Ваниль и горький шоколад

      Все люди, так или иначе, испытывают потребность. Потребность в ком-то или чаще в чем-то.       Когда утром я открываю глаза, я ощущаю потребность во сне, и от этого нестерпимо рвет сознание раздражающий будильник. Когда я ощущаю потребность во сне, инстинктивно ощущаю ее и в кофе. Так строится чья-то жизнь, так, вроде, всегда строилась и моя собственная. Череда потребностей и взаимосвязанных с ними инстинктов.       Сейчас же я сам не понял, как случалось так, что моей потребностью стал всего один человек. Казалось, вот он я. Жил себе двадцать лет, никого не трогал, ну, почти, не выделялся из толпы. Ну… ладно, и трогал, и выделялся. Но я не просил становиться моей потребностью человека.       Меня это бесит!       Влез в мою жизнь, стал ее неотъемлемой частью. Я влюбился в него до дрожи в коленях, я всю свою жизнь перевернул ради него.       Я даже поселился в его маленькой, съемной комнатушке. Первую неделю было особенно тяжело: неудобная, жесткая полуторка, одно протертое до выпирающих пружин кресло, закрытое непонятным доисторическим покрывалом. Маленькая кухонька с допотопной мебелью, местами потрескавшийся потолок, на котором находился старый линолеум серого цвета и содранные местами обои на стенах. Зеркало и маленький шкаф с прикроватной тумбой. Даже телевизора нет. Но я притащил сюда ноут, планшет и сумку с вещами, которую просто запихнул под кровать. В шкафу для моих вещей места не нашлось.       Этой коморке хороший ремонт не повредил бы, хотя нет, проще снести и построить заново.       Большое окно, одно, напротив кровати. Мое любимое. Особенно в те темные ночи, когда Мики, сгребая меня в охапку после жаркого секса и уткнувшись в макушку носом, засыпает. Особенно в этот момент. Я смотрю в окно, и пусть за ним лишь темное небо и грузные ночные облака, я все равно наслаждаюсь этим видом. Таким странным и призрачным моментом счастья. Моего счастья.       И это я? Тот, кто привык к роскоши, огромной кровати с мягким матрасом, мебели ручной работы и вкусным завтраком от лучших поваров? Я?       Сам не верил, но возвращаться в эту роскошь и не думал. Маленькая коморка стала моим домом, нет, им стал Мики.       Я просто ворвался в его маленький мир, как и он в мой. Только его оказалось на дохрена квадратов меньше. И остался в нем… жить.       Да что уж там. Я на автобусе в универ езжу вот уже вторую неделю. А все потому, что однажды увидел, как на Мики, такого одинокого и соблазнительного, какая-то перемалеванная особа облизывается. Меня эта сучка вывела из себя. Когда подошла к нему, чтобы невзначай задеть локтем, а потом, извинившись, так же невзначай проворковать свое имя. Думал, вцеплюсь в ее длиннющие волосы и хорошенько потаскаю по автобусу. Сдержался из последних сил, но сдержался, скрепя зубами и выжигая дыру на смазливом личике.       Моя жизнь изменилась, она поехала по наклонной и хлещет меня реальностью по щекам. Я богат, мой дом - огромный особняк. Сестра живет за границей, а в компании отца половина акций принадлежит мне. И имея все это, из-за тебя я живу черт знает где и езжу на автобусе.       Но я об этом даже не задумывался до этого момента. До того самого, пока не застал Мики, эту скотину невменяемую, сосущегося с какой-то сучкой! А нет, знаю я прекрасно, кто она. Помощник тренера. Мики мне о ней все уши прожужжал, какая она трудолюбивая и заботливая. Даже в пример пару раз пытался поставить, пока я не закатил ему скандал с последующим бурным примирением.       А вот теперь он стоит в раздевалке и целуется с ней. Какого хрена девушке понадобилось в мужской раздевалке - мне не интересно, интересно другое: - Ты совсем охренела, сволочь? – не узнал свой голос я. Мне кажется, и не я говорил даже, все как во сне, будто не со мной.       Девушка тут же отпрянула от Мики, как от кипятка, мгновенно и с испугом. А вот он сам стоит на месте, серьезный и сосредоточенный. Что, не знаешь, кому первому я вцеплюсь в волосы: тебе или ей? Хочу облегчить тебе задачу и самому себе заодно: - Иди к черту! Ясно? Мерзкая скотина, еще раз подойдешь ко мне - убью, - зашипел я. – Хотя нет, что это я? Пойду тоже пососусь с кем-нибудь.       Бросив злобный взгляд на испуганную девушку, развернулся и, хлопнув дверью, зашагал вперед.       Каждый шаг отдается болью, не физической, а моральной. И не просто болью, а с примесью мерзкой, липкой ревности. Я чувствую ее, как она невидимыми нитями окутывает мое сознание, заставляя всплывать на поверхность все самые гадкие моменты моей жизни и собираться их в тугой ком в районе глотки. Так противно и не привычно больно.       Сколько у них это длится? Она одна у него? Может, этого и хотел Мики? Развести богатенького мальчика на… что? Деньги? Да Мики о них и не заикался даже, не вспоминал, не просил. На секс? Бред, секс и с этой шлюхой перепал бы, если они уже не переспали. Они переспали?       С этими мыслями в голове, от которых я практически задыхался и которые своей противоречивостью сжигали меня изнутри, я сам не заметил, как вышел на улицу.       Погода под стать моему настроению: мерзкая, холодная и промозглая. Ливень с утра льет, не переставая, серые облака затянули небо, не давая не малейшего шанса на просветление. Поздняя осень, когда со дня на день должен выпасть снег, а его все нет. И природа, кажется, злиться из-за того, что идет все не по плану, заранее ей же прописанному.       Вышел, хлопнув входной дверью, и встал под навес крыши над ступеньками крыльца универа. Нащупал в кармане полупустую пачку сигарет и, чиркнув зажигалкой, закурил.       Затяжка, и легче вроде стало немного. Совсем чуть-чуть, до тех пор, пока не пришло осознание, что Мики за мной не пошел. Не пошел, сука! Все тело пробила мелкая дрожь, а руки непроизвольно сжались в кулаки, практически переломив жалко тлеющую сигарету. Ну уж нет. Я не маленькая сучка, чтобы истерить.       Сам не заметил, как выкурил одну до фильтра, а следом за ней последовала вторая. Чтоб ее, эту любовь, не хотел я любить, так нет, вляпался. А теперь что? Превратился в тупое существо, которое будет ждать, когда за ним начнут бегать и лизать пятки? Вот только Мики сам поставил себе такую планку, где он делает все ради меня и не просит ничего взамен.       Когда все изменилось? С каких пор я сам начал превращаться в того, кто вот так просто слетает с катушек до истерики из-за какого-то поцелуя. Меня не столько Мики пугает, сколько я сам. Хотя нет, Мики, этой сволочи, просто хочу залепить пощечину, а лучше сразу две. Бесит.       Не успеваю подумать о нем, как эта самая сволочь, запыхавшаяся и растрепанная, появляется в дверном проеме. Бегло ищет кого-то взглядом и, натыкаясь им на меня, на секунду замирает, а затем, толкнув дверь, выходит под навес, поравнявшись со мной.       Удивление на секунду мелькнуло на его лице, когда я упираю в него совершенно спокойный взгляд. Конечно, спокойствие напускное, но сигареты спасают, пусть совсем немного, но так легче. - Это совсем не то, о чем ты думаешь, - выдает Мики, отдышавшись и натянув милую улыбку. - Правда? – хмыкаю в ответ и тут же нервно сглатываю.       Как же раздражает собственная слабость. Так хочется плюнуть на все слова и оправдания и просто послать его. Развернуться и уйти, а потом забыть все как страшный сон и быть свободным. Но, не тут-то было. Стоит подумать, что Мики не будет рядом, и завтра я проснусь в своей огромной кровати один, становится так противно, что хочется кричать. - Правда, - выдыхает Мики и, потянувшись, вырывает у меня сигарету. А потом и вовсе тушит ее, поморщившись.       И только я хочу возмутиться, наорать на него, а еще лучше послать, как он резко дергает меня за руку и тащит. Спускаемся со ступенек и оказываемся прямо под ледяными каплями осеннего дождя. Сразу становится нестерпимо холодно, ветер пробирается под футболку и касается оголенной кожи. Контрастом ложится на бушующую бурю внутри меня, и становится легче. - А теперь выслушай меня. Она призналась мне в своих чувствах, сказала, что любит с самого моего поступления. Я, конечно, ей отказал. У меня есть ты, и я люблю тебя… очень. И я пытался ей это внятно объяснить, как вдруг она подалась вперед и неожиданно поцеловала. И в тот момент, когда я собирался ее оттолкнуть, ты открыл дверь. Чудо, ты просто появился в самый неудачный момент, - весело закончил он.       И после этих слов внутри меня что-то щелкнуло, словно порвалась та самая ниточка терпения. Сволочь. Меня так еще никто не бесил. - То есть я еще и виноват? – тут же задыхаюсь от возмущения. - Да, ты прав, стоило помедлить и дать тебе время оттолкнуть ее или открыть дверь минутой позже. Извини, что не вовремя появился, - срывается с моих губ само собой с неприкрытыми нотками яда в голосе. Дыхание прерывистое, а сердцебиение бешенное. – А еще лучше развернуться сейчас и свалить, например, навсегда! – и я все же срываюсь на крик, сжимая руки в кулаки, от чего ногти впиваются в ладони до боли.       Истерика, обычная беспросветная, та, которая затуманила мое сознание и разъедает его против воли, та, которую я так ненавижу. Больно и мерзко, сам не понимаю отчего. Вроде верю ему, а все равно что-то не так.       Что же ты сделал со мной, Мики? - Прости, - нежный, невесомый шепот следом за моей истерикой.       И становится еще больнее. Сломал. Вот так просто. Теперь я это понимаю, осознаю.       Хорошо, что стою под проливным ливнем. Одежда промокла, волосы прилипли к шее и щекам, и холодно, так холодно, что пальцев на руках не чувствую. Зато прекрасно ощущаю, как горячие слезы текут по щекам, как их смывают капли ледяного дождя, когда поднимаю вверх лицо. - Чудо, я тебя люблю. Верь мне, просто верь. Я скорее предам самого себя, чем тебя.       И меня обнимают его руки, а я утыкаюсь лицом в его плечо, хотя еле достаю до него. Какой же он высокий, мой Мики. **** - Тридцать восемь и три, доигрались, - на выдохе произносит Мики.       Все тело ломит, голова болит, и жарко, пока жарко, но стоит хотя бы на секунду откинуть одеяло, как становится так холодно, что зубы стучат. Простуда, чтоб ее. Я думал, хуже влюбленности на мою голову ничего не свалится, а нет, я ошибся, простуда победила все.       Раньше на все болезни я забивал и перекладывал ответственность на папочку, как и за свою жизнь в целом. Меня не интересовало, как он поставит меня на ноги, но он должен был это сделать. Отец вызывал нашего семейного доктора, и он творил свои чудеса, которые почти за три дня не оставляли и следа от злополучной простуды. Остальные дни прописанного мне постельного режима я отлынивал и валял дурака.       Но сейчас все иначе. Мики носится со мной как с ребенком. Сам готовит, кормит и даже переодевает, правда последнее делает под мои возмущенные вздохи. Я даже краснею как маленькая девочка, а все его руки, которые наверняка специально касаются моих самых чувствительных мест.       И я ловлю, как безумный, такие моменты, впервые в моей жизни появляется смысл. Пока еще тонкий, еле заметный, но с каждым днем он набирается сил.       Меня душит, пока еще, осознание того, что я теперь не одинок, что у меня есть человек, который всегда рядом. Мне страшно. Это непривычное чувство наполненности, разом навалившаяся ответственность. За него, за наши отношения. Это не игра, больше нет. Я люблю этого человека и хочу быть с ним.       И только теперь понимаю, каким глупым я был. Я почти потерял свою жизнь, никогда не принимал самостоятельных решений, доверяя это важное дело отцу. И даже этот переезд к Мики я воспринял как игру. Но что-то меняется, я меняюсь. - Мики… - тяну я осевшим голосом. - Что? – тут же отзывается он. Кажется, возится с какими-то лекарствами.       Чтобы ухаживать за мной, он взял отгул в универе на пару дней. Но за это переживать не стоит, Мики хорошо учится, быстро усваивает программу. А вот с подработкой пришлось повозиться, он искал того, кто сможет заменить его на пару дней, но, в конце концов, поиски увенчались успехом. И вот теперь у меня есть личная сиделка, которая не отходит ни на минуту уже второй день. - Так же всегда будет. Я хочу, чтобы так было всегда. Я болею, ты ухаживаешь за мной. Папочка никогда не делал этого для меня, у него работа. Маму я не помню даже, а сестра больше о животных заботится, чем о людях. Я не хочу, чтобы что-то менялось. Ты всегда будешь, правда, Мики?       Может, так на меня влияет высокая температура, может, головная боль и саднящее горло, но мне хочется плакать. Тогда, под дождем, я позволил себе эту слабость впервые за много лет, тогда же и пришло осознание, что я должен изменить себя. Теперь это снова запрет, мой собственный. Табу. - Правда, чудо. Я буду рядом, хочешь ты этого или нет, - отвечает Мики и слегка, почти невесомо касается губами моего затылка. - Я хочу уехать из этого города, - выдыхаю я. - Я никогда никому этого не говорил, просто не придавал своим желаниям значения. А еще, я хочу заняться сексом на колесе обозрения, - позади, послышался легкий смешок. – Ты же займешься со мной любовью на колесе обозрения? - Конечно, чудо. Выздоравливай, и займемся исполнениями твоих желаний, - весело подытожил Мики. – Только я немного переживаю за работников парка. Хотя, возьмем круга три сразу.       Я почувствовал, как прогибается матрац рядом со мной, а через мгновение и самого Мики прижимающегося ко мне со спины. Его дыхание на затылке и руку, которой он перебирает пряди моих волос, нежно, невесомо. Хочется мурлыкать от подобных прикосновений, от того что Мики нежен, что бывает крайне редко.       Веки потяжелели, и вроде перестала болеть голова. Я удобнее укутался в одеяло, плотнее прижимаясь к Мики, и стал медленно погружаться в сон. И уже балансируя на грани, я услышал грустное, надломленное: «Прости, Сем». Но, возможно, это было просто игрой воображения. ****       Температура спала, простуда стала отступать, а я чувствовать себя человеком. Странно, но мои желания не изменились, даже со здоровой головой. Хотя, со здоровой ли?       За окном снова мерзкий моросящий ледяной дождь. Но сегодня меня он совершенно не трогает, отпустило. Смирился. И именно поэтому сейчас, открыв интернет, первым делом лезу в список университетов нашего города. Никогда не интересовался, никогда не думал, что буду интересоваться. Но теперь появился стимул.       Я решил бросить универ, решил выбраться из своего многолетнего кокона. Не знаю, как отнесется к этому решению папочка, да и пока не хочу знать. Заявление готово, ждет своей подписи у декана, а он наверняка скажет отцу перед тем, как поставить закорючку. Ну и пусть, если папочка откажет, не страшно. Я решил, чего хочу, и это главное.       Поиск на сайте увенчался успехом, и я, радостный такой находке, практически хлопал в ладоши. Теперь дело осталось за малым: сообщить о своем решении Мики. Он как раз скоро должен вернуться с подработки.       Поэтому я решил поставить чайник. Зашел на кухоньку, чиркнув спичкой, поднес ее к огню и, услышав привычное шипение старой конфорки, поставил чайник. Гордый собой за то, что научился таки управляться с этой старой техникой, вернулся обратно к ноуту, мирно лежавшему на односпальной кровати.       Пока общался с сестрой в социальных сетях, закипел чайник. Налил себе кофе, растворимый, без сахара, гадость редкая, но чай в пакетиках - вообще неведомый монстр. Прошел обратно в комнату и застыл в дверном проеме, услышав скрип поворачивающегося ключа. Вернулся.       Мики уставший, но в приподнятом настроении. Захлопнул дверь, повесил мокрую от дождя куртку на крючок, снял обувь. А я все не поворачиваюсь, стоя к нему спиной с чашкой кофе в руке, поэтому подходит сам. Обнимает за талию, притягивает к себе и целует в макушку. - Привет, чудо.       Тянется и забирает кофе из рук. Тут же чувствую запах дождя и мокрого асфальта, который перемешивается с запахом кофе и неизменным запахом ванили. Теперь знаю, что так пахнет его гель для душа. - Любимый, без сахара… - сделав глоток, тянет Мики.       И улыбается, чувствую, это не оборачиваясь. И я улыбаюсь, понимая, что говорит он совсем не о кофе.       А затем оживаю, наконец, делаю пару шагов и сажусь на край кровати, упирая взгляд в Мики. Стоит, облокотившись о дверной косяк, и потягивает кофе. - Я решил бросить универ, - говорю я, а он удивленно приподнимает бровь. - Что-то случилось? - Нет. Не хочу быть подобием бизнесмена, как папочка, хочу свою жизнь, - отвечаю, смотря на него, и про себя добавляю: «Нашу жизнь».       Теперь наверняка нашу. Не знаю, как далеко мы зайдем, сколько продлится эта эйфория, насколько хватит терпения отца. Но уверен, что Мики меня никуда не отпустит, и только этот факт делает меня счастливым.       Спустя месяц споров с отцом и деканом, я ушел из универа и поступил в другой, правда, готовился к поступлению долго. Неожиданно для всех я решил изучать психологию и параллельно медицину. Но вовсе не из добрых побуждений, как думали об этом некоторые окружающие люди. Пусть думают, что хотят, один человек научил меня не обращать внимание на их мнение.       Мики. На это заставил меня пойти именно он, пусть и не осознанно. Когда я увидел его маму, беспомощно лежащую на больничной койке, я уже знал, какой путь выберу в жизни.       Через месяц после моего отчисления, я узнал, что Мет сбежал из клиники. А еще через пару дней пропал Крис. Огласке их исчезновения не придали, скандалы их родителям ни к чему. Но маленькому кругу лиц это стало известно. Теперь их наверняка будут искать «по-тихому».       Еще через месяц после их исчезновения мне пришло сообщение с неизвестного номера: «Прости, что не просветили. Но мы больше не вернемся. Передавай привет Мики и забей на все…»       Читая это, я улыбнулся. И тут же подумал, что «забить на все» уже никогда не смогу. Но я понял, что под этим «все» имел в виду Крис. - Я же говорил, что поступлю, - крутил я лист со своей фамилией перед носом Мики. - А я и не спорил. Кстати, почему вдруг психология? Никогда бы не подумал, что ты, чудо, будешь интересоваться чем-то подобным.       Сейчас Мики улыбается, так привычно и тепло, что ноги подкашиваются. Беру его под руку и тащу домой. Хочу поскорее отметить поступление. Хотя, может, не тянуть и «отметить» его прямо вон за тем поворотом, нам не впервые практиковать подобное. Но, как-то не хочется начинать свой учебный год с секса прямо на территории Мед. института. - Я сам не думал, что меня будет интересовать психология. Просто у меня появилась причина ею заинтересоваться, - улыбнувшись, выпалил я, а Мики крепче сжал мою руку. Наверняка он давно знает эту причину.