Всегда

Ягоды шиповника над замёрзшим прудом горели алым. "Как волосы Доры", — подумала Андромеда и ускорила шаг. Сквозь подошвы холод доходил до ступней, но использовать магию, чтобы согреться, она не осмеливалась. Эта зима с её серым небом и гололедицей была хуже прошлой. Тогда был страх, и он был подобен грохочущей лавине. Теперь — одиночество, и оно было подобно заунывному ветру в вентиляционной шахте. Тогда была радость — радость приносили вести о выживших друзьях, радостью наполняла сердце мысль о маленьком Тедди, которого удалось спрятать в надёжном месте. Теперь радость увяла, а сомнения терзали всё настойчивей. Правильно ли она поступила? Нужно было оставить внука рядом с собой! Или нет? "Сэмми, не беги! Не свались, Сэмми!" Один Бог ведает, каких усилий стоило Андромеде не присесть на корточки, не протянуть руки, чтобы подхватить разогнавшегося на скользкой дорожке малыша — чужого. Она посторонилась, пропуская мать, и всё же не выдержала — обернулась, провожая обоих пристальным, призывным взглядом. Тогда спрятать Тедди казалось правильным: никто не станет слишком утруждаться, разыскивая старуху, а вот младенец... Мальчик, рождённый от возмутительного союза, и при этом отмеченный печатью гения едва ли не с первого вздоха... Его в самом деле искали. Андромеда прикусила нижнюю губу, сдерживая неуместную улыбку. Беллатриса искала, разумеется, чтобы убить. Сестра вынюхивала и стелилась по земле, и очень старательно разевала пасть, но зубы щёлкнули впустую. Андромеда напоминала себе, что они больше не дети и не в игрушки играют, но всё-таки не могла унять чувство гордости за превосходство своего интеллекта и магии над интеллектом и магией старшей сестры. Они соперничали всегда и во всём. Не могли поделить внимание родителей и учителей, кукол и украшения, подруг и женихов. Родители всегда старались, чтобы сёстры получали поровну. Андромеда не хотела поровну. Андромеда считала, что первородства достойна именно она. Но, родившись второй, второй она и оставалась. Может быть, именно этот безнадёжный бег наперегонки подтолкнул её к "неправильному" замужеству. Нет, Андромеда ни разу не пожалела, что выбрала Теда, она любила и была любима, но решилась бы она так поступить, если бы не была ужалена завистью? Однажды обе сестры, Нарциссы тогда не было на свете, получили в подарок по волшебному семечку. Росточек проклюнулся быстро, но вскоре начал чахнуть... Андромеда честно поливала его, на большее не хватало ни фантазии, ни терпения. Капризное растение выводило её из себя. Тем временем в комнате Беллатрисы серебристый, словно сотканный из усыпанной росой паутины, плющ, заполнил собой весь подоконник, так что Белла даже распорядилась убрать занавеску. Она прямо раздувалась от гордости! "Меда, ты как будто среди магглов росла! — заметила она, брезгливо потрогав мокрую землю горшка. — Ему не вода нужна была, а твоя магия. Неужели ты такая слабая волшебница?". Андромеда вытолкала сестру из комнаты. Наутро плющ Беллатрисы был весь словно изъеден плесенью. Занавески пришлось вернуть на место. Андромеда была сильной волшебницей. Она вообще была сильной. Когда ей сообщили, что Дора погибла, она не плакала. И почти не удивилась, когда узнала имя убийцы: Беллатриса. Бездетная, несчастливая в браке сестра отняла у неё единственное дитя. Но маленького Тедди ей не удалось отнять. Кутаясь в меховой воротник, Андромеда с удовлетворением думала о том, что последнее слово пока ещё оставалось за ней. Тедди — единственный выживший маленький Блэк, наследник рода. Если бы кто-то вздумал возразить, Андромеда искренне удивилась бы. Ремус Люпин — хороший, добрый человек, достойный уважения, но кто такие Люпины? И, при всей любви к покойному мужу, кто такие Тонксы? Где живёт их родня? Где лежат их предки? Бедный Лайелл: пережить жену и сына, не иметь возможности видеть, как растёт внук... По-человечески Андромеда ему сострадала, однако это не помешало ей оборвать все связи, бросить старика погибать в одиночестве. Когда-то Лайелл Люпин имел неосторожность наступить на хвост вожаку оборотней, а Сивый помнит всех, с кем у него счёты, и не отступится. Это мания. В глазах Андромеды Лайелл был обречён, и от обречённого лучше держаться подальше. В других обстоятельствах горе могло бы сблизить их... Что ж, когда-нибудь Эдвард Блэк узнает, что отец его отца был прекрасным человеком. Андромеда надеялась рассказать ему обо всём сама, когда он станет достаточно взрослым, чтобы понять правильно. Повалил густой липкий снег. Разом зажглись фонари вдоль дорожек. Андромеда вышла из парка и, пройдя немного вниз по улице, остановилась на светофоре. Сперва она не на шутку разволновалась из-за писем, которые принёс Снейп. Перо и книга, вот, значит, как... Через десять лет бездушный неподкупный артефакт выведет идеальным почерком: "Эдвард Люпин". Первым желанием Андромеды было броситься к Артуру Уизли, но она сдержалась. Во-первых, ей пришлось бы раскрыть, откуда она узнала про перо. Во-вторых, пусть Уизли продолжают считать Тедди без вести пропавшим. За десять лет она сама найдёт способ обмануть магию пера и книги. Или же за десять лет изменится что-то ещё. Может ли Тёмный Лорд не удержать власть? Кто придёт следующим? И, кстати, останется ли Снейп директором Хогвартса? До сих пор он демонстрировал живучесть не в пример другим. Было вовсе не очевидно, в чём выгода Снейпа от передачи Ордену сведений о магглорождённых подростках. Никого ещё не арестовали, значит — выгода была. Андромеда встряхнула головой, разгоняя роящиеся предположения, пугающие, неприглядные и... совершенно фантастические. Он просто пристроил брошенных на произвол судьбы детей в хорошие руки — почему бы не остановиться, наконец, на этом? Когда ищут чью-либо выгоду, чаще всего обращаются к сфере реального, а как насчёт психологии? За долгие годы двойная игра стала стихией Снейпа, его живительной амброзией. Ему понравилось думать, что он сам себе хозяин, и понравилось рисковать. Такой была Дора. Такой была она сама в молодости. Таким был Сириус Блэк. Любопытно, как одни и те же черты вызывают восхищение в наследнике Блэков — и отталкивают в безродном полукровке. Риус был самым обаятельным человеком, которого она когда-либо знала. О если бы Эдвард вырос похожим на него! О если бы можно было его вернуть! Андромеда помотала головой, отгоняя наваждение. Для Снейпа это — очередная нереальная задача, чтобы занять ум. Он не понимает главного: если суметь вернуть, то кто вернётся? и когда он призовёт нас к ответу, как мы сумеем оправдаться? Она кинула быстрый взгляд по сторонам и вошла в парадную, ведущую через холл во внутренний дворик, устланный свежим, скрывшим все дневные следы снегом. Нескольких минут хватило, чтобы её следы тоже исчезли. Нескольких минут хватило ей, чтобы подняться в маленькую квартирку наверху и зажечь свет. Тогда от фонарного столба через улицу отделилась человеческая фигура и быстро растворилась в метели. - - - — ...совершенно новый мировой порядок, — услышал Драко. И замер, отчего-то не желая обнаружить себя. — Хочешь знать, почему это меня пугает, Люциус? Голос принадлежал Августу Руквуду, и Драко сразу вспомнил недавнюю встречу в кабинете отца. Тот визит явно пришёлся отцу не по душе. То ли Драко умел различать оттенки его эмоций, то ли Люциус не считал нужным надевать маску перед сыном — и на том спасибо. Драко предпочёл бы знать о делах отца, а не о перепадах настроения. Юноша сделал несколько неслышных шагов вперёд и замер, почти касаясь бархатной портьеры. — Нет, Август. — Кресло скрипнуло: должно быть, Люциус откинулся назад. — Чтобы ты знал: меня такие вещи давно не пугают. — Я всё же попробую. — Снова скрип: Руквуд, видимо, подался вперёд и заговорил быстро, словно боясь передумать. — Есть законы, которые нельзя преступать, вернее, можно, но цена... Нет, выслушай. Запретные заклятия — почему так названы? Почему, как ты думаешь, за них испокон полагался Азкабан? Я интересовался старыми прецедентами. Это потом идиоты стали отправлять туда всех подряд. Наши предки Азкабаном пытались откупиться, отделить преступника от себя. Есть деяния, цена за которые так велика, что её не может заплатить кто-то один, должниками становятся все. Все волшебники. Всё человечество. — Кто бы говорил, — Люциус, кажется, усмехнулся. — А вот и не подловил! — Руквуд горячился, он хлопнул ладонью по столу. — Большая сила позволяет платить большие, скажем, откаты. Вспомни Питера Петтигрю в последние дни. Вспомнил? Вот как выглядит человек, которому нечем отдать долги. Ты силён, Малфой, но вспомни ещё кое-что... — Он понизил голос до шёпота, так что Драко еле разобрал: — ...как тебя лишили поддержки. Повисло молчание. Драко сглотнул, догадываясь, к чему клонится разговор. — Ты хочешь сказать, — медленно проговорил Люциус, подтверждая неприятную догадку, — что он платил за нас? Интересная теория. — Не теория, — отрезал Руквуд. — И не только он за нас. Мы ведь тоже. И сейчас. И будет только хуже. — Теория, — отчеканил Люциус. — Может, даже попытка заглушить свою совесть, а, Август? Лично я пока в силах нести груз своих злодеяний. Что же натворил ты? — Он нас погубит! — почти взвыл Руквуд. И снова перешёл на быстрый хриплый говорок. — Как только доберётся до вверенных мне архивов, или даже раньше, как только те до него доберутся. Сейчас они ещё выжидают, присматриваются. От их осторожности зависит, сколько у нас времени, потому что им есть, что предложить. Новое тело, Люциус. Новое, совершенное тело. Он помешан на этой идее, противной мирозданию. Изнасиловав магию, он получил лишь то убожество, которое имеет сейчас, и каждый из нас заплатил за это. Он прервался, чтобы отдышаться. — У меня сын, Август, — спокойно заметил Люциус. — Побойся Бога, не втягивай меня. — Ты мне не веришь, — глухо проговорил Руквуд. Кресло заскрипело. Забулькала вода, переливаясь из графина в стакан. — Я тебе верю, — странным изменившимся голосом ответил Люциус. — Но это всё, что я могу для тебя сделать. Руквуд ушёл через камин, а отец ещё некоторое время мерил шагами комнату. Драко слышал, как стучала его трость, и не смел двинуться с места. Только что он осознал, что является слабым местом Люциуса. Угрожая сыну, можно держать отца на поводке. Как мерзко. Что ответил бы отец Руквуду, если бы страх не застил ему глаза? Драко стоял неподвижно, но мысли его кружились словно в пляске святого Вита. Когда за Люциусом, наконец, закрылась дверь, Драко в изнеможении опустился на пол. Доски протяжно заскрипели. Странно, раньше он не замечал всех этих звуков. Но старые особняки волшебников полны сюрпризов. - - - — Я нашла её, — коротко сообщила Гвендолин. — Вот адрес. Драко протянул руку за бумажкой, но Кармайкл вдруг накрыла её ладонью. — Постой, — сказала она. — Этой женщине я не враг. Она старуха, Малфой, оставь её доживать. — Это Андромеда-то? Старуха? — Драко едва не уронил стаканчик с какао. — Успокойся и отдай адрес. Я не собираюсь ей вредить. Впрочем... — он медленно сделал глоток, горячая сладкая жидкость приятно заполнила горло. И внезапно он накрыл руку женщины своей. — Гвендолин, сделай для меня ещё кое-что. — Уговора не было, — заметила она. И попыталась вытащить руку, но Драко сжал пальцы, удерживая её. — Это будет совсем легко, — заверил он. — Ты не раз такое делала. Мне нужно, чтобы ты убила человека.