Морская глухота

В зеленых лесных зарослях неуловимо мелькали глиняные мазки гористых склонов, все чаще и чаще, подобно тому, как незаметно появляются морщины на лицах. В дали, скрытой белесой пеленой поднимающейся пыли, под размывающимися потеками раскаленного воздуха, виднелся последний первый поворот перед тоннелем, через который можно было попасть на ту сторону небольшого хребта, не сильно отклоняясь от курса. Но Иваизуми волновало не это. Оикава на соседнем сидении уже минуты четыре как не шевелился и не разговаривал. Молча смотря в окно и поглаживая по спине Парлу, он иногда (за время молчания — дважды) грустно хмыкал и лишь единожды вздохнул, да так тоскливо, что мурашки по спине пробежали. Что не так, понять было сложно, и поэтому унылая атмосфера застоя продолжала агрессивно топить любое желание начинать разговор. В конце дороги замелькали желтые лампы. Осторожно моргая, они светились в повороте серпантина на фоне хвойных массивов. — Что там за чертовщина? — пробурчал Иваизуми, притормаживая и вглядываясь вдаль, пока дорога с изгибом открывалась перед ним. — Хм? — задумчиво откликнулся Оикава, оборачиваясь на водителя. Скользнув взглядом по руке на рычаге передач, он повернулся к лобовому стеклу. Мимо проплыл желтый временный знак. — Ремонт? — недоуменно спросил водитель, приостанавливаясь на обочине. Чернеющая пасть тоннеля была перегорожена бело-красными бордюрами, за которым стояла кое-какая техника и люди в неоновых жилетках. Шума не было, ремонтники сидели на корточках, обедая и о чем-то негромко переговариваясь. Перед всем делом красовался знак: «Тоннель закрыт в связи с аварией». — Я пойду спрошу, в чем дело, — сказал Иваизуми, отстегивая ремень безопасности. Оикава, моргнув, повернулся к нему и согласился: — Давай, — когда водитель уже открыл дверь, он добавил: — Я посижу. Снаружи было тепло, почти жарко, и холодный жестокий ветер с ледников, воющий среди снеговых шапок на покатых пиках гор, доносился до склонов лишь легким дуновением. В салоне не было слышно, но техника отчетливо гудела механическим басом. — Почему дорога закрыта? — крикнул он, в глубине души надеясь, что его голос перекроет вибрацию моторов. Рабочий, слишком смуглый для местного, махнул рукой. — Ремонт, сэр! Обвал случился, — Иваизуми окинул взглядом масштаб работы, но, видимо, обвал случился в глубине тоннеля. — Как скоро снова будет открыто? — спросил он сразу. Мужчина переглянулся с бригадой и, обернувшись, пожал плечами. Когда Иваизуми вернулся, Оикава стоял коленями на сидении, перегнувшись через проход, и, кряхтя, рыскал в пакетах. Оглянувшись на дорогу позади, водитель со вздохом сел на место. — Ну что там? — спросил попутчик, разворачиваясь и бухаясь на свое место. В руке он держал колбасу в вакуумной упаковке. — Можно проехать? — Нет, — ответил полицейский, пристегиваясь. Сейчас он слабо представлял, что им делать и куда ехать. Парла, почуяв запах покупной колбасы, заинтересованно подняла голову и навострила уши. — Придется объезжать. — Просто песня, — вздохнул Оикава, кладя лакомство на язык. — Значит, нужно ехать по перевалу. — По какому еще перевалу? — хмуро спросил водитель, включая заднюю передачу. Машина тронулась, разворачиваясь, и Оикава, тайком вытерев пальцы о сидение, потянулся за картой. — Я слышал о нем, — сказал он, разворачивая и сгибая в нужном месте тонкую помятую бумагу, — о нем мой знакомый говорил. Он фотограф, вот и ездил куда-то к этому хребту фотографировать, — прищурившись, он постарался вглядеться в тонкую сеть дорог. — Он далеко отсюда? — спросил Иваизуми, неспешно направляя машину по дороге обратно. Навигатор, не понимая, что происходит, то и дело механическим голосом прерываясь убеждал путников развернуться и проехать через тоннель. В раздражении водитель уверенно щелкнул выключателем, и непутевый советчик умолк, погасив экран. — Не должен быть… — пробурчал себе под нос Оикава, рукой помогая себе следить за обозначениями. Когда он наконец нашел название, отдаленно напоминавшее ему то, что было в посте в интернете, он зажал его пальцем и оглянулся на водителя, который с некоторым беспокойством оглядывался на своего спутника. — Вот, нашел. Совсем близко, — Иваизуми повернул голову к поднесенной карте и, постоянно возвращая взгляд на дорогу, понимающе хмыкнул. Спутник отсел назад, закинув ногу под бедро. — Интересно, он открыт? — Сейчас лето, так что должен, — снова послышалось шуршание вакуумной упаковки и хруст пластика. Парла, уже не в состоянии сопротивляться манящему запаху, поставила передние лапы на шаткую опору колен Оикавы и тянулась кожаным носом к колбасе. Тот, умильно ухмыльнувшись, отщипнул кусочек и протянул кошке, и она, понюхав лакомство, слизнула его с ладони. Парень хихикнул, сжав плечи от щекотки, и отправил остальной ломоть к себе в рот. Иваизуми хмуро обернулся и прищурился. — Не корми ее этим, — недовольно приказал он, заворачивая на дорогу, лежащую к городку в долине. — Почему? — жуя, пробурчал Оикава, и его неразборчивый голос почти слился с шумом мотора. Мелкая крошка асфальта, оставшаяся от прошлого проезжавшего, неприятно отскочила от колес и отбила легкую дробь, как щелканье ногтей о металл. — Потому что это вредно, — объехав красивую, но пустую клумбу с дорожным знаком, автомобиль проехал мимо первых отдельно стоящих домов. — М-м-м, — задумчиво хмыкнул спутник, отщипывая кусок колбасы. В этот раз он получился большим и продолговатым, и пришлось свернуть его в трубочку, чтобы кошка могла его прожевать. — Я же сказал. — Все-все, прекращаю! — воскликнул Оикава, поднимая руки в сдающемся жесте и тут же отворачиваясь. Аккуратно взяв Парлу за передние лапки, он поднял легкое тельце и вернул на место, для уверенности подпихивая локтем на торпеду. Кошка, намека не восприняв, приняла попытку вернуться. — Нет, все, тебе нельзя. Ива-чан запретил, — руки усадили питомца обратно, показав, что больше халявы не будет. Пушистая мордочка обреченно легла на скрещенные лапы. — Вот так. В городке было безлюдно и молчаливо. Время было обеденное, но все вокруг словно бы вымерло: закрытый спортивный магазин, старый, но крепкий мост через бурную реку, темные витрины, отрывистый свист птиц, о которых никто из них не знал. Только старый дед, развалившись на террасе дома с низкой крышей, наполовину погребенного под горным склоном, тихо попивал пиво из высокого стакана. Иваизуми завернул на бензоколонку и, уверившись, что встал к правильной колонне, отключил мотор. Оикава выскочил на улицу, тут же приседая и разминая занемевшие ноги, и, облегченно выдохнув, направился к магазину без водителя, пока тот открывал бак и вставлял нужный пистолет. Внутри помещения было прохладно, и он поежился, думая, что порой в таких местах обитают не люди, а полярные медведи, раз такая холодрыга стоит. «И как только окна не замораживаются изнутри?» — пробурчал он себе под нос, расчесывая плечо и натягивая короткий рукав футболки ниже. От нечего делать он побрел вдоль журнальных стоек, выхватив детскую раскраску. Брошюрка оказалась про пони, принцесс и прочий розовый бред, который, на самом деле, он на дух не переносил. Слишком уж глупой была сама идея, и Оикава слабо представлял себе, как детям семи-шести лет, разумным и умеющим читать, могло такое нравиться. Скорчив мину, он бросил журнал на место. — Дерьмокава, — послышалось сзади, и парень обернулся, приставая на цыпочки и заглядывая на Иваизуми из-за стеллажа, — кофе брать? — Бери, — согласно отозвался он эхом, переходя из прохода ближе к кассе. Осторожный взгляд продавца остался незамеченным, когда в ряд с чипсами, мясным паштетом и хлебцами в корзину опустились четыре банки кофе. Иваизуми, лениво оглянув магазин, направился к отделу, где стояли всяческие очистители, машинные масла и запчасти, а Оикава пристроился за ним вслед. — Зачем нам? — Цепи нужны, — кинул водитель через плечо, наклоняясь к нужной полке. Спутник хмыкнул, сделав вид, что понял, о чем разговор, в прострации разглядывая чужой затылок. — На ледники без них не пускают, на дороге иногда снег лежит. — Думаешь? — спросил не думая Оикава, тыкая пальцем в разворошенные волосы. Иваизуми, развернув голову, грозно посмотрел снизу вверх: — Ты что делаешь? — на что в ответ тут же последовало: — Июнь же. Они смотрели друг на друга, думая каждый о своем, со странными, нечитаемыми лицами, в странной позе и в каком магазине, в какой-то горной глуши. Стоящий, держа палец на чужой макушке и осторожно скребя кожу между торчащими локонами, размышлял, что лучше бы у детей забрали все эти бесполезные розовые наивные сопли и танчики, вручили книги и научили никогда не влюбляться так быстро и беспамятно, а Иваизуми, скривив брови в недоумении, думал о том, что Оикава точно не с этой планеты и что ему точно не хватает пары килограммов мозгов в черепушке. — Пиздец ты странный, — первым тихо заговорил водитель, выпрямляясь и забрасывая толстый обруч цепей краем в корзину. Оикава только хмыкнул и пожал плечами, стараясь не улыбаться, но предательски поднявшиеся уголки губ выдавали его с головой. — Ага, — сдался он, когда они пошли в сторону кассы. — Что «ага»? — отозвался Иваизуми, выбирая какую-то воду, что была подешевле. Краем глаза он заметил, что на бензоколонку заехал еще один автомобиль, но не придал этому никакого значения, да и не важно это было, потому что Оикава снова вел себя по-идиотски и непонятно, сверкая хитрыми глазами и поправляя челку, чтобы та не лезла в глаза. Его рука потянулась к бритвам, и он кинул пару упаковок на кассу. — Это еще зачем? — Щетина тебе не идет, — ответил парень, глумливо улыбаясь, — Ива-мачо. Иваизуми злостно щелкнул зубами, но слишком громко, так, что самому стало смешно. Когда он доставал кошелек, то уже улыбался, смотря в чужие идиотские глаза, от которых было желание утопиться, но не думать о предстоящем и ненужном. Потому что не надо было. — Гад. Заплатив за все покупки и сложив пакеты на заднее сидение, попутно укомплектовав все старые пожитки и выбросив мусор, они были снова готовы ехать. Иваизуми ковырялся с цепями, пока Оикава, который уже смог уронить себе на ногу пятикилограммовый сверток, был отправлен с Парлой на газон, чтобы та смогла немного побегать и размяться. Затем они молча сели в машину, завели мотор и отправились вверх по дороге. Оба сняли обувь. Кошка села у заднего стекла и неслышно смотрела на удаляющийся городок, то появляющиеся, то исчезающие дома, затопленные зелеными склонами, бурную реку и прощальные знаки. Солнечный свет сочился через кроны деревьев, мелкими всплесками ложась на асфальт серпантина. Оикава поймал себя на мысли, что он, как ребенок, считал тени и в воображении подпрыгивал, стоило пятнистому силуэту оказаться на пути у колес. Солнце, благодатное светило, плыло где-то над головой, и парень почувствовал, как его душа медленно леденеет, одновременно закипая, и это было так странно, что он не знал, что делать и как сказать об этом Ива-чану. Узкая однополосная дорога плавной линией огибала форму склона, серпантин, медленно поднимающий их к снежным ледникам, становился все менее и менее лесистым, деревья сменились на хвойные, и все ближе и ближе, с каждым поворотом Тоору становился ближе к своей судьбе, ждущей его, как легкий призрак, скрытый туманной вуалью, на скалистом берегу северного моря. Это… — Страшно, — выдавил из себя парень, опуская глаза и отворачиваясь от солнечных лучей. — Что? — очнулся водитель, мельком переглядываясь с дорогой и спутником. Тот обернулся, но, отведя глаза, хмыкнул, подтянув в себе босые ноги. — Ничего.