Библиотека Забытых Воспоминаний

Фрэнк предельно ясно помнит, как узнал о случившемся. В ту ночь он по своему обыкновению смотрел телевизор. Если быть точнее, какое-то дрянное шоу, в котором общество промывало мозги молодому панку лет на десять младше самого Айеро. Тот, не смотря на свою сонливость, даже придал значение времени, когда отвратительно громкая трель звонка мобильного телефона разрезала застоявшуюся тишину его дома в половину четвертого утра. Входящий не был определен и примерно с минуту Фрэнк сомневался, стоит ли ему отвечать на вызов, но когда это повторилось снова, мужчина был все себя от любопытства, смешанного с долей раздражения. Так он узнал, что Джерард попал в аварию. Что происходило дальше он помнил смутно - услышав только адрес госпиталя и не удосужившись попрощаться со звонившей, вроде бы, медсестрой, Айеро, руководствуясь каким-то безумным остервенением прибыл в указанное место всего через тридцать минут после звонка. Возбужденного, его накачали успокоительным и отвели в зал ожидания, пока в одной из операционных бригада хирургов боролась за угасающую жизнь Джерарда. Скоро комната, а которой до этого находился лишь Фрэнк, начала заполняться людьми; сначала здесь появилась Линдси, плачущая просто безостановочно. Слезы текли по ее щекам непрекращающимся потоком, пока девушка старательно размазывала ладонями темные влажные дорожки потекшего макияжа. Это ее состояние, однако, не было похоже на пустую истерику - в каждом ее громком всхлипе было столько боли, что сердце Айеро могло бы разорваться, если бы он только не знал наверняка, что никому не могло быть больнее, чем ему. Гораздо позднее приехали Майки и Кристин; они были неподалеку от Джерси, но не в самом городе, как объяснил чуть позднее сам младший Уэй. С их появлением Линдси заметно успокоилась, видимо, находя утешение в присутствии здесь брата своего мужа, а значит, и весомой поддержки. Фрэнк не знал, игнорировали ли они его нарочно, либо он и вправду оказался незамеченным, но полный переживания взгляд Майкла встретился со взглядом Айеро когда за окном уже забрезжил рассвет. Фрэнк не выдержал первым - он закрыл лицо обеими руками, надавливая кончиками пальцев на виски с такой силой, что перед глазами заплясали разноцветные пятна, словно стараясь избавиться от этого кошмара. Потому что все это, господи, все это было чертовым кошмаром. Ко-ма-тоз. Эти три слога ударили в голову Фрэнка, и он повторил услышанное в своем сознании, все еще не до конца понимая смысл услышанного: "Ко-ма". Два слога. Диагноз становился не менее ужасным по мере сокращения букв в слове. Фрэнк - человек, все существо которого будто выскребли изнутри бритвой, не смог найти в себе сил, чтобы дослушать использованную миллионы раз тираду вошедшего доктора, снова почувствовал, как резкий приступ головной боли заставил его пошатнуться. Но если он продолжал стоять, преодолевая тяжелейшее ощущение кровоточащей пустоты, Линдси в свою очередь сотрясалась в совсем беззвучных рыданиях в объятиях Кристин. "Кома"! - продолжал вопить настойчивый голос в голове Айеро; громко и скорбно, настолько отягощающие надрывно, что тот был готов в любую секунду расстаться со своим сознанием. Фрэнк не мог поверить в реальность происходящего даже спустя три дня, проведенных в палате Джерарда. Он был здесь один, потому что Майклу нужно было возвращаться к работе, а Линдси не могла надолго оставлять Бэндит в одиночестве. О, Бэндит. Эта замечательная малышка, до боли, до слез похожая на своего отца, смеющаяся, как он, и плачущая, как он... Малышка, подаренная Джерарду той самой Линдси, которую он любил больше жизни. Здесь есть что-то смехотворно неправильное, думает Айеро. Сидя в у больничной койки Джерарда, он размышляет о том, как долго судьба будет шутить над ним, забирая Уэя снова и снова, с каждым разом оставляя все меньше шансов на его возвращение. Фрэнк вспоминает, как женитьба Джерарда и Линз казалась ему концом, и ему нестерпимо хочется заплакать, осознавая, что теперь они все в шаге от настоящего конца. Уэй выглядит, как восковая фигура; его сердце бьется мерно, циклично, и каждый его удар сопровождается характерным писком сложного громосского прибора по другую сторону кровати Джерарда. В комнате светло, воздух пропитан хлоркой. Все это заставляет Айеро чувствовать себя больным, в особенности - Джерард, так гармонично вписывающийся в обстановку больничной палаты. Некогда лицо его, имеющее вполне здоровый цвет, побледнело, а на месте приятной полноты щек оказались высокие, особо резкие скулы; закрытые веки, изрезанные густой сетью голубоватых кровеносных сосудов, словно были готовы открыться, еле заметно подрагивая. Поначалу Фрэнк не мог смотреть на него без нескрываемой боли, но по прошествии нескольких суток восприятие безмолвного Джерарда оказалось немного легче. Персонал больницы с долей неодобрения в глазах провожает взглядом Айеро, вновь шествующего в кофе-автомату в другом конце коридора. Он не спал всю первую ночь и довольствовался легкой дремой последующие четыре дня, из-за чего темнеющая синева под его глазами с каждым часом становилась все явнее. Фрэнк знает, что рано или поздно ему придется вернуться домой хотя бы за деньгами, но стоит ему только зайти в палату Джерарда, тот дает себе клятвенное обещание оставаться с ним, пока опасность не минует. Лишь в одном Айеро уверен наверняка - кем бы они друг другу не приходились, Фрэнк будет рядом, если окажется нужным. - Вы совсем измучали себя, - говорит ему одна из медсестер, случайно сталкиваясь с Фрэнком в коридоре. В ответ он неопределенно пожимает плечами, допивает свой кофе и снова удаляется в палату Джерарда, не говоря больше ни слова. Легкое головокружение не отпускает Айеро последние пару дней. Он со вздохом опускается на небольшой диван рядом с койкой Уэя, где ночевал все это время, и сидит, не меняя позы, пока поясницу не сковывает; чувствовать себя комфортно в подобном окружении все еще тяжело, но, по крайней мере, постоянному контролю с чьей-либо стороны здешние постояльцы не подвержены. - Я так скучаю, - наконец признается Фрэнк, впервые за все эти пять дней произнося хоть слово. Это отчасти непривычно - слышать свой голос, хриплый от долгого молчания и усталости, ужасающе незнакомый и далекий, звучащий будто сквозь завесу. Мужчина, однако, осознает, что даже спустя несколько лет Джерард все еще является единственным человеком, которому Айеро может сказать что угодно. - Ты не слышишь меня, - констатирует он, с горькой усмешкой наблюдая словно за спящим Уэем. Именно такой оказывается их первая беседа спустя почти два года . В следующий раз Фрэнк решается произнести что-то в присутствии Джерарда вечером другого дня; слова выходят чуточку проще и еще менее красноречивыми, чем раньше, но вместе с тем становятся гораздо искреннее. - Мне так жаль, - признается он. - мне чертовски жаль. Когда проходит неделя, сначала Айеро не придает этому особого значения. Он продолжает неподвижно сидеть в палате Джерарда, больше походя на приведение, чем человека, и это его поведение убивает даже персонал госпиталя Святой Марии. До сего момента все они относились к проявлению заботы этого парня с легкой иронией, но теперь, осознавая как далеко может зайти самоограничение никому неизвестного мужчины в естественных жизненных потребностях как сон и еда, насторожился сам лечащий врач Уэя. После продолжительных уговоров и настоятельных рекомендаций господ в белых халатах Фрэнк все же соглашается отправиться домой с условием, что вернется спустя пару часов; ему никто не решается перечить. Тот снова показывается в больнице уже через час. Врачи и медсестры укоризненно покачиваю головами, видя знакомую фигуру, решительно движущуюся к палате Джерарда Артура Уэя, целую неделю не выходящего из комы. Сюрпризом оказывается вечернее прибытие Линдси; она оправдывает свое отсутствие домашними обязанностями, беспокойством маленькой Бэндит и собственным стрессом, долго беседует с лечащим доктором мужа и сразу после того, как Фрэнк покидает палату Джерарда чтобы не видеться с его супругой, та решается зайти к главе семейства Уэев. Айеро не знает, что происходит в комнате через стену, и это заставляет его нервничать. Он удалился в зал ожидания, полностью погруженный в свои мысли чтобы обратить внимание на полную медсестру, которая услужливо принесла для него кофе и расположилась на диване напротив. - Благодарю, - сухо бросает ей мужчина, принимая нагретый содержимым пластиковый стаканчик. Они оба молчат некоторое время, пока неизвестная работница госпиталя не разбивает вдребезги устоявшуюся хрупкую тишину своим сильным голосом: - Мисс в палате. Она плачет. Вот как Лин реагирует на своего обездвиженного супруга, думает про себя Фрэнк, снаружи лишь покачивая головой. Он все еще пытается убедить себя, что не чувствует к ней ненависти, так как ненавидеть ее попросту не за что - Линдси оказалась выбором Джерарда и, судя по его счастью последние несколько лет, самым правильным выбором за всю его жизнь. - Наверное, Вы были с мистером Уэем в хороших отношениях? Только сейчас Айеро чувствует настоящий укол ревности. Понимание того, что он, по сути, является никем для Джерарда, просто сжигает его изнутри. Это так чертовски несправедливо и неправильно, что он даже не может сдержать судорожно громкого сглатывания, напрягаясь буквально всем телом и ощущая, как на своем пределе вибрирует в нем каждая мышца. А ведь действительно, были ли они в хороших отношениях? Этот вопрос продолжает уничтожать Фрэнка, когда он выходит из комнаты ожидания и возвращается в палату Джерарда, стоит только Линз покинуть госпиталь. Ответ врывается в сознание мужчины резко и сильно, когда тот снова видит Уэя, чья жизнь контролируется сложнейшими электрическими приборами и зависит лишь от его внутренней силы: "Хорошие отношения"? Нет. Это не "хорошие отношения". Когда-то они были всем друг для друга. В палате Джерарда, кажется, все еще витает настойчивый аромат духов его супруги. Фрэнку этот запах не нравится хотя бы потому, что выглядит это, как насмешка над ситуацией; в месте, где жизнь усиленно борется со смертью, вдруг появляется нечто чужеродное, не принадлежащее ни тому, ни другому. Оно - это нечто, - сбивает с толку, и первое время Айеро не может собраться с мыслями, раздражаясь все больше и больше. Он злится на запах, на Линдси, на себя, на судьбу и, что самое ужасное, на Джерарда. Когда моральная пытка достигает своего апогея, Фрэнк выходит из палаты и спускается вниз, потому что автомат с кофе на этаже не работает уже пару дней. Мужчина продолжает злиться, делая первый глоток эспрессо, и сам он не замечает, как в плотную пелену его мыслей вторгается что-то лишнее. Это шум, в котором смешались стук колес, возбужденные человеческие голоса и еле различимый шелест ткани; Айеро замечает несколько докторов, санитара и медсестру, вместе с тяжелым прибором на каталке движущихся по направлению к лифту. - Четвертый этаж, четвертый этаж, - вторит санитар почти без умолку, пока вся компания без остановки проходит в закрывающиеся стальные двери. "Четвертый этаж" - и паника снова наполняет все существо Фрэнка, заставляя того выронить из рук пластиковый стакан и со всех ног броситься к лестнице, ведущей наверх. Его сердце пропускает сразу несколько ударов, когда мужчина оказывается наверху и продолжает бежать, сбивая около пяти людей на своем пути; он замирает в нерешительности, через стеклянную дверь видя в палате Джерарда только его самого. Айеро не слышит ничего, кроме собственного судорожного дыхания и сумасшедшей пульсации в висках; мир для него утонул в колокольном звоне, а в глазах помутилось, и он продолжает стоять в метре от единственной преграды между им и Уэем, выглядящим так, будто он лишь спит. Что за?.. Тишина в коридоре нарушается характерным щелчком и до блеска начищенные двери лифта открываются. Из него, как из огромного железного зверя, валят несколько людей с тем самым замысловатым прибором. Они торопятся, бегут на пределе своей возможности и, в конце концов, уже устоявшийся гул стихает как только все они оказываются в соседней от палаты Джерарда комнате. Впервые за всю жизнь Фрэнк благодарит высшие силы, миллионы раз в своей голове прося прощения у Джерарда за свою нетерпимость. - Господи, - обращается он этим же вечером и будто сам не верит в то, что говорит. Замечая все неловкость момента, пока сам он сидит у койки Уэя, мужчина громко сглатывает и продолжает: - Я никогда не верил в тебя, Боже. Признаться, я не верю и сейчас, - он останавливается, ругая себя за то, что неверно говорит со своим воображением. - но пожалуйста, пожалуйста, если ты есть... Айеро бросает взгляд на Джерарда; его веки все еще закрыты, и весь вид старшего мужчины заставляет Фрэнка чувствовать себя чудовищно ничтожным и жалким: - ... Если ты есть, пожалуйста, не дай ему умереть. Ладони Уэя белы, как и он сам. Его слово изваляли в тальке, или слепили из фарфора, а может даже собрали из звездной пыли; в любом случае, Джерард не шевелился уже месяц, заставляя волноваться Фрэнка, Линдси, Майки, и своего лечащего врача, усердно скрывающего свою нервозность. Высокий мужчина в белом халате старательно убеждал остальных, что месяц для столь сложного диагноза не является сроком, так как состояние Джерарда поддерживается в норме. Айеро, понимающий, что дальнейшая судьба главы семейства Уэев от него никоим образом не зависит, все еще отказывался отходить от его кровати и иногда молился, считая это издевательски смешным - человек, никогда не верящий в бога и даже в самый темные моменты полагающийся только на себя, теперь находил поддержку в вере неизвестно во что (или, все же, в кого?). Линз приезжала еще два раза; после ее ухода Фрэнк приоткрывал окно, впуская в помещение приятную прохладу, запах распускающихся цветов и успевшего нагреться солнца - все, что сейчас он ненавидел чуть меньше, чем аромат духов супруги Джерарда. Майкл навещал брата всего дважды, но выглядел он так, словно каждый раз возвращался с войны. Чуть больше чем за тридцать дней младший Уэй постарел на десять лет и теперь, даже не имея сил чтобы скрыть бесконечную усталость в своих глазах, он продолжал работать не только чтобы держать на плаву себя и Кристин, но и для помощи семье старшего брата. "Все будет хорошо" - говорят друг другу Фрэнк и Майки. "Все наладится" - говорят они. Они говорят, не веря, но надеясь на это. - Я так скучаю по тебе, - каждый день повторяет Айеро. Он ограничивается только этой фразой, понимая, что остальное не является важным. Есть ли в человеческом языке слова, которые смогут описать это лучше? Ни одно "люблю" в мире не сравнится с, на первый взгляд, обычным и тривиальным "скучаю", несущим в себе весь смысл нечеловеческой привязанности. Фрэнк, как подобает чего-то ожидающему человеку, часто представляет то, ради чего последний месяц он усиленно борется со сном - мгновенье, когда Джерард откроет глаза теперь является для младшего мужчины смыслом существования; он давно расстался с понятием жизни, самоотверженно решившись на простое ожидание. Айеро кажется, будто он находится в этом месте с начала времен. Он так невыносимо устал, но волнение все еще продолжает переполнять его существо. Когда Фрэнк думает, что он готов в любую секунду потерять надежду, мужчина садится чуть ближе к кровати Джерарда, с особой аккуратностью обхватывая пальцами его руку. Не смотря на внешнюю мертвенную бледность, внутри Уэя все еще теплится жизнь, за которую тот борется, и в такие моменты Айеро понимает - это то, для чего он здесь. Фрэнк практически не двигается весь следующий месяц, опасаясь потери веры в Джерарда, и это выглядит для него как самое настоящее моральное преступление, поэтому младший мужчина наотрез отказывается покидать свое место, намертво вцепившись то ли в запястье Уэя, то ли в призрачную надежду на его пробуждение. - Я чертовски скучаю, - снова и снова говорит он, будто питаясь только своей верой, и продолжает держать руку Джерарда в своей. Фрэнк просыпается от несильного толчка в плечо. Он не до конца понимает, где находится, когда пухлая медсестра наклоняется к его лицу и ее губы растягиваются в приветливой улыбке. Она шепчет только губами, но слова врезаются в уши Айеро как удар колокола: - Он очнулся. Всего секунда требуется мужчине, чтобы подняться с дивана в зале ожидания и ринуться обратно в палату Джерарда. "Он очнулся" - проносится в голове Фрэнка, пока тот с воодушевлением заворачивает за угол и... Останавливается в паре метров от входной двери в комнату Уэя. По другую сторону стекла мужчина видит Джерарда, его открытые, ясные глаза, немного смущенную, но уже привычную кривоватую улыбку и, что самое главное, Линдси, практически полностью лежащую на нем. Глава семейства Уэев заботливо гладит ее по темным волосам, пока его супруга содрогается в беззвучных рыданиях на груди мужа. Джерард любит ее. Джерард так чертовски ее любит. Взгляд Фрэнка фокусируется на собственном отражении в начищенной до блеска стеклянной поверхности двери. Мужчина с трудом видит свое лицо на фоне семьи Уэев и, чтобы удостовериться, легко касается пальцами щеки. Отражение не врет - Айеро плачет. Сам факт того, что слезы непроизвольно катятся по его лицу, заставляет сердце Фрэнка сжиматься. Но почему он рыдает, как ребенок, по ту сторону двери? Потому что Джерард жив. Джерарду не обязательно знать, кто все это время провел у его кровати, боясь отпустить его руку, чтобы не отпустить его самого; ему не обязательно знать, кто вернулся к нему спустя столько лет, забыв про обиду и гордость; ему даже не обязательно знать, кто был и остается предан ему по сей день, будучи готовым последовать за ним в ад. Ему не обязательно знать этого. А Фрэнку просто обязательно нужно знать, что Джерард жив.