Худший способ прославиться

Глебу по-прежнему требовалось немного порошка для каждой встречи с Дербицким. Без этого он был абсолютно деревянный. Не в сексе даже - Дербицкий и не пытался тащить его в кровать трезвым - а просто не мог и не хотел связать пары слов. Не смотрел в глаза, руку жал коротко и неохотно, стыдился, замыкался. Кокаин же делал его разговорчивым, улыбчивым и даже инициативным. Встречались они в гостиницах или у Глеба дома. К Дербицкому в гости музыкант приходить отказывался, хотя молодая супруга продюсера регулярно уезжала в Европу и роскошные апартаменты на Пречистенке были свободны. Шофер остановился перед гостиницей. Глеб выбрался, хлопнул дверью, остановился покурить. Ветер трепал отросшие волосы, несколько месяцев назад постриженные ирокезом. Некстати вспомнилось, что сегодня день рождения Олеси. Оригинально проводит этот день ее непутевый папаша - промелькнуло в голове. До поздравительной смс Глеб не снизошел. Дербицкий встретил его синим халатом нараспашку, несколькими бутылками шампанского в ведерке со льдом и парой заранее подготовленных дорожек. Глеб шумно вдохнул. Без лишних слов Дербицкий сел на кровать, притянул Глеба к себе за пряжку ремня. Расстегнул его брюки, надавил на плечи, приглашая опуститься на колени и поскорей заняться делом. Глеб без энтузиазма подчинился. Дербицкий давал короткие комментарии относительно скорости, глубины и углов наклона. Учиться делать минет Глеб не желал, притворяясь, что начисто лишен таланта в этом деле. Дербицкий на время остановил его, встал, потянулся к портфелю, который валялся у кровати, и извлек оттуда тушь для глаз. Specially for men - как гласила надпись на темно-коричневой, неброской упаковке. Британские метросексуалы считали несправедливым, что только женщины могут одним движением руки придать выразительность взгляду, и Дербицкий был с ними согласен. Он достал щеточку и щедро провел по векам Глеба, хорошенько размазав круги мокрым от слюны пальцем. Украшенные синяками глаза, хмуро глядящие на него снизу вверх необычайно понравились Дербицкому. - Помаду че, не захватил? - криво ухмыльнулся Глеб. - Все захватил, а помаду нет, - посетовал Егор, продолжая поглаживать шершавым пальцем веки Глеба. Глеб протянул руку, взял со столика десертный нож и коротко полоснул себе по нижней губе. Член Дербицкого, от невнимания клонившийся вниз, мгновенно затвердел снова. Глеб насмешливо порадовался произведенному впечатлению и тому, что привести Дербицкого к финалу теперь будет намного быстрее. Пока бизнесмен завороженно размазывал кровь по его губам, Глеб взялся ладонью за его член и короткими, резкими движениями довел Дербицкого до извержения раньше, чем тот понял, что происходит. - Маленький гаденыш, - беззлобно сказал Егор. - Давай уже, - ответил тот, забираясь на кровать и требуя свою очередь ласк. Дербицкий покачал головой и молча взял в рот. Глеб закрыл глаза, чтобы не портить ощущения внешним видом партнера. Дербицкий, изрядно попотев, добился для Глеба оргазма и некоторое время двое валялись на кровати, тяжело дыша. В ход пошло шампанские и еще пара дорожек. Затем - порно на DVD. Видео было гетеросексуальным и очень жестоким. Глебу пришлось по вкусу. Через полчаса Дербицкий положил ладонь на его пах, приглашая продолжить вечер. В руках бизнесмена оказался мягкий канат. Он свернул петлю и взял Глеба за запястье. Самойлов резко вырвал руку. - Только без этой фигни. - Ну Глебушка, - голос Егора был почти отеческим, - Отчего же нет? - Никаких связываний. - Ну, потерпи хоть один раз. Чисто символически, я не свяжу по-настоящему. Пальцы Дербицкого ласково скользнули по его лицу, погладили подбородок, лоб, стали мягко ласкать губы. - Пожалуйста, дорогой. Ну? Ради меня. - Нет. - Ну, если только одну руку? - промурлыкал Егор, целуя Глеба в висок. Тот нехотя позволил обернуть петлю вокруг запястья и привязать веревку к спинке кровати. Дербицкий снова склонился лицом к его члену, показывая свое мастерство. Глеб задышал тяжело, изогнулся. Веревка крепче затянулась на его руке. Язык Дербицкого переключился на вход в разгоряченное тело. Пальцы продолжали танцевать вокруг головки. Глеб кайфовал. Когда ощущения пропали, он недовольно открыл глаза и обнаружил в руках у Дербицкого два широких, блестящих эрекционных кольца. - Сейчас мы с тобой разгонимся, - сказал Дербицкий. Глеб закатил глаза. Следующий час показался Глебу вечностью. Он едва не охрип от стонов; ноги, задранные к груди, затекли и онемели, а тело изнутри горело. Дербицкий вбивался в него, постоянно меняя ритм. То разгонялся, то замедлялся, то отдыхал, не забывая стимулировать член Глеба рукой, чтобы не дать тому времени на передышку. Глеб ругался, пытался отвязать запястье, отпихнуть Дербицкого, но тот обхватывал его руками и ногами и держал, пока жертва не затихала - а потом сексуальный марафон продолжался. Когда Дербицкий расстегнул кольца, Глеб кончил даже без помощи рук. Затрясся в судорожных рыданиях, уткнувшись головой в подушку. Потом выругался, потребовал освободить руку и кокаина. Дербицкий исполнил. Когда музыкант вышел из ванной, Егор пил шампанское, общаясь с кем-то по телефону. Глеб угрюмо натянул на себя брюки, морщась от саднящей боли. - Сука, я тебя теперь полгода видеть не захочу, - буркнул он Дербицкому. - Да, да, жду, - сказал Дербицкий и положил трубку. Глеб пнул валяющееся под ногами кольцо и оно улетело под кровать. Глаза он толком так и не умыл, волосы сушить не стал. Его беспокоило, не придется ли после такого развлечения тащиться к врачам со всеми неприятными последствиями, включая утечку информации. В номер постучали. Дербицкий невозмутимо проследовал к выходу и распахнул дверь. На пороге, сжимая в руке телефон, неловко переминалась Олеся. - С днем рождения тееебя, - запел Дербицкий на американский манер, - С днем рождения теееебя. Проходи, твой подарочек там. Глеб замер с вытаращенными глазами, прижимая к груди рубашку. Олеся смотрела на него застенчиво, потом вопросительно, потом с ужасом. Из ее горла вырвалось тихое, жалкое “ай”. Потом поглядела ошалело на отца, который невозмутимо курил, опираясь плечом на стену. На растрепанного Глеба, который растерянно сделал пару шагов назад. - Что это значит! - тонко просипела Олеся. - Ну, ты просила тебя с ним свести. Вот он, - сказал Дербицкий. Олеся коротко взвыла, хватаясь за свою аккуратную укладку. Глеб быстро натянул рубашку. - Че-ж ты делаешь, - спросил он Дербицкого глухо. - Она меня просила, - ответил тот, наслаждаясь шуткой, - Да и тебя поди задолбала. - Ну, мудак, - пробормотал Глеб, подхватил куртку, надел ботинки и не завязав шнурки, поспешил к выходу. *** - Вадик, альбом нельзя выпускать. - Что? - переспросил Вадим. - Я тебя прошу... я очень тебя прошу. Надо отложить выпуск. Я все объясню. Когда к тебе можно заехать? Братья встретились вечером. Вадим попросил жену уехать за покупками, предчувствуя сложный разговор. - Он меня за-е-бал, - сказал Глеб, раскачивая в стакане виски со льдом, - Серьезно говорю. Вадим был готов выдать несколько злых шуток, и это было ясно написано на его лице. - Надо все сворачивать потихоньку, - продолжал Глеб, - Но сначала он должен выпустить мне альбом. А это значит ждать год-два после “Триллера”. А я его столько не вытерплю. Вадим смотрел на него все так же красноречиво и выразительно. - Вадик, я предлагаю отложить альбом. Я быстро выпущу диск, у меня материала дофига. Полгода покатаем эту тему, и все. И я его пошлю далеко и надолго. Потом уже Агату выпустим. Он от Агаты не откажется, потому что это деньги. - Деньги, значит, - сказал Вадим, - Бренд “Глеб Самойлов”, говорят, ничуть не слабее “Агаты Кристи”. Младший брат молчал, глядя в свой стакан. - Между Глебом и Агатой все выберут Агату, - сказал он наконец, - Тупо потому что в детстве бухали пиво под “Тайгу”, скупали эти кассеты в ларьках, подбирали аккорды. - Глупые людишки, - согласился Вадим. - Если бы я щас выпустил ”Опиум”, они бы и его полили грязью. - Не исключено. - Бля, Вадик, я знаю, что я Агате не конкурент. Но я же пишу все песни! Ну, очень много песен. Почему в Агате это хиты, а я сам?.. Вопрос только в раскрутке. Нет, ты офигенный аранжировщик, ты гений можно сказать, и вкус у тебя отличный, я не спорю. - Короче. - Короче. Если мой альбом выйдет рядом с Агатиным, он провалится. Поэтому я прошу тебя задержать “Триллер”. - С какой стати ты просишь меня? Иди к своему Дербицкому, договаривайся. - Да хрен с ним договоришься. Он же все поймет, не дурак. А вот если ты встанешь в позу, мол, альбом не готов и точка, ему придется смириться. Здесь ты диктуешь условия. - То есть ты будешь зашибать бабло со своим альбомом, а я ждать своей очереди? - Но ты не бедствуешь. Вадим расхохотался. - Ты охуел, - сказал он. - А ты не охуел, что зарубаешь мои песни?! - В Агате сейчас 9 из 10 - твои песни! - Вадик, бля... к чему вот это опять? Мы тыщу раз обо всем этом говорили. Я еще в школе учился и тебе это говорил. - Да, говорил. И я что, против?! Пиши, выпускай, вперед. Но ты же хочешь и на хуй сесть, и рыбку съесть. Глеб побагровел. - Блядь, зачем ты это вот так сказал? - А че ты мне тут жаловался, как он тебя дерет? Глеб вскинулся и резко, злобно запустил пустой стакан в стену. Хотел что-то сказать, но голос сорвался. Он вытер ладонью глаза, но сдержать себя не смог. Вышел в коридор, скрылся в туалете. Вадим налил себе еще виски. *** Он написал Дербицкому по почте. Сообщил, что до конца года начать запись не получится. Что ранее, чем на следующую весну рассчитывать не стоит. Переслал копию письма брату. Получил лишенное знаков препинания “спасибо”. С Дербицким пришлось выдержать битву. Вадим был тверд: нет, материалов нет. Нет, я не говорил, что почти готово. Нет, песни Глеба для Агаты не годятся. И компромисса им не найти. Для достоверности Вадим пожаловался паре недоброжелателей, что младший исписался, что он безвылазно на своей волне и его новые стихи - сплошная чернуха, порнуха да инфантильный бунт. Глеб, в свою очередь, для достоверности жаловался, что Вадик хочет видеть творчество Агаты прилизанным и конформистским, сам песен не пишет, и его, Глебовы, отвергает. Поползли слухи о творческом расколе братьев и скором конце Агаты. Когда Глеб объявил о записи сольника, слухи превратились в новости. Вопросы, которые получал младший Самойлов, были однотипными. Не распадется ли Агата? Точно ли не распадется? Зачем вообще выпускать сольный альбом? Наиболее вдумчивые спрашивали, насколько альбом будет похож на “Маленького фрица” 1990 года. Глеб пригласил в помощники друзей из “Наива”: Диму Хакимова и Валеру Аркадина. Минималистичный дарк-вейв первых альбомов его уже не устраивал; хотелось панка. Альбом был записан в фантастически короткий срок, которого Агата не знала даже в 80-е. Продюсерский центр организовал серию интервью по ТВ и радио, где Глеб с удовольствием ответил на много интересных вопросов о творчестве, которые сам заранее составил. Поклонники Агаты, кроме тех, кто слишком уж боялся распада любимой группы, приняли альбом благосклонно. Независимая музыкальная пресса заинтересовалась тоже. Эффект бомбы произвело появление Глеба с музыкантами “Наива” в передаче “Музыкальный ринг”. Соперниками Дербицкий поставил группу “Нимфетки”, герлз-бенд, который сам же успешно раскручивал. В жюри посадил друзей Глеба, в том числе его пассию Гордон. Нимфеток разорвали в клочья. Битва была настолько неравной, что даже Глеб, отстранено и иронично смотревший на всю затею, почувствовал укол совести. Передача прошла в прайм-тайм на Первом, и на утро Глеб второй раз в жизни проснулся знаменитым. Даже продажи “Маленького фрица”, ловко пропиаренного в передаче, сделали скачок. Все, как известно, в мире повторяется - порой как фарс. *** После случая с Олесей Глеб некоторое время избегал Дербицкого. Потом - ссылался на проблемы со здоровьем и отказывался от секса. Симптомы он вычитал в интернете, пока отходил от инцидента и залечивал ссадины. На самом деле его самой большой проблемой оказалась несильно вывихнутая рука, за которую он был привязан. Но Глеб не упустил шанса напасть на Дербицкого с обвинениями и избавиться от не слишком желанной близости. Олесю отец отправил в Лондон, и больше о ней, к огромному счастью, Глеб не слышал. Раскрутка альбома была в разгаре. Поклонники и пресса разделились на два непримиримых лагеря. Одни пели Глебу дифирамбы, называя массу разнообразнейших и нелогичных причин для восторга. Другие отчаянно ругались, заявляя, что хуже музыки никогда в жизни не слышали и по сравнению с Агатой сольник Самойлова - предел человеческого падения. Вадим прослушал диск лишь однажды. Он произвел на него смешанное впечатление. В какой-то момент казалось, что он слушает альбом “Агаты Кристи” из параллельной реальности. Потом стало стыдно за звук. Родилась сотня идей, как сырые заготовки можно превратить в многомерные, сложные композиции. Тексты: было проще признать, что он их не понимает. “И ради этого он рвался из Агаты? Ради этого спал с Дербицким? Ссорился со мной? Этого ли ему не хватало в жизни, чтобы быть счастливее и перестать пить как проклятый?”. Ответа Вадим не находил. Дербицкий, тем временем, без предупреждения отменил участие “Агаты” в фестивале “Рок против наркотиков”, чтобы отправить туда Глеба с его импровизированной группой. Проект Самойлова был на пике популярности, но он вряд ли подходил на роль хедлайнера фестиваля такого масштаба. Вадим пытался спорить, но Дербицкий стоял на своем. Пресса, тем временем, раскопала инфо, что изначально на выступление должна была ехать “Агата Кристи” в полном составе. Поклонники стали роптать. Многие из них действительно хотели на концерте послушать “Тайгу” и не желали понимать сарказма Глеба в духе “сто вагин, а я один”. И даже обещание, что Самойлов исполнит старые хиты, зрителей не вдохновляло. - Вадик полностью потерял интерес к группе, - оправдывался Глеб в интервью за три дня до фестиваля. Голос его звучал нечетко, припухшие глаза закрывались несмотря на все усилия смотреть в камеру. - У него другие занятия, он ведет общественную деятельность, он помогает молодым командам... Агата для него на втором, третьем месте. Но я по-прежнему хочу заниматься музыкой. - Гнида, - сказал Вадим, когда до него долетели эти слова. Фестиваль в Ростове-на-Дону собрал огромное число людей. Кроме любителей музыки с юга России фанаты не поленились приехать из Москвы и даже Петербурга. Фестиваль прошел успешно, если не считать того, что хедлайнер на сцену так и не вышел. Глеб напился осмысленно и с ясным намерением сорвать шоу. Дербицкий ударил его так, что тот рухнул на стойку с прожекторами, ломая крепления и разбивая стекло. Продюсера схватили за руки, но он не пытался бить снова. Лишь плюнул на пол и вышел вон. Глеба подняли, убедились, что его не поранило стеклом, заставили умыться и усадили в такси до гостиницы. *** Вадим тоже хотел напиться - так, как не пил уже лет 5, запоем на несколько дней, до потери сознания. Вместо этого он открыл туристический сайт, просидел на нем час. Заказал путешествие на Бали для семейного отдыха, оплатил первый взнос. Выдохнул, откинулся на спинку кресла. Потом резко встал, вышел на кухню, достал коньяк, шоколад, лимон. Вечером Юля обнаружила его на диване в окружении трех пустых бутылок. Вадим пил неделю, в том числе и в самолете, который унес их с женой в страну вечного лета, приветливых индонезийцев и теплого океана. Сорванное выступление в эфире “Нашего радио”, запланированное на этот день, его не волновало. Звонки от Глеба, Дербицкого и Козырева он с наслаждением сбрасывал. Без него разберутся. Программа в эфир так и не вышла, хотя была записана. Глеб спел несколько песен группы, но поддержать беседу с ведущим и ответить на нужные вопросы даже не попытался. *** - Я знал, что ты меня кинешь, но не думал, что так скоро, - сказал Егор. - Отъебись, - лениво буркнул Глеб, сидя в кресле гостиничного номера. - Ты думаешь, что контракт тебя защищает и можно творить что угодно? Тут же не в деньгах дело. Я-то своего не упущу, сочтемся еще с Агатой. А тебе теперь на крупные фесты вход закрыт. И не потому, что я буду мешать. А просто не позовут. Глеб повторил свое пожелание. Дербицкий, даже не думая о том, чтобы отстать, уселся на подлокотник его кресла и положил руку на плечо Самойлова. Глеб раздраженно скинул ее. Дербицкий положил обе руки. Глеб заскрипел зубами и выбрался из кресла. - Заканчивай вот это вот, - злобно сказал он, - Не лезь ко мне больше, поигрались и хватит. - Кому хватит? Мне не хватит. Очень даже не хватает тебя, - сказал продюсер, поднимаясь и делая попытку обнять Самойлова. - Ну, хорош ломаться. Сам же скучал. Рука Дербицкого опустилась ниже и накрыла молнию джинсов Глеба. Пальцы мягко сжимались и разжимались, как лапа кота, массируя тело сквозь одежду. - По чему я скучал, по тебе, старому пердуну? - Глеб для вида дернулся, но не слишком сильно, - Ты сука чего только со мной не делал, а сам не даешься. Позорно опущенным быть, да? - Мне да, - ответил Дербицкий, - Тебе нет. Начнем с того, что быть внизу меня не возбуждает. А вот сопротивление - весьма. Так что продолжай. - Да пошел ты, - Глеб снова помрачнел и вырвался, - Руки убрал, а то... - А то что? Глеб вздохнул и резко выбросил кулак вперед. Дербицкий перехватил его и заглянул музыканту в глаза: - Побить тебя я могу, если просишь, но сегодня лучше не по лицу. После короткой борьбы Глеб оказался на полу, прижатый весом Егора. - Ну, давай сука, насилуй, - прошипел Глеб, бессильно царапая ногтями ковер. - Слышу просьбу, - ответил Дербицкий. Он кое-как расстегнул одной рукой пряжку ремня Глеба. Пришлось все же ударить по уху - посильнее, чтобы частично оглушить. Пока Глеб ловил искры перед глазами, Дербицкий быстрым движением спустил с обоих брюки и, пренебрегая презервативами и смазкой, начал входить. Глеб завыл. В его голосе больше не было кокетства, только попытка сдержаться и не привлечь внимание посторонних. - Тварь, ну не надо по сухому, - простонал он наконец - так жалобно, что даже Дербицкий остановился. К тому же, попытки преодолеть сопротивление ему самому доставляли боль. Он щедро плюнул на руку, размазал слюну по своему члену, а затем - между ягодиц Глеба. Тот воспользовался передышкой, чтобы вывернуться и ударить Дербицкого коленом в промежность. Затем довольно ловко вскочил на ноги, натянул брюки и нанес мощный удар ботинком прямо в нос бизнесмена. На ковер брызнула кровь. Глаза Дербицкого помутнели от ярости, лицо исказилось. Он в два шага настиг Глеба, рванувшего было к выходу, схватил его за волосы и с размаху приложил о деревянную дверь. Затем швырнул к стене и ударил бритой головой в лицо, обдавая его своей кровью и разбивая нос. Глеб, наполовину оглушенный, сполз вниз. - Ты меня, мразь, достал в конец, - заревел Дербицкий в ухо Глебу, - Вечно пьяная тварь с претензиями! Нянчиться с тобой, как с охуевшим ребенком! Который постоянно всем гадит, причем гадит намеренно и бессмысленно! Творческая, понимаешь, личность! Он снова схватил Глеба за волосы на затылке, не давая упасть, а потом с силой швырнул на пол. Падая, Самойлов еще пытался инстинктивно выставить вперед руки, хотя после удара сознание на несколько секунд отключилось, и он едва чувствовал собственное тело. Дербицкий же, вытерев лицо и высморкав кровь в гостиничную простыню, подхватил с ночного столика одноразовую упаковку крема, сбросил одежду и навалился на Глеба. Тот уже не сопротивлялся. Некоторое время он сипел, задыхаясь в собственном крике, потом безвольно обмяк. Дербицкий от злости и крови, заложившей нос и горло, даже не смог кончить. Встав, он брезгливо пнул Глеба и отправился в ванную. Самойлова стало рвать. - Тупая, капризная дрянь, - бормотал Дербицкий, натягивая на Глеба белье и брюки, перед тем как вызывать подмогу, - Ничего, будешь знать, как срывать концерты. *** О том, что брат лежит в больнице с сотрясением мозга, Вадим узнал от Алексея. Тот не стал сообщить по телефону подробностей. “Подрался. С кем, с кем. Сам знаешь с кем”. Сутки Вадим пытался бороться с собой. Жена давать советы категорически отказалась. Вадим обратился за помощью к бутылке. Индонезийский ром оказался намного хуже, чем Вадим надеялся, и тоже предал его, оставив пустоту в желудке и ужасную головную боль. Вадим валялся под кондиционером, в который раз набирая безответный номер брата, пока Юля с ноутбуком на коленках оформляла билеты в Москву. Еще через сутки, осатаневший от отравления, недосыпания и жестких кресел в самолете, Вадим подъехал в дверям госпиталя. Глеб мрачно окинул его взглядом, даже не здороваясь. Выглядел он отвратительно: измученный, с чернеющими синяками на лице и ватным пластырем на пол-носа. - Тебя избили? - Я тоже бил - прохрипел Глеб. - Суд? - Ну нахуй. - Подкараулить в подворотне? - Это можно. Помолчали. - Расскажи, что было. - Обойдешься. Иди лучше, я спать хочу. - Поеду к нему. - Чисто физически, - хрипло засмеялся Глеб, - Ты его не одолеешь. А языком молоть это не по-мужски, уж извини. Так что забей. - А что по-мужски?! - взорвался Вадим, - Че, у вас с ним было по-мужски?! Жопа-то не болит?! - Болит, - сказал Глеб равнодушно. Вадим страдальчески скривился. Сел на край кровати, обхватил руками голову. - В суд не подашь - будет огласка. Так разобраться - вообще беспредел пойдет. Зачем ты в такое влип, ну зачем?! - Опять ты суетишься, - простонал Глеб, отодвигаясь подальше, - Хватит меня защищать уже. Старший брат! Че ты паришься сильнее меня? Мне на все это вообще насрать. Не вижу я в этом всем такого ужасного, что ты видишь. Хватит мне мозги полоскать. - Отлично! - Вадим хлопнул ладонями по коленям, - Отлично, и что правда я? Охреневший от вседозволенности ублюдок заставляет моего брата спать с ним, а потом отправляет на больничную койку с сотрясением. Что в этом такого?! - Никто меня не заставлял! - закричал Глеб, - Что я, по твоему, совсем чмо безответное?! - Ты гетеросексуален! И всегда был! - Ты-то почем знаешь?! Психолог хренов. - Ты гетеро. Но у тебя границы дозволенного размыты, и с годами все больше. Сначала одно нарушение табу, потом другое, а потом ты вообще берега потерял. Все, нет никакого понятия о норме. И ты сам себя расшатал, намеренно, заходя все дальше и дальше. Пытаешься найти какие-то там новые горизонты бытия, восприятия. И да, я верю, что ты нифига не понимаешь - что такого, трахаться ради выгоды и каких-то ништяков. Верю даже, что тебе это нравится, потому что тебе чем извращеннее, тем интереснее. Ты своей жаждой нового и изощренного уже все нормальное, светлое, в себе убил. Уже нормальное не вставляет, а только больное. И что дальше? Ты херишь даже то, что получил такой ценой, сольник свой разнесчастный, выступления срываешь, меня поливаешь дерьмом! Тебе уже в буквальном смысле по башке настучали, а ты все еще не понимаешь, насколько ты в заднице и ничего делать с этим не хочешь. Глеб даже не огрызнулся, лишь смотрел волком в одну точку, не переводя взгляд на брата. Вадим встал. - Есть, что сказать? - Проваливай уже, - ответил Глеб, сворачиваясь в клубок и закрываясь с головой одеялом. Вадим вышел. Глеб потянулся к телефону, набрал смс матери. “Прости, что долго не писал. Дела нормально, новостей нет...” *** После больницы Глеб две недели провел, совершенно отгородившись от мира. Вадим несколько раз дергал его, призывая решить, что и как делать им дальше с контрактом. Но Глеб отказывался от любых разговоров о работе, ссылаясь на покой, который ему необходим для выздоровления. Очередные упреки брата, который вынужден решать все за двоих, он пропустил мимо ушей, как привык. Катя на время переехала к нему, чтобы помогать в быту и следить за здоровьем. Половину ее чемодана занимало роскошное нижнее белье самых соблазнительных фасонов. Однако поводов надеть его почти не представилось. Самойлову был запрещен и секс, и алкоголь. Чтобы хоть как-то смириться с этим, он стал принимать максимальные дозы снотворного. Спать он любил. В промежутках между снами ему было все равно, что надето на женщине, сидящей рядом на кровати с геймпадом Xbox, и это весьма ощутимо задевало Катю. Один раз он не устоял - выбрался, несмотря на сопротивление девушки, в ближайший магазин. Но от 50 граммов спиртного ему стало плохо - а после ста грамм начались судороги. Они продолжались всего одну или две минуты - скорая отказалась ехать на вызов; но напугали и Глеба, и его подругу. Самойлов попросил вылить остатки водки в унитаз, не чувствуя в себе сил сделать это сам. И телу, и душе было так плохо, что мысль допить бутылку и умереть от инсульта не казалась ему чем-то ужасным. Почему бы и не такой выход? Телефонный звонок застал Глеба в редком состоянии - бодрствовании. - Ну что ж, поздравь меня с новой работой, - сказал Вадим. - Чего? - не понял Самойлов-младший. - Я теперь работаю на Дербицкого. Трубка в ответ молчала. Вадим засмеялся. - Серьезно, по трудовой книжке. Глеб протянул “Эээ”. - Как представитель продюсерского центра я сам, лично продюсирую Агату Кристи в рамках контракта, заключенного с фирмой. Участие Дербицкого в работе минимизируется. Можешь называть меня босс. - Как ты это сделал? - Правильный подход. Правильные посредники. В частности, Алла замолвила слово. В общем, искали выход и нашли. Так, чтобы ничей бизнес не пострадал. Но личное взаимодействие исключить. - Офигеть. И ты вот так с ним переговоры вел, как ни в чем не бывало? - А что делать. - Ну ты лицемер. Вадим возмущенно выдохнул. - Он за тебя сильно и не цеплялся. Похоже, ты его слегка разочаровал, - сказал он с долей сарказма. - И кстати, проект Глеб Самойлов решили сворачивать. Я им сказал, что ты согласишься. Ну, сам понимаешь, контракт Егор тебе сделал слишком жирный и просто так не подарит. - Ты им сказал... - протянул Глеб. - Я тебя поздравляю. Стартанул ты успешно, все затраты окупил и даже денег заработал. - Уже все потратил. - Вот как?.. - Да. Я на три месяца ложусь в наркоклинику. Ну и... вот, собственно, и все деньги. - Глеб, я... - Вадим подбирал слова, чтобы выразить брату одобрение и вместе с тем не спугнуть слишком сильным восторгом. - Не радуйся, - уныло сказал тот, - Я не верю, что оно мне поможет. Но хоть год-другой пожить трезвым и вообще. Пожить подольше. - Что за клиника? Когда ложишься? Глеб нехотя отвечал. Клинику ему рекомендовало сразу несколько человек, уверяя, что лечение стоит своих денег. Ляжет, когда после сотрясения пройдет месяц и его организм будет готов принимать новые таблетки. - Ну что ж. Тогда удачи тебе, брат. Когда выйдешь - засядем в студию с Агатой. - Засядем, - вздохнув, согласился Глеб и положил трубку. ___ the end