The Underdogs

Количество шума, которое может создать команда хоккеистов, отмечающая свой триумф, просто бесподобно. Зейн общается с этими парнями уже не первый год, но это до сих пор не перестаёт его поражать. Каждая минута, проведённая здесь, кажется для него чем-то новым. Веселье, прошлые победы, будущие игры и цели — всё повторяется снова и снова. Зейн вскакивает и начинает нервно постукивать пальцами по перилам, переживая за каждый изгиб и поворот игрока. Толпа начинает громко скандировать название команды, «Садбери Вулвз, Садбери Вулвз!» — кричат поклонники сквозь шум музыки, льющейся из колонок. Порция водки в его стакане начинает биться о края, когда они дружно начинают прыгать в такт музыке, поднимая свои руки с напитком над головой. На самом деле Зейн не имеет абсолютно никакого отношения к игре или к хоккейной команде — он своего рода ленивец, если дело касается спорта, и он заинтересован во льде и снеге ровно столько же, сколько заинтересован в походе к зубному врачу, —, но в любом случае, он всё же поднимает свой стаканчик вверх и присоединяется к всеобщему ликованию, которое быстро перерастает в рёв. У него занимает некоторое время, чтобы присоединиться ко всем, так что он старается не закатывать глаза и качать головой, хотя, если честно, он всегда так делает: он просто мило улыбается и пытается влиться в компанию. Это не первый раз, когда Зейн задаётся вопросом, как это всё началось. Он помнит, что всё берет начало много лет назад с Лиама и его младшей Лиги — брюнет был ещё слишком мал, чтобы что-то понимать, но, несмотря ни на что, он легко влился в группу спортсменов. Тогда парень и представить себе не мог, что почти каждый свой субботний вечер он будет проводить в пригородном бунгало (внутри всё помещение отделано деревянными панелями, ворсистым ковром; это, своего рода, святыня, или, как гласит легенда, место, где раньше жил Греческий король), пить спиртное, украденное из кабинета родителей, и просто наслаждаться этим безумным миром. — Ты не говорил мне, что здесь будет так громко, — говорит Луи, ущипнув брюнета за бок. Зейн подпрыгивает и бочком отходит подальше от него. — Давай, мужик, — говорит пьяным голосом Томлинсон, его волосы стали уже потными и приклеились ко лбу так, будто он только что вышел из душа. Луи улыбается и смотрит на него пьяными глазами. Зейн знает, что под всеми его шутками скрывается забота. — Луи, — предостерегающе говорит он, хотя уже знает, что как бы он ни боролся, всё равно он неизбежно будет втянут в интриги хоккеиста. — Сделай это для меня, чувак, — просит Луи, кокетливо хлопая ресницами несколько раз. — Я сегодня спас команду от чёртова хет-трика! — Я знаю, — говорит Зейн, обнимая парня за плечи. — Я был там, Лу. — Ну, блять, почему тогда я тебя не слышал, — говорит хоккеист. — Это несправедливо, друг. Ты должен сказать тост, — улыбаясь, говорит спортсмен. Это не саркастическая обаятельная улыбка, он просто хочет, чтобы Зейн был искренен с ним. — Ты должен сделать это для меня, чувак. — Ты и впрямь должен, — говорит Лиам, проскальзывая сквозь толпу парней, стоящих вокруг кухонного стола. Он останавливается напротив Луи и Зейна и дружелюбно кивает, ведь он капитан команды, как-никак. — Он ведь наша звезда. — О-оу, — тянет парень, будто собирается потрепать его за щёки. — Неужели ты это заметил, Ли. — Пять баллов, ты здорово сегодня играл, — говорит Пейн, задумчиво кивая. — Я думаю, что мы должны его поддержать, что скажешь? — бодро продолжает он, смотря на Зейна с огоньком в глазах. Они дружат уже год, но это не останавливает его от мгновенной улыбки. Чёрт, когда он видит Лиама, алкоголь начинает кипеть и бурлить в его крови и да, возможно, он чуточку влюблён. Малик поднимает стакан вверх и салютует им шатену, тот улыбается ему так, что вдруг смысл этой дурацкой вечеринки и этого глупого вида спорта резко отходит на задний план. Зейн стонет и позволяет Лиаму обнять себя за талию. Проворные пальцы Пейна тут же цепляют его за петли пояса. Он тепло улыбается ему, и теперь Зи точно знает, что ему нужно сделать. — Ладно, ладно, — соглашается Зейн, прочищая голос, в то время как Томлинсон пытается заставить людей замолчать. — Ну, хм… Я хотел бы сказать пару слов о Луи, — говорит Малик, поднимая свой стакан вверх. — Он, безусловно, хорошо стоит на коньках, плюс, я считаю, что ему нет равных в защите. Честно. Так давайте выпьем за самого лучшего игрока нашей команды, за Луи! — За Луи! — вторит команда, поднимая свои стаканы вверх. Томлинсон смущается, его щёки горят так, словно он только что вернулся с сорокаградусного мороза. Он быстро всех благодарит и счастливо кивает Зейну, как будто пару минут назад он ничего и не просил. — Чертовски верно, — самодовольно и пьяно улыбается Луи. — На самом деле я видел тебя на игре, чувак. Я видел, как ты болел за меня, я видел, как ты переживал, когда шайба отскочила от ворот. — Ты пиздюк, — улыбаясь, говорит Зейн, не давая Томлинсону схватить его за сосок. — Ты заставил меня сказать это дерьмо. На самом деле, я был там только потому, что хотел посмотреть на то, как тебе расквасят морду. Луи останавливается на секунду, чтобы посмотреть на Зейна, его губы тут же складываются в гримасу удовольствия. — И твоё желание исполнилось, да? — спрашивает он, надменно приподнимая подбородок немного вверх, показывая всем свой красный синяк на челюсти, почти скрытый щетиной. — Эй, послушайте, — с энтузиазмом произносит хоккеист, словно собирается сказать что-то грандиозное людям, столпившимся на кухне. — Зейн, ты официально можешь быть в команде! — Он даже не умеет кататься на коньках, — кричит Найл, смешивая водку и Доктор Пеппер. Его костыли стоят рядом, так как он ещё не оправился от травмы, которую получил два месяца назад. — Великолепный засранец не может даже стоять на льду, не падая при этом. — Ну и что, что он не может кататься на коньках, но где бы мы были без него, а? — его смех заглушает гогот остальных ребят. Зейн краснеет, и Луи, кажется, нравится к чему это всё идёт. — Мне было двенадцать лет, когда я переехал сюда, я отчётливо помню свою первую настоящую игру после того, как тренер взял меня, совсем маленького малыша из Тандер-Бей… — Это мой папа! — кричит Гарри, забегая на кухню, словно мотылёк, летящий на пламя громкого голоса Луи. Его губы красные от сладких напитков, но, несмотря на это, в руках он держит бокал, полный клубничной Маргариты микс. — Да-да, наш любимый тренер Робин, — довольно говорит хоккеист, улыбаясь Гарри сквозь толпу. Он тут же пихает Малика в сторону, освобождая для него место. — Он сразу же поставил меня на первую линию, и, чувак, я пиздец как испугался. В первом ряду трибун сидели родители ребят и чёрт, я не знал никого из них, но они, словно ястребы, ждали, когда я облажаюсь. Но я помню, будто это было вчера, как я впервые увидел того маленького мальчишку. Зи сидел в самом конце трибун и, не отрывая глаз, наблюдал за мной. Вы всё знаете, как он смотрит. Он словно замечает каждый твой промах. Толпа тут же соглашается. Зейн слегка хмурится и смущённо смотрит на свой стакан. Он приходил на каток, чтобы посмотреть на игру Лиама и Найла (а чуть позднее и на игру Луи). Он начал ходить на всё их тренировки ещё ребёнком, и постепенно это переросло в привычку, хотя Зейн никогда особо не интересовался хоккеем. Он просто делал то, что делает всегда — это часть его рутины, он не мог даже предположить, что команда рассматривает его как неотъемлемую часть каждой тренировки. Парень не понимал, как они видели, что он смотрит на них с открытых трибун. Томлинсон широко улыбается, замечая, как его щёки приобретают малиновый оттенок. — Ты всегда был на каждой тренировке, и я не знаю, чувак, я играл просто для того, чтобы произвести на тебя впечатление, — говорит Луи. — Хотя я даже не знал, кто ты такой. Зейн краснеет, и чёрт, это действительно непередаваемое зрелище. — Хорош, Лу, серьёзно, — мямлит парень, толпа тут же начинает смеяться. Игнорируя слова друга, парень увлечённо продолжает: — Спустя месяц я понял — он даже не из нашей гребанной команды! Я думал, что он отсутствует из-за травмы или что-то в этом роде, а может что он звёздный игрок, с которым я ещё не знаком. Только потом до меня дошло, что он всегда сидит на трибунах просто потому, что он чёртов болельщик, вот и всё! Толпа заливается смехом, наполняя воздух ощущением уюта, и Зейн уже близок к тому, чтобы сгореть заживо, поэтому он не раздумывая, залпом выпивает два стакана рома. — Он наш лучший талисман, верно? Где бы мы были без нашего приятеля, сидящего на трибунах, который притворяется, якобы его это не волнует? Где бы мы сейчас были без нашего якоря? Луи поднимает свой стакан вверх, и остальные игроки за столом тут же делают то же самое. — За Зейна! За человека, который всегда самодовольно сидит на трибунах, за человека, который болеет громче всех, когда мы забиваем. За парня, который скрывает, что заботится о нас. О-оу, только взгляните на него! — весело кричит Луи, наблюдая, как кареглазый пытается сжаться, будто от этого он будет менее заметен. — За нашего Зейна! Малик краснеет и тут же опускает голову вниз, начиная с интересом рассматривать липкие круги зелёного и голубого цветов на столе, которые, очевидно, остались от старых напитков. Он слышит звук шуршания пластика от столкновения и брызги алкоголя, летящего из разноцветных стаканчиков, полных пива. Слышит, как толпа скандирует его имя снова и снова. Он чувствует, как чьи-то липкие руки ложатся на спину, и Зейн, не раздумывая, широко улыбается. — Да, спасибо, — бормочет себе под нос парень, всё ещё не поднимая головы. — Ты всё такой же охуенно сентиментальный. — За Зейна! — снова раздаются возгласы толпы. Осматривая всех гостей, Зейн замечает, что у хоккеистов есть особый вид одежды. Большинство парней одеты в джерси своих любимых игроков, а сами же хоккеисты высокие, широкоплечие и мускулистые. Парни смеются над тостом Луи, у большинства из них дружеские отношения, им настолько комфортно друг с другом, что у Малика порой начинает щемить в сердце. Он понятия не имеет, как до этого дошёл, но теперь он с гордостью может сказать, что тут его второй дом. Лиам беззаботно улыбается, на нём одет его счастливый свитер Чикаго Блэкхокс (Тэйвз, номер 19), и он проворно наклоняется через кухонную стойку и нежно гладит плечо Зейна, как бы скрепляя сделку. «Ты наш», — видимо, говорит он этим жестом, или, может быть, он просто хочет так думать. Пейн смотрит на пол, затем обратно на него и неожиданно резко отрывает руку от тела парня, как будто сожалеет о том, что сделал. Малик определённо уже видел этот взгляд прежде. — Ну же, поцелуй меня, — пьяно хихикает Луи, хватая Зейна за челюсть. Кареглазый вздрагивает и тут же хлопает его по руке, словно тот паук. Всё улыбаются, и ему всё это очень хорошо знакомо, ведь это один из способов шатена превращать всё свои слова в шутку. Краем глаза темноволосый замечает, как Лиам улыбнулся. Он улыбается Зейну и Луи, поднимает собственный стакан воды вверх (он сегодня водитель). Это просто лёгкая улыбка, но она словно говорит о том, что он понимает, что происходит в груди Малика прямо сейчас. — Не-а, отвали, — отвечает Зейн, но уже слишком поздно, Гарри и Найл проворно хватают его за руки, и Луи, не раздумывая, звонко целует его в щёку. — Мой мальчик, — сюсюкается Томлинсон, обнимая его за плечи. — Ну что, напьёмся сегодня? — Напьёмся! — с радостным возгласом соглашается Малик. Луи отходит от него и начинает смешивать ром с колой, и когда дело доходит до колы, Зейн не медля прокрадывается к нему со спины и быстро целует его в отместку в челюсть. Шатен вздрагивает, широко открывая рот, а спустя пару секунд громко смеётся и вытирает место тыльной стороной руки. Найл хватает свои костыли, поднимает руку вверх и ударяет Зи в кулак. Прошёл почти целый год с тех пор, как Лиам, Луи и Найл заключили своего рода пакт, говорящий о том, что впредь они должны тусоваться вместе и вот спустя только год, Зейн начинает понимать смысл их договора. В шестнадцать он получал мороженое после игры, в семнадцать — пиво и ликёр. На самом деле, Малику просто нужно некоторое время, чтобы осмыслить всё изменения. Зейн не любит перемены. Зато парень любит держать возле себя узкий круг друзей, он любит свою большую семью, в которую, безусловно, входят Лиам, Гарри, Луи и Найл. Это изменение было самым трудным для него. Всё стало иначе, чем в прошлом году, эмоции стали гораздо сильнее, победы стали более яркими, а проигрыши мучительными. Он может и не играет за сборную, но он, безусловно, чувствует любовь, которую парни выражают в игре. Эта любовь как бумерангом отражается в его собственной груди. Он сначала не признавал это, но потом понял, что ему это действительно нравится. Не игра, а чувство связи его судьбы с другими ребятам, их выигрыши и проигрыши слишком много значат для него. Это просто захватывающе — быть впереди всего мира, где победа и поражение стали частью его жизни, видеть то, как каждую игру парни балансируют на краю смерти. Парень не может не хотеть соответствовать их страсти: отражение энтузиазма и фейерверков у Луи, сердечную поддержку у Гарри, плавучесть энергии у Найла и, безусловно, интенсивную рефлексию Лиама — то, как он пытается найти новые способы, чтобы быть лучше с каждым днём. Задумавшись, кареглазый понимает, что это технически и физически невозможно. Неожиданно, кто-то из толпы дружески ударяет его по спине настолько сильно, что Малик тут же начинает кашлять. Невозможно не хотеть быть частью жизни, где полно криков, веселья и всеобщего обожания. Вот почему, несмотря на циничность, Зейн безоговорочно исполняет то, о чём его просят его братья (изготовление баннеров, доставка воды на тренировку, покупка травки у его двоюродного кузена). Технически, он может этого не делать, но всё же. Действительно, когда Малик думает об этом, он знает, что делает это всё, потому что Лиам, Луи, Гарри и Найл бесперебойно приглашают его на каждое празднование команды. Как бы он не сопротивлялся, как бы он не говорил, что его это не интересует, парень всё равно присутствует там. Возможно, Зейн и не ступил на каток с девяти лет, но чёрт, это просто невероятно, насколько эти ребята могут заставить его чувствовать себя частью их команды. Эти чувства заставляют биться сердце в разы быстрее, осознавая это, невозможно просто не быть частью чьей-то жизни, не быть частью хоккея.