Иная жизнь

      Эцио всегда нравилось наблюдать за Флоренцией с высоты. Видеть город с другого ракурса, замечать его красоту, встречать с ним рассвет или закат — для нее это было счастьем. Она молилась Богу, чтобы каждый ее день был насыщен такой красотой, чтобы всегда была возможность молча постоять рядом с братом, наблюдая, как множество птиц взлетают вверх, к небу. Девушка просто хотела спокойной жизни, которая протекала хоть и однообразно, но медленно. В такие моменты Эцио даже старалась не думать о Вьери, которая всячески пыталась насолить не только ей, но и всей ее семье.       Вьери Пацци… Дерзкая, грубая, ничего не смыслящая в жизни девчонка. Только и думает каждую минуту, как бы насолить своим врагам, втоптав их в грязь. У нее не было интереса к жизни родного города, как у Эцио, даже наоборот — она ненавидела Флоренцию. Этот город казался ей таким скучным, что становилось противно просто смотреть на его «красоты». Ее нелюбовь ко всему приводила просто к ужасным последствиям. Например, та стычка с Эцио. И стоило оно вообще того? Сцепились на улице, на глазах у всех, как курицы. Благо только волосы друг другу вырывали, валяясь на земле. А то сломанные носы или синяки под глазами точно бы были обеспечены. И все только из-за того, что Вьери назвала ни с того, ни с сего Эцио шлюхой. Юная Аудиторе конечно же не смогла стерпеть такого оскорбления в свою сторону, поэтому, ничего не сказав в ответ, она просто толкнула Пацци, отчего та сразу же налетела на нее. Благо Федерико вовремя прибежал, а то все ж пошли бы в ход кулаки… «Женщины…» — бормотал тогда парень, ведя домой разъяренную сестру.       На это заявление Эцио как всегда фыркнула, плетясь рядом и собирая растрепанные волосы в хвост. Вот казалось бы миловидная на вид девчушка, а как узнаешь поближе, то… разочаруешься. Самая что ни на есть драчунья, будь ее соперником мужчина или та же женщина, она с любым драться полезет, за что отец ее всегда ругал. Старшему Аудиторе не нравилось поведение дочери, ибо она же будущая «леди», и такие поступки только пустят плохие слухи о ней по городу. Но что Эцио могла с собой поделать? Она просто не могла пропускать мимо ушей тысячу оскорблений. Поэтому Пацци-то и получила по заслугам… И если тогда Эцио не била ее кулаками, это не значит, что ей не хотелось. Просто сыграла жалость к более слабому противнику.       Совсем разные, но в то же время чем-то похожие… Что-то этих обеих связывало. И уж точно не ненависть друг к другу. Хотя, вряд ли Эцио ее ненавидела. У нее просто была неприязнь к Пацци, и все. До поры до времени…       Кто бы мог подумать, что мир этой девушки перевернется с ног на голову. Всего лишь один жалкий заговор, и вот ты уже без половины семьи… Только вчера она улыбалась брату, а сегодня будет скорбеть над его смертью. Все пошло не так… Эцио потеряла часть своей семьи, часть своего счастья, часть своей жизни. Она долго плакала, кричала, клялась, что отомстит, лично перережет глотки предателям. У нее помутнели глаза. Ничего, кроме своей цели, она пока не видела. И добрая, полная искренности улыбка еще долго не появлялась на ее лице.       Костюм отца оказался ей велик, поэтому Эцио отнесла его к портнихе, чтобы та перешила по ее размеру. И уже через некоторое время девушка ходила по Флоренции в этом наряде, вызывая подозрительные взгляды в свою сторону. Теперь ее жизнь приобрела куда больший смысл и опасность. Вся ответственность за мать и сестру теперь лежала на ней. И дабы сохранить их безопасность, Эцио решила увезти их к дяде Марио в Монтериджони. Как же удивлена она была, встретив на пути саму Вьери. Но еще больше удивления вызвал сам вид девушки: бледное лицо, опухшие глаза, под которыми красовались мешки, острые скулы, говорящие о том, что Пацци давно нормально не ела. И если честно, Эцио понимала почему. Понимала, но все равно ненавидела Вьерри всей душой. Девушка еще долго помнила ее взгляд, который был наполнен болью, тоской, сожалением. Вьери как будто хотела извиниться перед ней, но не могла. И это не помешало ей разрешить своим людям напасть на Эцио и ее оставшуюся семью. Бой был уж точно нечестный, ибо что могла одна девушка против десяти воинов? Но тут вовремя подоспел дядя Марио. Эцио даже для себя прозвала его «Большой дядя», ибо по сравнению с ним девушка казалась мышкой.       Одолев противников, Марио тут же бросился к ней с распростертыми объятиями, вот только жаль — радости при встрече не было никакой. Вьери же убежала, оставив за собой только след. И не очень-то Эцио она волновала, ибо девушка знала, что вскоре придет и ее час умереть от руки Аудиторе.       Монтериджони был не таким приятным городом, как Флоренция. Да еще и само поместье оказалось полуразрушенным, что очень огорчило Аудиторе. Потребовалось немало времени и сил, чтобы его восстановить, как и сам городок. Главное — они здесь в безопасности. До поры до времени…       Дальше дни летели быстро. Одна цель, другая… Эцио сама не заметила, как из милой девчушки она начала превращаться в кровожадного убийцу. Но каждый раз, ловя себя на этой мысли, она говорила, что это временно. Убьет для начала всех врагов, а после постарается вернуться к прежней жизни. Ох, какие же наивные мысли… Ведь эта месть настолько затуманила ее разум, что она просто не смогла перешагнуть этот путь. И даже после смерти Вьерри ей хотелось убивать дальше, мстить дальше, пока каждый не поймет, как тогда было больно ей и ее семье.       Вьери… возможно, она единственная, кого Эцио убивала с некой долей жалости. Девушка только и делала, что кричала на нее, да трясла за плечи.       — Тварь! — выла Аудиторе, склоняясь над мертвой девушкой. — Скотина! Он любил тебя! А ты даже пальцем не пошевелила, чтобы его спасти!       Лишь когда глаза ассасинки встретились с остекленевшим взором Вьерри, она смиловалась и отпустила ее, после чего ушла со слезами на глазах.       Боль не утихла, осталась тоска. Не смотря ни на что, семью уже не вернуть, кого бы она там не убила…

***

      «Наша жизнь прекрасна, сестра!»       — Нет… вас нет рядом.       «Вот бы каждый день был так же насыщен!»       — Без вас это дни в аду!       «Я люблю тебя, сестренка»       — Хватит! Прошу!       В комнату вбежала взволнованная Клаудия, которая сразу же рванулась к кровати кричащей сестры. Сев на краешек постели, младшая Аудиторе стала трясти Эцио, чтобы та быстрей проснулась.       — Эцио! Эцио, проснись! — проговорила она, сжимая пальцы на плечах сестры. Ассасинка резко раскрыла глаза и вцепилась в девушку мертвой хваткой, как будто она ее опора перед пропастью. Кошмар… опять. Она устала, очень. Ей не первую ночь снится Федерико, который стоит рядом с ней на крыше и как будто не замечая слов сестры, продолжает говорить о том, что их жизнь прекрасна и она никогда не изменится. Эцио устала от всего этого, устала каждую ночь просыпаться с криками и холодным потом на лбу, устала плакать в подушку, после чего говорить себе: «Ты сильная, ты сможешь!». Ей просто это все надоело. Она бы давным-давно спрыгнула с любого обрыва, лишь бы прекратить эти муки. Но Эцио жила. Жила не только для себя, но и для всех своих родных, друзей. Старалась не показывать им своей боли. Потому-то раньше она никогда не высказывалась никому, не говорила о этих жутких кошмарах. Зря… Клаудия заметила испуганный взгляд сестры и, не произнеся ни слова, легла рядом с ней, прижимая ее к груди и томно вздыхая.       — Кошмары… Они тоже меня мучают, — начала младшая Аудиторе, поглаживая ассасинку по волосам и плечу. — Обычно в такие моменты я напеваю себе какую-нибудь песню, которая меня успокаивает. Хочешь и тебе что-нибудь спою?       Эцио ничего не ответила, лишь коротко кивнула, прижимаясь ближе к сестре и обхватывая ее талию руками. Давно она не чувствовала заботы родного человека, этого приятного тепла. От одного дыхания Клаудии Эцио становилось намного легче.       Девушка как-то тяжко вздохнула, после чего, не прекращая гладить сестру по голове, тихонько начала напевать, но так, чтобы старшая смогла услышать:       Уходи далёко, горе, горе-горюшко-печаль, Уноси с собой невзгоды за моря, за синю даль!       Приятный голос, который заставлял сердце прекращать бешено биться…       Слезы уноси дождями, горе-горюшко, от нас, И покиньте нас напасти, на порог не пустим вас!       В голове появляются разные воспоминания, которые не будоражат, а только заставляют расслаблено вздохнуть и улыбнуться уголками губ.       Унесите, чёрны тучи, слезы, боль, тоску, печаль. Смерть оставьте за темной кручей, закалите нас словно сталь!       Рука Клаудии опускается к ней на плечо, туда, где лежала другая, и чуть сжимает пальцы.       Счастье принеси, Ярило! Освети нам, Солнце, путь! Чтобы горе не вернулось, друже, заходи, здрав будь.*       Младшая перестала петь, прикрыв глаза и мирно положив голову на затылок Эцио. Ассасинка, конечно, не смогла забыть того ужасного момента, который отныне заставляет ее кричать ото сна, но сейчас, рядом с сестрой она, убийца, чувствовала себя защищенной… Ей так не хотелось, чтобы время кончалось, чтобы что-то пошло не так, чтобы Клаудия ее бросила… Нет, это не она их опора — это они ее лучик в жизни, остаток нормального и прекрасного. Их Эцио никогда не даст в обиду, хоть даже ценой своей жизни.