаде-сама.