Всегда

Её ноги мелко подрагивали, когда она переступила порог. Молодой слуга попятился под её взглядом. Слишком молодой. Слишком наглый. Всем своим видом, необъяснимо цветущим для человека, который всё время проводит рядом с Тёмным Лордом, он так и напрашивался на пощёчину. Она миновала полосу света, падающего от плохо зашторенного окна, и, почтительно склонившись, приблизилась к трону, вернее, к массивному креслу, тонувшему в полумраке кабинета. Фигура повелителя смотрелась вялой, как будто на большую куклу-тильду напялили балахон. Могли ли эти слабые пальцы, словно покрытые плесенью, удержать железную узду власти? Да, могли. И от этого осознания ей делалось дурно. — Белла... — позвал он мягко. — Девочка моя. — Приказывайте, повелитель. Всей её твёрдости хватило на одну короткую фразу. Ещё хотя бы слово, и её голос сорвался бы, выдавая чувства, которых она прежде не знала в себе, которые ей не пристали. Изъеденный гнилью и паразитами древний гриб в центре огромной грибницы, раскинувшейся под землёй на многие километры — такой была его власть. Уродливой и непобедимой. — Твоя преданность, Белла... — продолжил он напевно, — твоя преданность не знает границ. По моему приказу ты равно готова на подвиг и на преступление... Ты сделаешь для меня что угодно? Принесёшь любые жертвы? Ты умрёшь за меня, Белла? Он говорил без пауз, даже в мыслях она не успевала отвечать ему. Он знал ответы. Думал, что знает, а она с возрастающим ужасом ощущала, как все эти недоношенные ответы сливаются в один мысленный сдавленный крик... — Но сегодня у меня нет для тебя никакого приказа, — он странным змеиным движением подался вперёд и кончиками пальцев коснулся её щеки. — Ты одинока, моя красивая, моя храбрая девочка. Мне хочется тебя утешить. — Я счастлива тем, что вижу вас, — как же она ненавидела эти жалкие нотки в своём голосе. — Каждое ваше слово — это честь для меня. — Честь... — он невесело усмехнулся. Его пальцы скользнули вниз, к наглухо застёгнутому вороту её платья. — Лучше скажи — страсть. Лучше скажи — самое заветное желание. Твои желания всегда были такими яркими, Белла, дай мне увидеть их. Её руки метнулись вверх, прикрывая горло, смыкаясь на нём так, словно она душила себя. — Воды... — попросила она сипло. Он взял волшебную палочку и манерно взмахнул ею. Сверкая, струя воды сорвалась вниз. Её платье сразу промокло, многослойная ткань неприятной тяжестью легла на грудь. — Пей, — проговорил Тёмный Лорд, поднося палочку к губам Беллатрисы, и она судорожно глотнула, потом снова и снова, задыхаясь от слишком мощного потока. — Ещё. Пей досыта. Ещё. Да, вот так. Она отклонилась, с присвистом вдыхая, наконец, воздух. — Твоё платье промокло. Она не стала дожидаться, когда он скажет словами то, что слышалось в его тоне, и, отвернувшись, начала расстёгивать пуговички, одну за другой. Если он станет каждое действие предварять требованием, это будет невыносимо. От воды петли съёжились, и пуговицы застревали. Белла с раздражением рванула лиф, но добротная ткань не поддалась. Почему теперь? Почему она? — Выйди на свет и повернись ко мне лицом, — услышала она за своей спиной. И замерла. Потом сделала шаг к полоске бледного света от окна, за которым дотлевал пасмурный, душный день. Снова замерла, борясь с собой, и уже решительно ступила на освещённый участок, стараясь не думать о том, что в полурасстёгнутом платье и в этом освещении она выглядит неопрятной старухой. Тот, кто делает это с ней, выглядит ещё хуже, хуже некуда... но ему всё можно. Когда-то мысль о том, что ему всё можно, вызывала трепет. Сейчас она с трудом могла вспомнить, как это было. Столько лет она училась думать о нём, как думает моряк о недоступных глубинах Марианской впадины. Потом — как о мёртвом. И после — так, как может думать бойцовая собака о хозяине. Что если бы хозяин захотел сделать подобную вещь с собакой? Губы Беллатрисы сами собой разомкнулись, с них сорвался неприятный смешок. — Ты всегда тянулась ко мне, — томно произнёс Лорд, откидываясь в кресле, подманивая её рукой, — что теперь? Боишься видеть моё лицо? — Боюсь, — согласилась она бесцветно. — Тогда не смотри на лицо. - - - Юноша-прислужник тут же возник рядом, стоило ей выйти из кабинета. — Леди Лестрейндж... Он не успел разогнуть скруглённую поклоном спину. Беллатриса сняла с пояса палочку и произнесла по слогам, нарочито артикулируя: "Crucio". О, как хотела бы она выжечь, вытравить из него эту ненавистную молодость, смазливость, самоуверенность, его влюблённый взгляд, его упоение близостью к особе Лорда... "Ты жалкий глупец, — прошипела она, склоняясь к побелевшему, искажённому от сдерживаемого крика лицу. — Ничтожество. Сахарный мальчик". Он сморгнул выступившие на глазах слёзы. "Плачь, сопляк, — Беллатриса покачнулась и привалилась спиной к колонне, отводя палочку. — Давай же, плачь! Плачь, пока тебе можно..." Только на пороге собственной спальни Белла почувствовала, как сведены напряжением её скулы, как болят колени и кружится, кружится, кружится голова. — Антонин придёт... может быть. Ты тогда не пускай его ко мне, — распорядилась она, когда Никель принёс ей горячее вино и воду для вечернего умывания. — Как хочешь, а не пускай.