Худший способ прославиться

- Егор Дербицкий, - представился бизнесмен. Крупный, бритый наголо, выше Самойловых на голову. Дорогие часы, цепь на шее, подтяжка лица. Нужные связи в шоу-бизнесе. Пожали руки. Глеб ощутил неуверенность, потом - враждебность, а потом - веселье. Пока они вместе с юристами обсуждали детали предстоящей сделки, дочка Дербицкого ждала в съемной квартире Глеба. Щурилась от лучей летнего солнца, потягивалась, поправляла короткую розовую маечку. - Тот еще гандон, - охарактеризовала она отца в разговоре с Глебом несколькими неделями ранее. - Гандоны - лучшие бизнесмены, - сказал Самойлов. - Да уж конечно, отличный бизнесмен. Например, десять проектов ему прибыль приносит и получает копейки, зато одна певичка, которую он ебет, вся в шоколаде. - Ну и дураки, что за копейки работают. Я тебя уверю, Агата не оставит его певичкам лишних денег. Договор надо нормальный составлять, вот и все. - У тебя всегда все просто! А чего вы, такие умные, в жопе сидите и до сих пор продюсера не можете выбрать? - Мое дело песни писать. С раскруткой - это к Вадику. Ну, он говорит, Дербицкий реально нормальные условия предлагает. - Еще бы. Он вообще ваш давний фанат, еще с “Опиума” приглядывался. - И где же он был все эти годы? - Ждал, когда вы протрезвеете. - Это еще что такое? - напрягся Вадим, перечитывая новую версию договора. - В случае невыполнения обязательств со стороны группы... неустойка в соответствии... В случае невыполнения обязательств в связи с употреблением алкоголя, наркотических веществ... Это что значит?.. данный контракт аннулируется с выплатами... Серьезно нас за наркоманов считаете, что даже отдельный пункт придумали? - Я с двухтыщщного года чист!.. - заявил Глеб. От волнения его речь становилась сбивчивой, а в голосе появлялась наглость и пьяные интонации - даже когда он был абсолютно трезв. Эта его особенность была частой причиной недоразумений с журналистами и милицией. Дербицкому она тоже не понравилась. Бизнесмен внимательно посмотрел на Глеба, скрестив руки на груди. - Ничего личного, мужики. Только бизнес. Пьешь ты или колешься, - он с долей презрения кивнул Глебу, - Меня не волнует, пока контракт соблюден. Если скосячил - все. Деньги, сами понимаете, немаленькие сейчас обсуждаем. - Мы еще вернемся к этому пункту и поговорим о нем отдельно, - заявил юрист Самойловых. Они действительно вернулись к обсуждению в следующий раз. Вопрос был поставлен ребром. В случае отказа от спорного пункта адвокат Дербицкого требовал повысить сумму неустоек на сотни процентов. Алексей Новиков, давний приятель и юрист группы назвал это неприемлемым. И снова упорно настаивал, что упоминание о наркотиках надо убрать из контракта. В конце концов, сам Вадим остановил его. - Леха, давай спокойнее. Всем же очевидно, что эти вещи остались в прошлом? Присутствующие дружно посмотрели на Глеба. Тот встрепенулся, огляделся и открыл рот от возмущения, так и не найдя что сказать. - Я лично с 2000-го года… - пробормотал он. Еще через неделю контракт был подписан. - Тебе никогда не хотелось прыгнуть вниз, когда стоишь вот так высоко? - спросил Глеб, когда они с братом курили на балконе 17-го этажа бизнес-центра. - Бывало. Есть этому даже психологическое название какое-то... - Вот да. Когда нельзя, в разы сильнее хочется сделать это, - вздохнул Глеб. - Ой, ну ты не забывай, - сказала вечером Олеся Дербицкая, сворачивая самокрутку с травой. - Он боится, что его дочь с наркоманом связалась. Вот и подстраховывается. - Держит за яйца, - буркнул Глеб. Олеся глубоко затянулась, зажала нос пальцами, чтобы подольше удержать дым в легких и передала косяк Глебу. *** - В гримерку еще водки просят! Третью уже... - официантка растерянно хлопала глазами. - Отнеси Столичной, - ответила администратор. - Перебрал, - констатировал Глеб. Вадим спокойно сидел в кресле, Котов ходил из угла в угол и ругался, не стесняясь в выражениях. По его мнению, братьям срочно надо было брать по бутылке минеральной воды и отправляться в туалет промывать желудок. - Андрюха, заткнись. Дай поспать часок... - сказал Вадим. Концерт был явно не лучшим в туре. Как и следующий, и тот, что после него. Но никто не жаловался - фанаты ревели и танцевали, Самойловы почти попадали в ноты. Значит, можно продолжать в том же духе. В Новосибирске Андрей отобрал у Глеба бутылку и расколотил о стену. Глеб был в ярости и пообещал вышвырнуть барабанщика из группы. Вадим был спокоен и пообещал вдоволь водки после концерта. Он сдержал слово. В отель Самойлова-младшего буквально несли. Из своего номера он так и не вышел к обеду, когда пора было выписываться из гостиницы и отправляться в аэропорт. Вадим, сам страдая от жуткого похмелья, постучал к брату, не дождался ответа и вошел. Глеб лежал поперек кровати с лицом белее простыни и на его окрик не реагировал. - Ебтвоюмать, - воскликнул Вадим. Встряхнул лежащего за плечи, ударил по щеке. Глеб с трудом разлепил глаза, глухо застонал и снова выключился. Вадим схватился за телефон. В ожидании помощи тормошил брата, грел ледяные руки, безуспешно пытался считать пульс. В больнице поставили диагноз - тяжелое отравление клофелином. Сердце едва выдержало. Глеб ничего не помнил. Все деньги и ценные вещи, естественно, пропали. Камеры гостиницы, что тоже естественно, не зафиксировали преступницу. Проститутки, опаивающие своих клиентов, чтобы ограбить, все еще были не редкостью в провинциальных отелях. Вряд ли воровка знала, что перед ней известный музыкант. Вряд ли ей пришлось хитростью уговаривать Глеба выпить отравленный напиток. В его состоянии он мог, не думая, проглотить таблетки, предложенные под видом аспирина. Три концерта пришлось отменить. На заключительных концертах тура, в столицах, Глеб был мрачен, заторможен и трезв. *** Дербицкий назначил неофициальную встречу в приватной комнате ресторана “Gault Millau”. Глеб вызвонил Олесю, долго и нудно допытывался, чего ждать - но та клялась, что совершенно не в курсе. Вадим напрягся, обсудил с Глебом стратегию, проконсультировался еще раз у юриста касательно отмененных концертов и пожелал брату удачи. “Будет давить, не ведись. Это не было нарушением контракта”. Глеб пришел вовремя, продюсер опоздал. Явившись, пожал музыканту руку. Глеб для приветствия встал, но ему все равно пришлось смотреть на бизнесмена снизу вверх. Ботинки на 5-сантиметровой платформе против Дербицкого не помогали. - Как здоровье? - спросил бизнесмен, чокаясь. - Понемногу, - ответил Глеб. Выпили. Официант принес горячее. - Был на вас в Москве. Очень неплохо. Жаль, что три города-то сорвались. Глеб ел молча, предпочитая слушать. Легко и мрачно опрокидывал в себя водку, но вперед Дербицкого не наливал. Очень скоро бутылка наполовину опустела. - Щас разруливаем с билетами, - продолжал Дербицкий, - Часть сдадут, часть поменяем на другие концерты. - Отлично, - сказал Глеб. - Би-2 за вами едут, - сказал Дербицкий, - Тоже мы везем. Народ на них пойдет по вашим билетикам. Аудитория-то одинаковая. - Ну, дык, - согласился Глеб. Не только аудитория, но и обе группы дружили между собой. - Сэкономим лимона полтора, - продолжал Дербицкий, - Мало, конечно, но хоть что-то. А вот страховая, Глеб, платить отказывается. - С фига ли они отказываются? - А ничего странного. Я тут справки навел, - сказал Дербицкий, - В новосибирской больничке-то. - Ну и? - Глеб отложил вилку. Алкоголя, чтобы как следует успокоиться, сильно не хватало, но приходилось сдерживаться. - Они ж тебя не столько от клофелина, сколько от водки откачивали. - Да ладно, куда там. Мы люди привычные, нас водкой не проймешь, - криво ухмыльнулся Глеб и потянулся за бутылкой. Налил себе и Егору. Дербицкий пить не спешил. - Расскажи, что было-то. - Да не помню. Помню, пришла такая... То да се. Выпили, а дальше полный туман. Уже в палате очнулся. Вроде, потом задержали каких-то девок... - Значит, Олеське изменяешь? - прищурился Дербицкий. Глеб осекся. - Да, это... Эээ... я вообще не в себе был. Уж кто там пришел, пофигу. И не до секса точно. - Успокойся. Не мое дело. К тому же, она тебе тоже не верна. - Вот и славно, - с искренним облегчением ответил Глеб. Дербицкий выпил. Самойлов тотчас же налил снова. - Ты проверился потом? Ну, там, зппп? - Естественно. - Значит, был секс. - Егор, хорош ловить меня уже, - обиделся Глеб, - С Олеськой мы разберемся, или она что, жалуется тебе? А почему мне ни слова? Все нормально у нас. - Нет, она не жалуется - ответил бизнесмен и нажал на кнопку звонка. Появился официант, и через некоторое время - вторая бутылка. - Так вот, если страховая не заплатит, должны вы мне будете... - продюсер достал паркер, блокнот в кожаной обложке, послюнявил палец, полистал страницы и продемонстрировал Глебу столбцы цифр. Глеб закусил губу. - Не ссы. Деньги отработаете. Это я закрываю глаза на наш договор насчет пьянства и нарко, ты понял. Глебу неудержимо захотелось позвонить Вадиму и позвать того на помощь. Мастером переговоров он не был, неофициальность встречи сбивала его с толку, Дербицкий давил слишком грубо и очевидно. - Пойду в сортир, - сказал он, нащупывая мобильник в кармане. - Погодь, - сказал продюсер и неожиданно пересел с кресла напротив в кресло, стоящее рядом с Глебом. - Давай для расслабончика, - и выложил на стол небольшой флакон. Открыл, сыпанул на широкую тарелку горстку кокаина и разровнял визиткой дорожки. - Не, я только водку, - угрюмо сказал Глеб. - Да ладно. Чистейший, - уверил Дербицкий, опуская палец в порошок и поднося его к лицу Глеба. Музыкант отпрянул, но палец решительно толкнулся в его губы и размазал порошок по десне. Глеб почувствовал знакомую манящую горечь. Отодвинулся от Дербицкого вместе с креслом. - Водку я у тебя не отнимаю, - продолжал Егор и налил Глебу полную до краев рюмку. Самойлов немедленно осушил ее. Продюсер скатал банкноту в трубочку и уничтожил одну из дорожек. - Ты меня уважаешь? - полушутливо спросил он музыканта. - Да не вопрос, - махнул рукой Глеб. Порошок действительно расслабил его. Настроение мгновенно улучшилось, а ненавистный Дербицкий стал казаться вполне дружелюбным и харизматичным. - А может ты сам того, клофелином объебошился? - предположил Егор, закуривая. Глеб чуть не выронил сигарету. - Да ей-богу... - Да шучу я, шучу. - Нет, ты послушай, - тирада Глеба могла быть длинной, но заглохла под губами Дербицкого. Одной рукой продюсер взял Самойлова за шею сзади, чтобы тот не мог отодвинуться. Вторую положил на колено. В глазах Глеба мелькнуло понимание, обреченность и гадливость. - Егор, бля, Олеся же... - пробормотал он, как ему казалось, веский аргумент. Егор молча прикусывал ему кожу на шее, оставляя четкие отметины. Глеб поднял глаза вверх, как будто не веря, что происходящее реально, и оттолкнул Дербицкого. Тот не был смущен. На столе появилась следующая порция порошка. Глеб глотнул водки из горлышка, чтобы смыть привкус поцелуя. - Я знаю, как можно уладить все дела со страховой, - со значением сказал Дербицкий. - Не сомневаюсь, - ответил Глеб. “Шлюха, шлюха!” - кричал он мысленно и едва не давился смехом над самим собой же. Зазвонил телефон. Глеб сунул руку в карман, Дербицкий перехватил ее. Самойлов вырвал руку. Звонил Вадим. - Да, Вадик. А я еду уже, скоро перезвоню. Он рывком поднялся, схватил куртку и рванул к выходу. - Еще поговорим? - сказал Дербицкий, вставая. - Посмотрим, - пробормотал Глеб, и скрылся за дверью. *** Кокаин стучал в мозг и требовал бурной деятельности. Глеб назвал таксисту адрес брата и всю дорогу репетировал рассказ о вечере. Он расскажет про суммы, которыми грозил Дербицкий. Вадим испугается. Он расскажет о страховой и потребует звонить Новикову. Вадим впадет в панику. О домогательствах, разумеется, не расскажет. Но намекнет. - Упоролся? - с порога сказал Вадим, мрачно разглядывая брата. - Ты откуда такой? - От Дербицкого, - сказал Глеб, сбрасывая ботинки. Старший брат удивленно приподнял брови. - А выглядишь, как будто от блядей. Пойдем на кухню, Юля спит уже. Глеб говорил. Вадим угрюмо смотрел на него, то и дело поторапливая и мешая углубляться в детали. Возбужденному Глебу все детали казались очень важными. “У него, между прочим, специальный флакон для кокса - кожа и дерево. Я сразу подумал...”, “Короче, бля, Глебсон”. Глеб поймал хмурый взгляд брата на своей шее и резко вспыхнул. Если бы не его смущение, Вадим не заподозрил бы дурного - мало ли ревнивых любовниц у младшего. Но в сочетании с чересчур нервным рассказом о Дербицком и реакцией Глеба - глубокие засосы на коже выглядели подозрительно. - Кто это тебя? - нарочито непринужденно спросил Вадим. Глеб сбился и замолчал, его щеки алели почти так же ярко, как следы на шее. Вадим ошеломленно обхватил виски руками. Они смотрели друг на друга - Вадим не мог поверить догадкам, Глеб упорно молчал. - Чего ему в итоге надо было? - спросил наконец Вадим, - Он тебя шантажировал? - Ну, он намекнул, что может надавить на страховую. - И вот это вот он?.. - Вадим неопределенно обвел рукой свою шею, все еще не веря. - Ага. - Ну пиздец! Оба думали об одном и том же: о деньгах. Обо всех запланированных мероприятиях, записи альбома и шикарных возможностях, которые обещал контракт с продюсерским центром. Подсчитывали суммы неустоек, прямых и косвенных убытков, прибыль от концертов, которая поможет эти убытки закрыть... Хотя бы частично... - Сколько мне заплатят, если я продам эту историю журналистам? - глумливо поинтересовался Глеб. - Глебка, реально пиздец. Я и не знаю, что с этим делать, - беспомощно произнес Вадим, - Дикость. Откуда такое в нем вылезло. Мы же не телочки-малолетки. - Ты - точно нет, - саркастически согласился Глеб. - Да я бы ему сразу в морду. - Ты слишком дипломатичен для этого. “А ты?” - читалось в глазах Вадима, но вслух он это не сказал. - Ладно, разберемся. Не общайся с ним пока ни под каким предлогом. - Дочку воспитывай! - ответил Глеб. - Хуйня все это. Пойду я... Кокаин и правда был высококачественным - быстро отпускал. Дешевые спиды держали бы ажиотаж дольше. Настроение Глеба упало. Он даже почти пожалел, что так быстро свалил от Дербицкого и не успел как следует заправиться. - Не хочешь куда-нибудь поехать? - спросил Глеб, прижал одну ноздрю пальцем и многозначительно втянул воздух. - Нет. Погоди, куда торопиться. У меня вискарь есть, надо нервы успокоить. От спиртного Глеб не отказывался. Вадим выпил чисто символически, намеренно влив в брата как можно больше виски, чтобы перебить остатки наркотика. Вскоре он уже грузил едва стоящего на ногах Глеба в такси, расплачивался и возвращался под бок к спящей жене. *** В Новосибирск Вадим с Алексеем вылетели с утра, чтобы вечером уже вернуться домой. Вялое расследование по поиску гостиничных проституток их не интересовало. Они направлялись прямиком в больницу, где полтора месяца назад лежал Глеб. - Будет суд, - сказал Вадим, - Судиться будем со страховой. Нам от вас нужна немного подправленная медкарта. Седой врач поднимал брови и говорил “Ай-ай-ай”, неискренне показывая удивление. - Чтоб было понятно, что человек выпил немного, и был отравлен именно таблетками. А не алкоголем. Алкоголя вообще по-минимуму напишите. - Просьба ваша, конечно, сложная. Рискованная... Такой риск должен быть оправдан. Новиков называл сумму, врач качал головой. Сумма ему не нравилась. Вадим злился и представлял, как будет стряхивать половину расходов с брата и как тот будет в ответ капризничать. Похуже, чем старый жадный доктор. - Так и вы поймите, - говорил врач, - Меня со всех сторон дергают. Мы ведь страховой компании уже отправляли отчет. И, как бы сказать, не только официальные запросы были. А ведь врачебная тайна. А пришлось выдать. Вы понимаете - пришлось! Так что мне не нужны неприятности. Наше дело маленькое - откачали пациента и до свидания. Кто же знал, что столько шуму... Алексей продолжал беседу, а Вадим строчил подробное смс Глебу. “Фак” - пришел лаконичный ответ. Гнев Вадима с доктора перекинулся на брата. - Так всегда, - ругался он, когда они с юристом покинули больницу, ни о чем не договорившись. - Бегаешь, прикрываешь его задницу, и он воспринимает как должное. С одной стороны, штраф нас всех по карману ударит. С другой, это именно он напился и наглотался всякой дряни. - Еще в самолете ты каялся, что сам споил его в тот день. - Я просто спас концерт, отсрочив его неизбежное нажиралово. А то было бы у нас четыре проваленных города, а не три... - Так обсудите с Дербицким. Он же не монстр. Найдите какой-нибудь компромисс, как можно сэкономить бабки и обойтись без страховой. - Бесполезно, - махнул рукой Вадим, мрачнея, - Ебаный Дербицкий! - Вы же на одной стороне. - Нет, каждый играет за себя. На одной стороне только мы с Глебкой... И то, иногда я в этом сомневаюсь. Самолет прилетел в Москву поздним вечером, и звонок продюсеру пришлось отложить до утра. Вадим был в скверном настроении. Проснувшись, он выпил кофе, выкурил несколько сигарет, долго собирался с мыслями и обдумывал формулировки перед тем, как набрать номер. Но Дербицкий сходу отказал во встрече, сославшись на множество дел и перегруженный график. Самойлов повесил трубку и выругался. Через несколько минут позвонил Глеб. - Вааадик, - почти жалобно сказал он, - Че мне с ним делать? Звонил щас, зовет опять поговорить про эти концертные бабки... - Пойдем вместе. С Лехой. - И че? Ну че ты ему скажешь? Смешно. Он нас пошлет сразу. - Значит, надо кого-то серьезнее привлекать к делу. - А есть кого? Вадим задумался. Знакомства были, но тяжелую артиллерию применять пока было не слишком уместно. - Разберемся. Шли его пока... скажи, множество дел и перегруженный график, прямо так и скажи. - Да не учи ты меня... Ладно, давай. *** Время шло. Продюсерский центр даже не удосужился подать в суд на страховую. Понесенные убытки никого не волновали. Их предстояло восполнить “Агате Кристи”, что означало немало тяжелой и неоплачиваемой работы. Глеб стал избегать Олесю. Та скандалила. - Ты воспользовался мной! - бросила она как-то в слезах. - Каждый друг другом пользуется, это нормально, - ответил Глеб, криво усмехаясь. - Жаль, что моего папашу интересуют только деньги, иначе ты бы пожалел! - Зря ты так про папашу, - отвечал Глеб, - Люди его интересуют не меньше, чем деньги. Для хорошего человека ему и денег не жаль. Вадим строил планы: от иска за домогательство до одностороннего разрыва контракта. Продумывал стратегию, собирал информацию, готовил пути отступления. Делился идеями с Глебом, но тот почти не проявлял интереса. “Вадим как обычно сам все разрулит”. Вадим злился, психовал, ждал чего-то, но ничего не происходило. Затем ему стало все равно. Идеи были исчерпаны, планы обороны составлены, а неприятностей не наступало. “Агата” приняла участие в паре ток-шоу, что было щедро оплачено. Впереди был ряд летних фестивалей. Вадим купил новую машину. Иногда он воображал, что его брат просто придумал всю ту историю с Дербицким, обдолбавшись наркотиков. Глеб не звонил, Вадим не звонил ему тоже. Доходили слухи, что младший стал еще больше пить, что сердце Олеси Дербицкой разбито, а Глеб стремительно деградирует. Вадим давно привык к его взлетам и падениям. Так же, как привык к постоянной глухой боли за брата и тоске по временам, когда они были по-настоящему дружны. Когда дела наконец свели Самойловых с Дербицким лично, Вадим пожал ему руку, преодолевая отвращение. Глеб был слегка нетрезв и довольно развязен. При рукопожатии Дербицкий приобнял его и легонько чмокнул в щеку. Вадим стиснул зубы, но напомнил себе, что он - давно не нянька несмышленому младшему. Глеб в состоянии позаботиться о себе сам. К тому же, когда Вадим действительно нервничал и переживал, Глебу было откровенно плевать на его суету. Условия выступления были согласованы довольно быстро и приятно удивили Вадима суммой гонораров. Следом пришло ощущение подвоха. Вопрос с отмененными концертами все еще не был закрыт. - Мои юристы готовят иск к страховой, - ответил Дербицкий, захлопывая ноутбук и папку с документами, - Не переживай. Вадим пожал плечами. Решать проблемы следовало по мере поступления. Он подошел к Глебу, который задержался обменяться парой слов с Дербицким и выглядел подозрительно дружелюбно. - Тебя подвезти? - спросил он брата. - Нет, - ответил тот. Вадим первым вышел из кабинета, не оглядываясь на этих двоих. *** Репетиция шла плохо. Но и к этому Вадим привык. Не первый раз ему приходилось работать за себя и того парня. - Давай попробуем сделать “Романтику”, - сказал он в один из дней, имея в виду набросок песни, который Глеб сыграл ему как-то во время прошедшего тура. - Не, ее не будем трогать, - был ответ. - Почему? - Она не подходит Агате. - Обычно я говорю эту фразу, - усмехнулся Вадим, - Опять жмотишь песню для своего сольника? - Ага, - Глеб прикрыл глаза за стеклами очков. Вадим не удивился. Выпустить сольник Глеб грозился более десяти лет. Никто уже не боялся этого (как и не надеялся). - Пора для Агаты альбом писать. В этом будет больше смысла и отдачи. - Да, сначала Агата, - согласился Глеб, - Потом сольник. - Успеха, - сказал Вадим, - Могу посоветовать ребят, которые займутся твоим альбомом на хороших условиях. - Зачем? На нынешнем лейбле и выпустим. - Тебе охота с этим говном лишний раз связываться? - удивился Вадим. - Это говно предлагает условия, которых я больше нигде не найду. - В обмен на что?.. - Да ничего такого, Вадь. Ну ты че в самом деле. Просто к нему тоже подход можно найти... Чисто по-человечески. - К этому - по-человечески? - Ну да. - Блядь, Глеб, хорош быть таким наивным. Твой альбом для него - чистый убыток, и ничего “по-человечески” тут быть не может. - Ах, конечно. Только присутствие Вадима Рудольфовича за пультом делает альбом успешным! А ничего, что я 80% в одно лицо пишу? “Глеб Самойлов” - это давно такой же бренд, как “Агата Кристи”! Какого хера ты говоришь, что он провалится? - Я не говорю, что он провалится. Я говорю, он тебе наобещает с три короба, а потом возьмет за жопу. А если станешь выпендриваться - свернет к хуям всю раскрутку. Уж извини, но бренд “Глеб Самойлов” это далеко не “Агата Кристи”. - Да пошел ты, - тихо выплюнул Глеб и почти отшвырнул гитару. Репетиция была закончена. *** Дальнейшую подготовку к шоу Глеб саботировал. Дисциплина никогда не была его сильной стороной. Теперь он ленился и опаздывал нарочно. Вадим молча делал свое дело и призвать брата к ответственности не пытался. На генеральной репетиции, на сцене фестиваля, Глеб сделал над собой усилие и отработал действительно хорошо. Две или три такие самоотверженные репетиции могли бы отточить выступление до идеала. На следующий день на концерт Глеб не явился. Когда надежда дозвониться опаздывающему угасла, коллеги “Агаты”, хватая штраф за штрафом через дорожные видеокамеры, ринулись к нему домой. Вадим прикидывал шансы: пропал ли Глеб по дороге или остался дома; застанут ли его там и в каком состоянии; откроет ли он дверь. Через 40 минут поступил звонок: Глеб оказался дома и дверь открыл. “Агата” была назначена хедлайнером фестиваля и выступала последней, поэтому довезти полубесчувственное тело до площадки времени хватило. Но не для того, чтобы привести музыканта в норму. Вадим поглядел на брата, повернул его лицом к свету, отметил запах спирта и суженные зрачки. - Хмурый? - спросил он коротко. - Ты че, не... обычный кодеин, - оправдывался Глеб. - Не выйдешь на сцену - пиздец нам. Ты это понимаешь? Понимаешь, а?! Зачем ты так делаешь? - крикнул Вадим. Глеб благостно улыбнулся и лукаво посмотрел на него. - Проверяю кое-кого на прочность, - ответил он, опираясь на Вадима, почти вися на нем, - Лояльность кое-чью проверяю. - Мою?! - Да не твою, дурак. Егорушкину. - А меня-то за что подставляешь, урод?! Что я тебе сделал, что ты вместе с собой топишь и меня, и Агату, и еще кучу людей?! - Спокойно, - улыбнулся Глеб, - Это необходимая проверка. Если я ему так нужен, он это проглотит. - А если нет? Глеб посмотрел на него удивленно и почти обиженно. На сцену он вышел медленно, с видом засыпающего, и уселся на поставленный по такому случаю стул. С которого, однако, поднялся на второй половине концерта. Но лишь для того, чтобы уйти за кулисы и мирно лечь спать в гримерке. Вадим допел легко, почти весело. Помирать, так с музыкой. Возмущенные фанаты, заряжаясь его энергией, прекратили шептаться и начали подпевать с удвоенной силой. В промежутках между песнями они кричали уже не “Агата!”, а “Вадим!”. Шум в интернете и прессе не утихал потом несколько недель. Писали о том, что исполняя “Как на войне” Вадим едва сдерживал слезы. Автора же хита клеймили и ругали последними словами. *** Первым чувством с утра было раскаяние. Потом к нему подключилась простая, знакомая и несокрушимая боль от похмелья. Маленький, дорогой и грязный магазин располагался за углом. Алкоголь там продавали поддельный. Пришлось купить чекушку, сделать глоток из горлышка, и думать: идти ли в супермаркет за качественной “Ольмекой” или в аптеку за более скучными лекарствами. В очереди к кассе “Перекрестка” Глеб написал длинное, меланхоличное и искреннее смс брату. Ответа не последовало. На то, чтобы восстановиться, потребовалось двое суток. На третьи Глеб доехал до Коломенского и провел там несколько часов, валяясь на траве и слушая звон колоколов. Он не любил выбираться из дома, но знал, что воздух и солнце лечат, а в будние дни парк пустынен. Для успокоения совести написал еще пару смс Вадиму, уже не рассчитывая на ответ. Зато Олеся продолжала писать о вечной любви. С чужих номеров, потому что ее был давно внесен в черный список. Дербицкий действительно закрыл глаза на его выходку. Странным образом это успокаивало Глеба, заставляло почувствовать себя не игрушкой и прихотью богатого, пресыщенного развратом бизнесмена, а кем-то более нужным. Того, что он безусловно нужен и значим для брата, Глебу уже не хватало. Нужность себя для фанатов Самойлов и подавно не ценил. От имени якобы Глеба на официальном сайте были размещены извинения. Несчастный музыкант, страдая от высокой температуры, мужественно вышел на сцену, но был вынужден покинуть ее, ничего не объясняя. “Лечился спиртовым компрессом внутрь”, - острили в комментариях. “И двумя пачками солпадеина”, - хмыкнул Глеб, вспомнив, как отфильтровывал ненужный парацетамол из лекарства. *** Дербицкий заехал на своем серебристом Кадиллаке. Четверо девочек-подростков в черном, дежурившие в этот день у подъезда, впились глазами в авто, намекавшее на скорое появление кумира. Дербицкий критично окинул взглядом добротную многоэтажку, не обещающую однако запредельных цен на аренду, и достал телефон, чтобы сообщить о своем прибытии. Воздержание от спиртного пошло Глебу на пользу: круги и отеки под глазами ушли, он выглядел свежим и помолодевшим. Для полного преображения нужно было лишь сбрить щетину, что и заставил его сделать Дербицкий прежде, чем отвезти на презентацию альбома Кати Гордон. Преодолеть ненависть к светским мероприятиям помог уже знакомый флакон с порошком, который всегда сопровождал Дербицкого. Нелюбовь Самойлова к подобным мероприятиям была взаимной. Чтобы хоть как-то вписаться в происходящее, ему приходилось изображать из себя еще большего маргинала, чем он являлся на самом деле. Отыгрывать роль угрюмой и безбашенной рок-звезды, чтобы не скатиться в роль маленького, тихого интеллигента. Но так как играть Глеб не умел абсолютно, перевоплощаться приходилось с помощью алкоголя. Или веществ, запрещенных за пределами светских тусовок. Компанию за столиком им составили две красивых, молодых куклы. Они ели в три горла, потому что за пределам вечеринок, похоже, игнорировали пищу совсем. Тело модели требует жертв. Глеб и Дербицкий, по понятным причинам, начисто утратили аппетит и только изредка подносили бокалы к губам, не прерывая беседу друг с другом и с гостями. Окружающие мужчины и женщины стремительно теряли красоту и пафос вместе с пустыми бутылками, уносимыми официантом. Поддавшись общей атмосфере, Глеб приналег на спиртное. Дербицкий остановил его. - Ты мне еще нужен трезвым, - многозначительно и с хитринкой в глазах сказал он, - В состоянии стояния, так сказать. От этих слов Глебу захотелось напиться с непреодолимой силой. Дербицкий с укором посмотрел на его стремительно помрачневшее лицо и в очередной раз достал порошок. Рассыпать не стал, просто зацепил немного кончиком ногтя и осторожно поднес к носу Глеба. Затем - к своему. С каждой добавкой действие вещества было все слабее, и бизнесмен решил больше не тратить время. Он встал и жестом поманил Глеба за собой. Они покинули мероприятие, не с кем не прощаясь. До гостиницы Интерконтиненталь дошли пешком. Делюкс был снят заранее. В номере, заметив, как сильно Глеба потряхивает, Дербицкий позволил ему глотнуть еще немного водки и выключил свет. Отшвырнул галстук, расстегнул брюки себе и Глебу, немного спустил их с бедер. Повалил Самойлова на огромную кровать. Стал гладить - от лица, губ и ключиц до паха. Глеб старался обращать внимание только на реакцию тела, отключив мозг. Не получалось. Тогда он окинул взглядом всю ситуацию, как будто со стороны, и засмеялся. “Ты отвратителен, - хохотал он про себя, - Ты снова достиг самого грязного дна. Сколько дерьма ты сожрал за жизнь, сколько грязи перепахал, но сегодня тебе удастся все переплюнуть. Теперь не останавливайся, за оборотом - оборот, за высотою - высота”. Чем горче мысли мелькали в его голове, тем тверже становился член под руками Дербицкого. Глеб сел, наглыми глазами посмотрел на партнера и резко, больно ударил его по щеке. Дербицкий изумленно отшатнулся и через секунду нанес удар в ответ. Глеб снова упал на кровать и злобно улыбнулся. “Еще”, - прошептал он беззвучно. Дербицкий охотно повторил. Потом схватил Глеба за волосы и подтянул к собственному полувставшему члену. Глеб разомкнул губы. Кровь в носоглотке заглушила для него вкус и запах Дербицкого. Неумелый минет не был бы столь ценным без страданий и унижения Глеба, которые считывались даже с его затылка. Вместе с волшебством кокаина и опьянением собственной порочностью они довели эмоции Самойлова до сильнейшей остроты. Которая давно была ему недоступна во время обычного секса. Поэтому Глеб старался. Дербицкий наслаждался судорожными движениями, неловкостью и импульсивностью, как, должно быть, сам Глеб когда-то наслаждался, затаскивая в кровать молодых и невинных девиц. От пресыщенности помогает не только изощренность, но и просто новая кровь. Член Дербицкого был давно и уверенно тверд, а Глеб, кажется, несмотря на допинг, начал уставать. Продюсер наконец вышвырнул из кровати обе пары брюк. Извлек из прикроватной тумбы, как из шляпы, презервативы и интимную смазку. Глеб задышал часто, прерывисто, улыбнулся еще насмешливей. Дербицкий поставил его на колени на кровати, заставил нагнуться. Коснулся языком ануса, а ладонью - члена, и Глеб застонал от удовольствия. Несколько долгих минут он наслаждался лаской, а потом Дербицкий умело выбрал угол наклона и вошел. Сначала Глебу было странно, затем резко - очень больно. Он завыл, прося остановиться. Егор послушался, вынул член, подождал немного, лаская Глеба, который отчаянно пытался расслабиться, затем повторил. “Ааууыыы” - задохнулся музыкант, кусая ладонь. Но было уже легче. Не так гладко, как со страпоном, надетым на девушку - и все же его тело умело получать удовольствие от того, что с ним делали. Глеб перестал болезненно сжиматься, кусать и комкать простыни. Стал толкаться назад, навстречу члену Дербицкого, и жалел, что тот обладает более внушительной шириной, чем длиной. Время и ситуация были не самыми лучшими, чтобы думать о жизни, но Глебу удавалось. Его глубинная ненависть к себе и склонность к самоуничижению были вполне созвучны тому, что сейчас происходило. Это порождало странную гармонию. В ней он находил почти счастье: с точки зрения его самоненависти именно сейчас Глеб был на своем месте, получал по заслугам справедливо и безжалостно. Наказание за грехи было унизительным, символичным, достаточно болезненным и все же - сексуально приятным. Дербицкий, не останавливая движения, взял Глеба за руку и направил на его член, предлагая помочь себе. Глеб послушался. После этого мысли, наконец, покинули его - ради коротких, чистых минут животного удовольствия. Дербицкий, должно быть, оценил, как сильно сжималась плоть вокруг его члена незадолго перед тем, как Глеб с криком кончил и обмяк в его объятиях. Он сделал еще несколько быстрых крепких толчков, не обращая внимания на протест любовника, и закончил тоже. Не переводя дух, Глеб сполз с кровати и отправился в ванную, к явному неудовольствию Дербицкого. Бизнесмен предпочитал после секса держать партнера под рукой - ему нравилось следить за тяжелым дыханием, биением пульса и трогать влажное от пота тело. В ванной Глеб плескался долго и похоже, вообще не собирался выходить оттуда. Дербицкий постучал кулаком. “Щас выломаю!” - громко пригрозил он. Глеб вышел, замотанный в полотенце, мрачный и с крайне несчастным видом. Дербицкий прихватил его локтем за шею и коротко поцеловал в губы. Затем толкнул в комнату и сам скрылся в ванной. Десяти минут Глебу хватило, чтобы влить в себя почти целую бутылку водки. Вернувшийся Дербицкий сразу понял, что продолжения не будет. Он был слишком ленив, чтобы воспользоваться бесчувственным телом. Активности ему на сегодня хватило, и дальше хотелось лишь пару минетов. Которые, в крайнем случае, могли предоставить девочки, оставленные на вечеринке. Дербицкий поглядел на часы, быстро оделся, оставил Глеба ничком валяться на кровати и вышел. *** Вадим за жизнью Глеба следил издалека и больше по привычке, чем от беспокойства. Кто-то ему рассказал, что брат подрался и был замечен с сильно побитой физиономией. Кто-то - что Глеб стал частым посетителем светских мероприятий, которые раньше терпеть не мог. Подружился со скандалисткой Катей Гордон и конечно, это роман. Выступил на музыкальном вечере там и там; написал хит для “Дискотеки Аварии”. Что пить не бросил, но и в запои не уходит. Что отправил бывшую жену с сыном в турне по Италии, отдал несколько долгов и вообще стал более дружелюбным, насколько это можно сказать о Глебе. Значит, думал Вадим между делом, депрессивный период снова сменился маниакальным, и на этот раз даже каким-то созидательным. Обычное дело. Надо бы вызвонить его и узнать насчет новых песен. Выход альбома запланирован на следующий год; время еще потянуть можно, но не желательно. Свои музыкальные наброски Вадиму не нравились. Среди кучи материала перфекционист не видел ни одного по-настоящему мощного хита. С Глебом было проще: он, не стесняясь, выдавал поток творчества, в котором традиционно было 90% ерунды и 10% гениального. За ерунду, бывало, бился на смерть. Вадим уступал. Маскировал манифесты брата под гротеск, извращенность - под эпатаж, инфантильность - под сарказм. За 10% гениального Вадим прощал брату все: и в музыке, и в жизни. Добиться встречи с Глебом оказалось не просто: тот каждый раз был чем-то занят и то переносил даты, то просто забивал. Обычно плотный график был у Вадима, но он всегда делал исключения для младшего брата. Брат теперь не спешил платить тем же. В итоге Глеб предложил встретиться у него, написал адрес новой квартиры. Вадим, приехав, был удивлен. Элитный жилой комплекс, ограда, охрана. Никакого места для поклонниц, желающих подкараулить кумира у дверей подъезда. Сама квартира выглядела типично для Глеба. Барахло, сувениры, коллекции запрещенных немецких побрякушек. Невнятные следы периодической женщины. Выделялась квартира лишь чистотой, что означало приходящую уборщицу. Вадим снова порадовался за брата. Они сидели в гостиной, Глеб дергал струны, Вадим записывал на диктофон и делал заметки в тетради. Затем аккомпанировал на синтезаторе и подпевал. Молчаливый, мрачный Глеб, согнутый над гитарой, прячущий взгляд за очками; его саркастические и депрессивные песни вдохновляли Вадима, заряжали положительной энергией, затягивали в творческий поток. Из уныния и тоски брата он черпал свою созидательную силу, а потом - заново делился ею с Глебом. Глубоко за полночь они пили чай. Глеб погружал в чашку шесть кубиков сахара - некоторые привычки не меняются за тридцать с лишним лет. - Расскажи, как твои дела, - сказал Вадим. Глеб неопределенно пожал плечами, окидывая взглядом просторную кухню. На подоконнике лежала сиреневая расческа со следами светлых волос. Пепельница с тонкими окурками Davidoff. Пачка Мальборо Глеба. И початый блок Rothmans. - Значит, все хорошо? - повторил вопрос Вадим. Встал, достал из блока одну пачку и с наслаждением вдохнул дым. Лучше покупать себе сигареты попроще, чтобы не так часто хотелось курить. - Вполне, - ответил Глеб, - Зажираюсь понемногу.. - Почему бы нет? Разве в этом есть что-то плохое? - Вадим в свою очередь обвел глазами комнату. Залюбовался видом из окна. Не спящая Москва сияла электричеством до самого горизонта. Высотка МГУ светилась золотым светом. - Полным-полно, - сказал Глеб. - Например? - Например, Дербицкий. Огни за окном померкли для Вадима. Ноги стали ватными. Он медленно потушил сигарету в пепельнице. Вспомнил, что Дербицкий всегда курил именно английский Rothmans. - Как же так, - хрипло произнес Вадим, не отрывая взгляд от оконного стекла, - Как же так. Глеб молчал. - Могу я тебе чем-то помочь? - Нет, меня все устраивает. - Как это может устраивать. - Вадим не спрашивал, а как будто утверждал. Глеб пожал плечами. - Ты же знаешь, чувства морали у меня никакого нет. - А чувство свободы? - Свободы у меня сейчас дофига, как никогда. Могу делать, что захочу. Вадим продолжал угрюмо смотреть в окно. - Брось, - сказал Глеб, вставая. - Ты продаешься в розницу, а я оптом. Вот и все отличия. *** Дербицкий появлялся редко, но метко. Очередная молодая жена удовлетворяла его бытовые потребности; а к Глебу он заезжал, когда хотелось чего-нибудь эдакого. Возможно, он даже чувствовал к нему что-то типа сильно подгнившей любви. Глеб, в свою очередь, кайфовал от собственной порочности, а заодно давал выход подавленному мазохизму. Иногда буквально, через синяки и ссадины на теле. Его новая пассия мудро не спрашивала о происхождении этих следов. Лишь однажды попыталась сама расцарапать ногтями его спину, но была жестко остановлена. Хорошие деньги и интересные проекты, а также периодические встряски сексуального плана действительно пошли на пользу Глебу. Он не превратился в оптимиста и трезвенника, но в целом стал как будто собраннее. Олеся все еще преследовала его; писала, старалась подкараулить тут и там. Пыталась достучаться до музыканта с помощью отца - но и с его стороны понимания не нашла. Глеб молчал, как мертвый, не реагируя ни на что, и ничего не объясняя. Демо-запись нового альбома “Агаты Кристи” приобретала завершенность. Это был первый альбом, записанный без Саши Козлова, и во многих отношениях он дался братьям тяжело. Однако результат усилий стоил. Мелодии Глеб написал такие, что альбом слушался как один сплошной хит. Вроде “Триллера” Майкла Джексона, где из 9 песен 8 стали номером один - шутил Вадим. У него уже был план раскрутки, идеи для клипов, последовательность запуска песен в ротацию. И даже заготовлены ответы на предполагаемые вопросы интервью. Времени впереди было много. Группа сделала паузу, чтобы вернуться к демо через пару месяцев и оценить результат заново и не предвзято. Несмотря на договор не слушать песни, через месяц Вадим не выдержал. Он поставил компакт, прокрутил его трижды, перематывая снова и снова на особо удачные места, сделал заметки по доработке и счастливый и гордый от осознания, что их работа действительно хороша, убрал диск на полку снова. Вечером позвонил Глеб. Заплетающимся, пьяным голосом он сказал без предисловия: - Вадик, альбом нельзя выпускать.