Бело-чёрная.

Я села ровно, свесив ноги с жёсткой кровати. Осмотревшись, вздохнула и поняла, что ничего не изменилось - я всё еще в неком фонде. Быстро обувшись в тяжелые ботинки и потуже застегнув застёжки, встала. Потянулась, прохрустев позвоночником, а после – попрыгала, проверяя, насколько надёжно застёгнута обувь. У меня довольно маленький размер ноги и поэтому, когда они принесли мне 38 с парой толстых носков, мне пришлось выкручиваться самой. Да, немного неудобно, но зато ботинки не сваливаются с ног. Я подошла к столику, торчащему из стены, завязывая приобретшие, из-за длительного отсутствия покраски серо-зелёный цвет, волосы в тугой пучок. Щёлкнув резинкой, взяла в руку лист. В нём говорилось, что я теперь сотрудник «Ди» класса и если я не буду сотрудничать, меня отправят обратно к смертникам. Так же говорилось, что наша служба и опасна и трудна. Я криво усмехнувшись, сложила листок и засунула его в рукав, понимая, что теперь это мой паспорт. Какой у меня номер? Я нахмурилась, впиваясь взглядом в потолок – с нумерологией у меня всегда было плохо и большинство цифр для меня исчезали спустя пару минут. Но пары минут не прошло, и мой замечательный мозг меня порадовал – теперь меня зовут D-9671 и мне стоит откликаться на данное… Слово? Спустя, наверно, пару часов, принесли похавать – через небольшую щель в двери, словно для почты, протиснули закрытую коробку. Открыв её, я обнаружила… Что-то. Зелёно-коричневое, в рыжую крапинку, месиво оказалось на вкус гречкой с брокколи и морковью. В том же ящике, кроме месива, оказались одноразовые стакан и вилка. В стакане был наиотвратительнейший чай. Вилка была белой, тупой и трёхзубой. Мило. И всё же это кушанье было лучше, чем в тюрьме. Да и тут его не швыряют в лицо. Когда я закончила с трапезой, я поняла, что коробку-то, с её содержимым, девать мне некуда. Что ж, пока постоит на столике, мне не жалко. Кажется, это был мой ужин. И он плохо на меня повлиял – я всегда знала, что брокколи – зло! В и так тихих коридорах царила тишина, нарушаемая лишь жужжанием ламп. Мой желудок яростно пытался избавить меня от мини-деревьев, но я-то знаю, что мой ужин мне нужен во мне. Свет в камере потушили около минуты назад, и поэтому я потеряла ориентацию в пространстве. Хотелось бы быть мне летучей мышью… Но я поганый человечишка-инвалид, убивший своих соседей по квартире и приговорённый поэтому к смерти, так что эхо локации мне не видать. Лениво отползя от унитаза – о да, в камере был неприглядно белый (как и всё) унитаз, за что большое им спасибо! – я залезла на кровать и, сняв обувь, завернулась в тонкую простыню. Утро начинается не с кофе и даже не с посещения уборной, друзья мои. Утро начинается с противного щелчка и резкого света в глаза. Тут так, видимо, принято. По коридору что-то железно звенело, и я подумала бы, что это каталка, если бы была в больнице. Но я не в больнице, поэтому я думаю, что это клетка с объектом, которому предлагают выбрать кого-нибудь на завтрак. Кстати, я почти оказалась права – в щель просунули ещё одну коробку, но теперь её не сразу закрыли. Смекнув, я сунула под дверь вчерашнюю коробку и, удостоверившись, что меня не собираются ею же убить за мою глупость, отпустила её. Несчастную картонку тут же утянули за дверь и укатили дальше. На мою попытку открыть щель наружу крышечка никак не отреагировала. Ну и ладно, мне и так неплохо. На завтрак сегодня подали овсянку, что вызвало у меня большую радость, поскольку овсянку я люблю, пару подгоревших и прошлогодних тостов и всё тот же чай. На этот раз сладкий. Самое удивительное то, что вместо ожидаемой ложки была, вилка. Такая же белая, тупая и трёхзубая. Меня это, однако, не остановило и я заполнила своё успокоившееся нутро кашей с чаем. Тосты я решила пока не трогать. Время до… до чего-нибудь я проводила, простукивая стены. Стена, находившаяся напротив двери, отзывалась глухо – за ней ничего не было. Та, что была со столиком, звонко мне отвечала – там была комната или, что скорее, коридор. Стену с дверью я решила не трогать – вдруг там кто-нибудь что-нибудь не то подумает? Пожёвывая-таки тост, я залезла на кровать. Пара ритмичных ударов над ней и я удивленно замерла – мне ответили пятью или шестью ударами из-за стены. Я снова постучала, и мне снова ответили. Жаль, я не знаю азбуки Морзе… Итак. Меня звали – теперь меня зовут D-9671 (о чудо, я запомнила!) – «Бело-чёрная», то есть Бланч Сабл, моё второе имя Адайн, мне 26, я убила четырёх человек, в том числе пятилетнего ребёнка, за что была приговорена к смерти и благодаря чему была зачислена в сотрудники фонда SCP в качестве сотрудника D-класса. Шли вторые сутки, я начала разговаривать сама с собой.