Бойцы нужны разные

***

- Я всё равно снова убегу. - Да погоди ты. Давай поговорим, как мужик с мужиком. Вместо ответа Саша повёл плечом. Это означало несогласие или скепсис. Но Сашин собеседник невозмутимо продолжил. - Вот скажи мне - ради чего ты хочешь убежать? Какой в этом смысл? - А что тут непонятного? Я хочу быть полезен людям. Хочу защитить людей от этих... от этих... убийц. Ну вы же и сами всё знаете - что тут объяснять-то? И, честно говоря, я не понимаю, почему вы меня удерживаете. По моему пониманию - вы наоборот должны помочь мне попасть на фронт, а не удерживать здесь. - То есть ты, Александр, не считаешь, что на фронте справятся и без тебя? - ... Ну почему. Наверняка справятся. Но ведь со мной наверняка справятся намного быстрее. - ...Не исключаю. Что быстрее. Но понимаешь ли ты, что, если тебя убьют, твоим взрослым боевым товарищам будет особенно горько от того, что убили не только их боевого товарища, но ещё и ребёнка? Да-да, для них ты ещё и ребёнок. Ровесник их детей. И им будет особенно тяжко, что они тебя не уберегли. - На войне как на войне. - Какой шустрый. Вот объясни мне, ради чего надрывать сердце взрослым людям страхом за тебя? - В крайнем случае, даже если меня убьют, то они (если им действительно так горько будет от моей смерти) станут ещё упорнее сражаться. Тоже польза. - Саш, а они и так не нуждаются в подобной мотивации. Уж поверь мне. Я там был. ...Я не знаю, как объяснить тебе - они же как раз для того и воюют, для того и переносят тяготы фронта, чтобы спасти таких, как ты. Понимаешь? Пока вы, птенцы, не оперились полностью, мы, взрослые, считаем своей священной обязанностью защищать вас. Спасти ваши жизни. Это очень сильное, Саша. Это такое глубокое, что... И для нас страшный укор, если погибает молодь. Или старики и женщины. Это... подтачивает силы, поверь мне. Да, это где-то даже мобилизует - ДА. Но всё равно подтачивает. И потом всю жизнь не даст покоя тем, кто выживет. А ещё - создаёт сильное ощущение, что все старания напрасны. И деморализует даже самых стойких духом бойцов. - Я понял вас. Но и вы не понимаете - я могу быть полезен там. Я точно знаю. Если бы вы могли почувствовать то же, что и я, то вы бы меня поняли и поверили мне. Я не обузой там буду, а наоборот. Никому не придётся горевать по мне, правда. Вы не думайте, что, раз я не совсем взрослый, то ничего не смогу или уступлю взрослым. Часто нужны не столько сила взрослого, сколько мелкие размеры, лёгкость и юркость подростка. Саше казалось, что он чрезвычайно убедителен. И что после такой речи его куратор немедленно с ним согласится. Саша уже видел себя на фронте. - Знаешь, что я скажу тебе, Саша. Я верю, что ты мог бы быть там полезен. Честно. - То есть вы меня отпустите? - Нет. Извини. - Как нет?! - Не кричи на старших. - Да вы... да вы... Да вы не понимаете просто. Саша сорвал шапку. - Видите у меня седые волосы? Я теперь буду мальчишкой с седыми волосами. В сказке есть девочка с голубыми волосами. А я буду - "мальчик с седыми волосами". Саша с удовлетворением отметил, что спецэффект произвёл впечатление... некоторое. И ринулся развивать успех... как он надеялся. - А знаете, из-за чего они поседели? Это случилось после того, как я думал, что умерла Лена. Что её убили. На ней было столько крови, что я подумал, что это всё. Я тогда словно сдвинулся. И долго не мог понять, что мне говорят, когда мне говорили, что она ещё дышит. Что есть пульс, бьётся сердце. А потом не мог поверить, что она может ещё и выжить. А потом, когда надежда всё же закралась в душу, много дней трясся от страха, что всё же потеряю её. - Ну вот ... не убили же. - Ага. По случайности. Недострелили. Недобомбили. А я так не хочу, понимаете?! Я не хочу, чтобы кто-то мог вот так вот прилетать и расстреливать людей. Не хочу, чтобы каждый раз было, как в лотерее - попадут или не попадут, убьют или не убьют, насмерть ранили или есть шанс выжить и так далее! - Саша... я понимаю это. Но мы же, взрослые, как раз этим и занимаемся. Эту проблему и решаем. Или ты не веришь в нас? - Ну почему... Верю, конечно. Но я же ПОМОЧЬ вам хочу. Как вы не поймёте-то? Как вы не поймёте, что у меня по ИХ вине не стало моего Вовки? Вы не знаете, конечно. - Этой мой брат. Младший. Он только в школу пошёл. Должен был ходить. Он любил животных. Он был таким надёжным товарищем. Таким верным другом. Он родился, когда мне было пять лет. Я думал, что буду всю жизнь защищать его. Но я не смог, понимаете? Я не смог сделать так, чтобы он сейчас был жив. Я - есть. А его - нету. Нету, понимаете? А я есть. А про него приходится говорить "был", "был". "Любил", "ходил". И при этом - он всего пять дней не дожил до дня, когда нашего папу случайно отправили в Ленинград. Папа привёз нам еду. Это спасло от смерти нас с Леной. А если бы у нас была еда на эти пять дней, которые прошли со дня смерти Вовки до приезда папы - - то и Вовка сейчас тоже был бы жив. Ему совсем чуть-чуть не хватило. Буквально нескольких сухариков или всего одной банки молока... Он так просил молока в последние дни перед своей смертью... Саша отвернулся. Виктор Антонович деликатно смотрел в сторону. - Тебя самого в последние минуты спасли от смерти. - Да причём тут я? - устало выговорил саша. Я же вам говорю - Вовки уже нет... И уже никогда, никогда, никогда не будет... И Вальки нет, нашего соседа. - ...Он не смог дойти до дома, когда пошёл за водой. Так ослаб отголода. И замёрз прямо на улице. Как и многие другие. И Арсения нет. У него и так одной руки уже не было. А тогда во время переправы, когда нас расстреливали с самолёта - совсем... Так что я обязательно убегу. Не понимаю только, почему вы меня не понимаете. - Значит, тебя толкает на фронт месть? - А даже если и так - почему бы и нет? - Сложный вопрос... - Ну вы сами тогда над ним и думайте. А мне всё и так ясно. - А Лена? - Что Лена? - Ты её одну тут бросишь? - Ну почему брошу-то? Она в надёжных руках. Разве нет? Наша советская система заботы о детях - самая лучшая в мире и очень надёжная, разве нет? - Лучшая, лучшая. - Ну вот. А я как раз для того и ухожу на фронт, чтобы её, Лену, защитить. Не отсюда же мне её защищать её от ... ЭТИХ. Отсюда не получится. - А она? - Что она? - Она согласна? - ... - Ты её не спрашивал, как я понимаю? - Вы же не думаете, что удержите меня этими словами? - Нет, что ты. Мне просто интересно, как ты себе этот момент объяснил. - Ну вы скажете тоже. Она сама должна всё понимать. Что тут объяснять. Никто из женщин не держит своих мужчин при себе, когда те уходят на фронт. Потому что так надо. Грустно, но ничего не поделаешь. А иначе как ещё защитишь людей? Чтобы спасти своих близких и страну - приходится на время расстаться. - А ей ты это сможешь повторить? - ... А зачем? Не надо тут ничего говорить. И так всё ясно. - Ну хорошо. А если тебя прогонят с фронта наши солдаты? Скажут - иди, сынок, домой, мы не принимаем тебя в отряд. А вот когда подрастёшь - милости просим. - Не скажут. - Скажут-скажут. Многих в тыл отправили таких же горячих, как ты. - Меня не отправят. Когда увидят, как много от меня толка. - Да и смотреть не станут. Не дадут тебе времени проявить свои таланты. - Тогда я один буду воевать. - Это как? - Придумаю что-нибудь. - Всё ясно с тобой. - Раз ясно, то отпустите по-хорошему. Может, вы ещё и словечко за меня замолвите кому надо? - Да замолвил уже. - Как? А чего мы тогда столько времени спорим? - Да я о другом говорю. Другое слово-то. - Какое ещё другое? - А вот послушай.