***
Сицилия славилась не только храмами Деметре и Персефоне. Она расцвела, как бутон нежнейшего и редчайшего цветка, при царе Кокале, который был добр, проницателен, разумен и дальновиден, а ещё очень сильно любил свой народ и заботился о его благополучии. Несколько десятилетий назад Сицилии досаждали циклопы, решившие, будто имеют право уничтожать пастбища, пожирать скот и порой даже людей, если те попадались им на пути. К счастью, именно тогда в город Сиракузы явился Кокал и, обратившись к юной богине Персефоне, которую здесь любили и почитали, попросил её о помощи. Он знал, кого и как просить. Капризное божество потребовало построить величественный храм в свою честь, а также горячие источники, чей жар исходил прямо из Тартара. Но это была разумная цена за силу и мощь: циклопы пали под карающей дланью Танатоса, поднявшегося в мир живых ради прихоти Персефоны. С тех пор Кокал исправно устраивал праздники в честь богов подземного царства, пышно украшал их храмы и не жалел денег. Все когда-нибудь умрут, невозможно вымолить лучшее место в Аду, но он не для того щедро растрачивал казну. Кокал думал о будущем и знал, что у богов Олимпа множество любимчиков среди простых смертных, тем более ― смертных царей и героев. А Сицилия ― это лакомый кусочек для тех, кому мало собственных богатств. Нужна защита, и нет ничего ужасней и незыблемей, чем сама Смерть во плоти. Впрочем, гостей из других стран и островов царь принимал радушно. Он ценил ум и знания, любил общаться с мудрецами, пророками, путешественниками, архитекторами. Многие из них составляли свет его двора, помогали без платы и жили, не ведая ни в чём отказа. Кокал прославился сам и прославил Сицилию, сделав её раем для тех, кому некуда более идти. Фрэнки боялся, что царь выдаст их Миносу, прогонит прочь или вовсе заточит в глубоких темницах, чтобы после обменять на какие-нибудь привилегии у тирана-соседа. Многое говорили про Кокала, в основном хорошее, однако привычка сперва проверять, а потом уже доверять въелась в кровь давным-давно. Чтобы не пугать Чоппера, Фрэнки вёл себя спокойно и уверенно, не показывал напряжения, сковавшего каждый мускул, и уж тем более не отводил взгляда, когда распорядительница дворца царя спрашивала, за какой надобностью он просит аудиенции. Удивительное дело ― женщина, пусть и свободная, допускалась к царю ближе, чем стражники и оракулы, но о причудах Кокала рассказывали едва ли не больше, чем о его доброте и разумности. На Сфинкса смотрели настороженно и с опаской, но за спиной не шептались. Она вышагивала по залам дворца мягко, по-кошачьи бесшумно, и только длинный львиный хвост дёргался из стороны в сторону, выдавая её нетерпение. ― Приветствую тебя, афинский мастер! ― Кокала Фрэнки представлял себе… иначе. Не таким синим, что ли. Его губы были подобны губам мертвеца, кожа бледная, а волосы словно насытились цветом морской волны. Сам Фрэнки часто экспериментировал с красками для картин, многие испытывал на себе. Однако где он, беглый архитектор и оружейник, и где правитель, решающий судьбу целого государства. ― Не думал, что когда-нибудь увижу тебя. Говорили, что ты умер, упав в море. ― Слухи не всегда правдивы, ― фыркнул Фрэнки, глядя прямо в глаза царю. ― Порой в них говорится только то, что выгодно кому-то. Я здесь, чтобы просить тебя о приюте. Не для себя. ― Н-ма. Редко у меня просят что-то не для себя. Люди в большинстве своём удручающе эгоистичны. Кому ты жаждешь помочь? Фрэнки вместо ответа мягко подтолкнул Чоппера в спину и кивнул Робин. Сфинкс вышла вперёд, гордо подняв голову, села, обвив лапы хвостом, а мальчик спрятался у неё между передних ног, словно беззащитный детёныш. Кокал молчал. Робин тоже, но они смотрели друг на друга ― царь и одно из опаснейших существ ― долго, с пониманием. Яркие глаза Сфинкса сияли, она тонко улыбалась, и от этой улыбки у свиты Кокала по спинам бегали мурашки. Практически каждый решил, что его мысли читают, как раскрытую книгу. ― Я наслышан и о тебе, Сфинкс, гроза Семивратных Фив, ― осторожно, подбирая слова, начал царь. ― Почему ты прилетела сюда? ― О, всё очень просто, ― мурлыкнула Робин. ― Один человек, достойный уважения, показал мне, чего я хочу на самом деле. Сицилия ― город, где собрались умные, талантливые и разносторонние люди. Мне было бы приятно, разреши вы пообщаться с ними и… Хм, у вас ведь есть библиотека? Кокал хмыкнул. Не всякий умел читать. Сфинкс была загадочной и непонятной, но в ней чувствовалась скрытая сила и мудрость, опасная для тех, кто не воспримет всерьёз силу знаний. ― Есть, однако, она не полная, к моему величайшему сожалению. Если желаете, я пущу вас туда. ― Или?.. ― Робин растянула губы в хищно-ласковом оскале. ― Или, если ваши спутники согласятся, через две недели я могу отправить вас на корабле в Александрию. ― Я читал об этом! ― обрадовался вдруг Чоппер, подпрыгнув от возбуждения. ― В тех свитках говорилось о других работах, но у меня их нет, значит, они должны быть в Александрии. Там было так написано. Мальчик говорил всё тише и тише, смутившись своих эмоций и того, что посмел вмешаться в разговор. Его сердечко бешено колотилось, Чоппер не знал, что ему делать ― прятаться за Робин, Фрэнки, просить прощения или вовсе убежать, чтобы никогда больше не попадаться царю на глаза. Так подставить друзей! ― Что за занятный ребёнок, ― улыбнулся Кокал и встал с трона. На его лице появилась добрая улыбка, мигом превратившая бледную кожу и синие губы в достоинства, а не недостатки. Он спустился по мраморным ступенькам, присел на корточки перед Чоппером и мягко спросил: ― Как тебя зовут, дитя? Чоппер окончательно растерялся и за помощью обернулся к Фрэнки. Архитектор хмурил брови, не зная, как на подобное реагировать. Ни Минос, ни царь Афин никогда не позволяли себе сравняться с простыми людьми, кем бы они ни были. Выше них только боги, лишь пред ними позволительно склонять колени. Кокал разрушал привычную систему мира. ― Не бойся его, ― вдруг вкрадчиво шепнула Робин на ухо Чопперу. ― Он хороший человек, я это вижу. ― Спасибо, ― серьёзно кивнул Кокал. ― Я ценю проницательных людей. И я не желаю вам зла. С этого момента вы мои почётные гости. ― И я? Я же монстр… ― выдохнул Чоппер и сжался, услышав недовольное бормотание Фрэнки. ― Тони Тони Чоппер меня зовут. Я… Минотавр из лабиринта. Свита растянулась по стенам зала так, чтобы её не было ни видно, ни слышно. Кокал звучно рассмеялся и протянул Чопперу раскрытую ладонь. ― Тем более чувствуй себя как дома! Что за глупые мысли? Любой получит у меня кров и защиту. В ответ я прошу самую малость ― интересные беседы и необычные мысли. ― Хорошо… ― едва слышно выдавил из себя Чоппер и осторожно коснулся тёплых пальцев царя своими. Фрэнки облегчённо вздохнул. Так их приняли во дворце и во всей Сицилии. Им выделили покои, проводили к горячим источникам, где немного пахло серой, но вода была до того приятной, что этот недостаток дружно простили. Фрэнки громко возмущался, когда ему пытались всучить слишком длинный хитон и расшитый золотом плащ, а Робин, наоборот, понравилось, что прелестные рабыни расчесали ей шерсть и надели на голову серебряную диадему. Чоппера ласкали и нежили, как ребёнка. Кормили фруктами и сластями, не боялись и даже говорили, какой он хороший и славный. Троица, несмотря на радушный приём, держалась вместе. В библиотеку спускались тоже не поодиночке. Робин было не удержать, её глаза горели жаждой знаний, да и мальчик хотел посмотреть на настоящие книги. В лабиринте остались только полуистлевшие старые талмуды, малоценные для пытливого разума. Фрэнки с удовольствием проводил время с Кокалом за кубком вина. Айсберг, как его называли за цвет губ, оказался ужасно любопытным и деятельным человеком. Любые, даже оброненные вскользь идеи он старался применить на практике, приспособить для пользы страны. Несколько дней в его обществе пролетели как один миг ― быстро, странно, удивительно интересно и немного путано. Айсберг задавал много вопросов и ждал на них ответы. Фрэнки не очень тянуло раскрывать все свои секреты, так что он выдавал информацию порциями. Создавал для царя диковинное оружие, не уступавшее божественному. Предлагал чертежи, чтобы усовершенствовать систему водоснабжения. Вместе с Айсбергом ходил на верфь и смотрел корабли. Они жарко спорили, часто ругались, потом мирились и снова спорили по самым разным вопросам. Робин, которая становилась невольным свидетелем их разговоров, в конце концов не выдержала и вежливо посоветовала им ругаться где-нибудь в другом месте. Книги требовали тишины. Пристыженные мужчины удалились прочь, а о Сфинксе начали уважительно шептаться практически все девушки дворца. Она произвела неизгладимое впечатление. Идиллию разрушило письмо, прилетевшее с почтовым соколом. Кокал был в библиотеке вместе с Фрэнки и Робин. Чоппер спал, утомившись чтением, а взрослые негромко переговаривались по поводу учения Платона. Распорядительница дворца, свободная женщина Калифа бесшумно спустилась в обитель знаний и, склонившись в поклоне, передала царю свиток. ― От Миноса, ― пояснила она с выражением величайшего презрения и брезгливости на лице. Айсберг взял свиток двумя пальцами, словно ядовитую змею. ― Мне уйти? ― Останься, ― царь подал ей перо, чистый папирус и чернила. ― Напишешь сразу ответ. Только дай мне минуту, чтобы прочитать… это. Повисло тягостное молчание. Фрэнки переглянулся с Робин и нахмурился. Раз Минос написал именно Кокалу, значит, ему точно известно, где беглец. Вряд ли его выдал Эйс. Судя по слухам, что витали от одного острова к другому, молодой царь Афин забрал с собой дочь Миноса взамен награды за голову Минотавра, которого не было. В письме же сухо говорилось, что Афины не держат зла на создателя Лабиринта. И они останутся в стороне от конфликта, со всем надлежит разбираться властителю острова Крит. Удобная позиция, ничего не скажешь. Но в этом весь Эйс ― он не может рисковать благополучием народа и вступать в войну даже с таким презренным человеком, как Минос. Ему благоволит бог войны Арес, и нужно быть дураком, чтобы не понимать, кто победит в случае прямого столкновения. Афины ― богатый, процветающий политический центр, но правит бал тот, на чьей стороне боги. Одна Афина-Паллада не в состоянии обеспечить победу, особенно если война начнётся серьёзная. В письме так же говорилось, уже менее сухо, что царь Минос требует выдать преступника и предателя Катти Флама по прозвищу Фрэнки и существо, украденное им из Лабиринта. ― Доспех Аида ему под зад, а не Чоппер, ― процедил сквозь зубы Фрэнки. Робин хмыкнула, а Кокал знаком попросил помолчать ещё немного. ― Итак, меня поставили перед фактом. Или я выдаю ему вас, либо послезавтра у берегов Сицилии увижу флотилию Миноса. Какая прелесть. Айсберг не выглядел расстроенным или разгневанным. Он едва заметно шевелил губами, перечитывая некоторые строчки, закрывал глаза, осмысливая информацию, затем снова возвращался к письму. Наконец свиток оказался смят и кинут в кучу мусора ― забракованные планы и чертежи, которых набралось приличное количество за время бурных дискуссий. ― Что писать в ответ? ― деловито спросила Калифа и обмакнула остро очиненный конец пера в баночку с чернилами. Айсберг посмотрел в глаза Фрэнки и улыбнулся. Медленно произнёс: ― Я, царь Сицилии, не могу выдать ни предателя, ни монстра по той причине, что у меня их нет. Если Минос желает проверить это лично, я с радостью встречу его вместе с флотом у берегов своей страны. И пусть боги решают, кто из нас прав. ― Подождал, пока Калифа допишет последнее слово и другим тоном, домашним и спокойным, добавил: ― Запечатай и пошли самой быстрой нашей птицей. ― Как прикажете, ― женщина снова поклонилась и вышла. Робин аккуратно перевернулся кончиком когтя страницу древней книги и задумчиво произнесла: ― У них могучие корабли и поддержка опасного бога. Стоят ли наши жизни такого риска? Айсберг налил себе вина, пригубил и без тени сомнений ответил: ― Любая жизнь для меня ценнее, чем желания царя-самодура. Он не любит ни свой народ, ни своего сына, ни тех, кто создал ему тот самый могучий флот. Верно, Фрэнки? ― тот кивнул. ― Кроме того, я не соврал ни единым словом. Разве среди нас есть предатель и чудовище?.. И он ласково погладил Чоппера по голове, стараясь не разбудить неосторожным движением. ― Тогда что же нам делать? ― Фрэнки не мог усидеть на месте после подобной вести. ― Как что? ― удивился Айсберг и в его глазах сверкнул лукавый огонёк. ― Ждать, что нам ответят небеса. Арес ― не единственный бог на Олимпе. Уверен, найдутся те, кто поможет нам. ― А если нет? ― Что ж, на бога надейся, ― лукавые огоньки превратились в стальные, ― а сам не выпускай оружие из рук.***
― Ты уверен, что нас не убьют, если мы вот так вот спустимся без приглашения? ― Вообще-то, это была твоя идея! Так что не трусь и иди, ты же бог. ― И что?! Чуть что ― «ты же бог, ты же бог», тьфу! Я не Геракл, я мозгами работаю, а не грубой силой! ― Надоел, ― третий голос звучал недовольно и раздражённо. ― Если боишься, сказал бы сразу. Я отправлюсь за Луффи куда угодно, хоть в Тартар. Мне всё равно, смерть меня более не пугает! ― Рад за тебя, но надо же продумать речь и пла-а-а-а… Аа-а-а, Луффи, ты что делаешь?! Не лети туда! Остановись! О, Афродита, за что мне всё это?.. Крылатые сандалии несли Луффи прямо ко дворцу сицилийского царя. Усопп тоскливо провожал взглядом свою верную обувь и грустно вздыхал, сидя на облаке. Вместе с героем (а точнее ― дураком) летела и Медуза, удобно устроившись у него на руках. Змеи красиво развевались на ветру, но Усопп заранее знал, что бури восторгов не вызовут ни они, ни Персей, ни женщина, способная убивать взглядом. По всему выходило, что без него, великого и прекрасного, эти двое попросту погибнут. Афина явно не обрадуется. Он успел в самый последний момент. Воронку, образовавшуюся после встречи Луффи с землёй, уже окружила стража, угрожающе выставив пики, как ёж ― иголки. Усопп обставил своё появление не менее эффектно: звуки лиры, сияние, величественная поза, медленный спуск вниз, к смертным… Пики дрогнули и опустились. Такого бога местные ещё не видели и предпочли его пока что не трогать. ― Мы явились, чтобы благословить этот край и его жителей! ― важно заявил Усопп, под шумок выдернув Луффи из воронки. Медуза выбралась сама, отряхнулась и сразу же кинулась к своему спасителю. Хорошо, что она соизволила завязать глаза обрывком хитона, иначе все стражники и просто любопытные превратились бы в скульптурные изваяния имени себя. Царю Сицилии это понравится ещё меньше, чем живая Медуза ― Афине. ― А поточнее? ― кто-то из стражников уже убежал с вестью к царю, наверное. Усопп искренне надеялся, что его вдохновенной речи, придуманной на ходу, хватит, чтобы продержаться несколько минут. ― Есть проблемы? Неурожай? Набеги саранчи? Снова циклопы жить мешают? ― деловито поинтересовался он и указал рукой в сторону Луффи. ― Вот это настоящий герой! Он одолел Медузу Горгону! Она стоит рядом, но не пугайтесь, всё в порядке, так задумано. Он смел, силён, отважен, тугоду… Непобедим! Любой стране нужен такой герой, не сомневайтесь! Пока Гермес заливался соловьём, Луффи огляделся вокруг и первым заметил, что к ним приближается очень странная четвёрка. Синий дядя, ещё один, но побольше и в плечах пошире, то ли женщина, то ли лев-орёл и… Олень на двух ногах. Луффи оленя-то никогда в жизни не видел, потому впал в ступор, пытаясь сообразить, можно это есть или нет. ― Приветствую тебя, Гермес, покровитель торговцев и ремесленников! Нечасто ты являешься к нам, ― произнёс синий дядя, перед которым почему-то склонились все остальные. Усопп облегчённо перевёл дух и украдкой вытер лоб ладонью. ― Что привело тебя сюда на этот раз? Ещё ведь не время Персефоне возвращаться к матери на Олимп. ― Э-э-э, да, ты прав, царь Кокал, ― закивал Усопп, за всеми этими заданиями-нервами совсем забывший про Персефону и прочие мелочи. ― У меня к тебе небольшое дело. Не для посторонних глаз. Люди понятливо разошлись, оставив бога и царя практически наедине. Только женщина-львица, в которой Усопп запоздало узнал Сфинкса, так красочно расписанного Аполлоном, не собиралась двигаться с места. Она сверлила взглядом Медузу и удерживала лапой на месте мальчика-оленя. Неужели тот самый Минотавр?! Усопп понял, что слишком рано успокоился. ― Говори. Я тебя внимательно слушаю. ― Понимаешь ли, нам нужно, чтобы твои мастера сделали для Медузы что-то вроде этого, ― Усопп подозрительно покосился на неназвавшегося человека с суровым выражением лица и, присев на корточки, концом жезла нарисовал на земле два овала, скреплённые небольшой перемычкой посредине. ― Из специального материала, я его достану и принесу. Он не позволит ей превращать людей в камень, если она не снимет это. ― Простая конструкция, ― вдруг сказал суровый мужчина и склонился над рисунком. ― Если добавить тут и тут держатели, чтобы не спадали с лица, будет лучше. Я сделаю за полдня, нужны только точные размеры. Усопп открыл было рот, чтобы осадить наглого человека, но Кокал встал рядом с незнакомцем и положил ему руку на плечо, как старому другу. Пришлось согласиться и обернуться к Луффи. ― Ты согласен? ― Ага, ― кивнул тот, ― дядь, много времени это займёт? Мне на Олимп надо. И я есть хочу. Сфинкс фыркнула, а её взгляд чуточку потеплел ― она испытывала странную слабость к непоседливым детишкам. ― Н-ма, проходите, устроим пир в честь бога Гермеса, ― подвёл черту Кокал и попросил Фрэнки отвести гостей в зал, куда подавали еду. Царя отозвала в сторону Калифа, так что пришлось идти без него. Усопп очень волновался, но старался вести себя как обычно, всё-таки он бог, а не пришлый обманщик! Сфинкс смотрела на него с ехидством, человек-олень боялся и прятался за Фрэнки, а сам архитектор, кем он представился, молчал, не собираясь первым начинать беседу. К счастью, у них был Луффи. Замолчать его заставит только могила. Айсберг вернулся на середине пира, когда все немного оттаяли и привыкли друг к другу. Луффи кормил Медузу с рук, так как глаза ей развязывать было всё ещё опасно, она млела и порывалась упасть в обморок, откуда её легко вытаскивал Чоппер. Он показал себя хорошим врачевателем, Асклепию малыш наверняка понравился бы. Усопп отмечал это краем глаза и весело болтал с Фрэнки. Они неожиданно нашли много общих тем для разговоров, начиная от изобретений и картин, заканчивая устройством Олимпа, о котором каждый имел собственное мнение. Усопп нашёл, кому излить душу, а Фрэнки подтвердил для себя, что не все боги ― заносчивые снобы. Айсберг не привлёк к себе внимания, скромно сел по правую лапу от Робин, отщипнул кусочек лепёшки и негромко сказал: ― Флот Миноса разгромлен. Сам он пропал без вести, скорее всего ― мёртв. Услышали все. ― Ты не шутишь? ― севшим голосом спросил Фрэнки. ― Это, конечно, замечательно, но ведь у тебя могут быть проблемы! ― Вряд ли, ― туманно возразил царь и пытливо посмотрел на одного из гостей. ― Вижу, вы хотите что-то сказать, молодой человек. Луффи догрыз куриную ножку, кинул её в блюдо к остальным и, облизав губы, честно сказал: ― Я видел, как много-много кораблей потопил кракен. А ещё там был седой дядька с трезубцем и русалки. ― И ты не знаешь, почему владыка морей, Посейдон, вдруг осерчал на царя Миноса? ― вкрадчиво продолжил спрашивать Айсберг. Усопп побледнел, а Луффи, как ни в чём не бывало, ответил: ― Отчего же? Знаю! Я помог одной большой русалке… Сложно поверить, но и посреди океана Луффи умудрился найти приключения на мягкое место. Усопп готов был рвать на себе волосы и бить ногами землю от досады. Увы, остановить героя в крылатых сандалиях было совершенно невозможно. Хэнкок сидела рядом с богом и её волосы ревниво шипели, что не добавляло оптимизма. Усопп сглотнул, покосился на одну небольшую точку вдалеке, которая кружилась вокруг пятна побольше, и мысленно попросил Фортуну об услуге. Пусть все они доберутся до Сицилии целыми и невредимыми. Разве он многого хочет?.. А Луффи летал вокруг плачущей в три ручья русалки и недовольно бурчал: ― Какая ты плакса! Сама не можешь, что ли, свою акулу вытащить? Смотри, это же просто! ― Не могу-у-у, ― хныкала русалка и так шмыгала носом, что вокруг неё поднимались небольшие волны. ― Ей будет больно! Я не умею! ― Не реви, раздражаешь, ― прикрикнул на неё Луффи и размял пальцы. Акула, угодившая в ловушку между рифами, жалобно крутила хвостом, но выбраться никак не могла. Было жалко живое создание, да и его хозяйка изрядно действовала на нервы. Проще помочь, чем объяснить, почему нет. ― Я сейчас сделаю. Смотри и запоминай. По сравнению с русалкой он был крохотным, словно муравей рядом с человеком. Но такая кроха легко залез в щель между рифов, упёрся руками в скользкие камни и напрягся. Послышался треск, грохот, и вдруг скалы разъехались в стороны, выпустив акулу на свободу. Луффи отряхнул руки, посмотрел, как обломки рифов тонут в море, и обернулся к русалке. Та больше не плакала и восхищённо хлопала влажными глазами. ― Видишь? Ерунда какая-то, а ты развела тут трагедию, ― Луффи встал на сложенные лодочкой руки и приложил пальцы к глазам козырьком, чтобы солнце не сильно слепило. ― Как тебя звать хоть? ― Ширахоши, ― робко улыбнулась русалка. ― Я младшая дочь Посейдона… Спасибо тебе огромное! Ты герой, да?! ― Есть немного, ― пожал плечами Луффи. ― Не люблю, когда меня героем называют. Тогда надо делиться. Я просто Луффи. Слушай, а ты не знаешь, в какой стороне Сицилия? Мы тут из-за Усоппа немного заблудились… ― Эй! Я всё слышу, между прочим!!! ― … и мы так встретили тебя. ― Конечно, я знаю-знаю! Чем могу тебе ещё помочь, Луффи-не-герой? Проси, чего хочешь! ― Да ничего мне не надо, ― улыбнулся парень и, оттолкнувшись от ладоней русалки, взлетел вверх. ― Дорогу покажешь, да? Вот и хорошо будет. Он не видел, что Ширахоши буквально сияла и горела желанием отплатить своему благодетелю любым способом. Её глаза впервые за долгое время решительно сощурились, но никто из путешественников этого не заметил ― они никогда раньше не встречали гигантскую русалку. ― ...вот, наверное, это она попросила потопить те корабли. Она сказала, что её отец ― Посейдон. Не знаю, чем это вам поможет, ― закончил Луффи, почесал щёку и потянулся через весь стол за вкусной медовой лепёшкой. Фрэнки икнул и поспешил залить шок вином. Происходящее казалось волшебным сном, но бог Гермес, мальчишка с безумной улыбкой и Медуза, о которой так волновался Чоппер, не спешили исчезать. Они говорили до темноты, рассказывали, что успели пережить и что повидать. Гермес улетел, пообещав вернуться с необходимыми материалами для нового изобретения, которое он назвал «очки». Хэнкок с изумлением слушала всхлипывавшего Чоппера, который от всей души рассказывал ей, как он хотел отправиться спасать несчастную от неминуемой смерти. Луффи назвал мальчика-оленя запасом мяса, за что получил тумак от Фрэнки, но они всё равно быстро сдружились. Невозможно долго обижаться на этого паренька в странной соломенной шляпе. Он явно вхож на Олимп, хотя даже там такие психи надолго не задерживаются. Значит, либо он особенный, либо кто-то ему покровительствует. Или он очередной сын Зевса, всё может быть. На следующий день, пока все спали после пира, Фрэнки занялся очками, а Кокал отправился разговаривать с покровителями Сицилии ― Аидом и Персефоной. Они-то должны знать, действительно ли Посейдон разнёс в щепки целый флот. Если это правда, то Арес ничего не вправе сделать. Везение, потрясающее везение. Гермес вернулся как раз вовремя ― Фрэнки снял мерки со спящей Медузы, даже почти не получил укусов от её змей, и был готов творить. Вместе они, как и было обещано, за полдня создали нечто, чего раньше просто не существовало. Хэнкок с опаской примерила очки в тончайшей оправе, нахмурилась и позволила подвести себя к огромному, во всю стену, зеркалу. Она открыла глаза ― и не смогла сдержать слёз. Из зеркала на неё смотрела та самая Боа Хэнкок, затмевавшая красотой Афродиту. Женщина плакала перед другими впервые в жизни и не корила себя за то, что поступилась гордостью и привычкой никому не доверять. Луффи удовлетворённо улыбался, Чоппер счастливо кружился вокруг Медузы, а царь Кокал обсуждал с Фрэнки возможность распространения очков на всей территории Сицилии. Многим могли понадобиться такие «волшебные овалы», способные не только преображать внешность, но и лечить зрение, что ранее делал лишь бог врачевания Асклепий, либо Афина, если её удавалось вызвать к больному. ― Ну что, теперь летим на Олимп? ― когда чувства немного поутихли, спросил Луффи. Он помнил, что обещал показать Медузу богам, но также твёрдо знал, что не допустит, чтобы её убили в угоду капризам Нами. ― Не волнуйся, ненадолго. ― Хорошо, ― Хэнкок снова заключила своего спасителя в объятия. Даже волосы-змеи плакали, так что очень быстро хитон Луффи стал насквозь мокрым. ― Ради тебя я пойду хоть в Тартар! ― Н-маа, ― Айсберг зашёл в зал и улыбнулся. По его лицу было видно, что переговоры с Аидом прошли успешно. ― Не стоит бросаться словами. На этом острове есть вход в мир мёртвых, вы точно уверены, что хотите туда? Хэнкок побледнела, а Луффи беспечно рассмеялся. Он любил Тартар ― там жарко, много еды и забавные тени, которых можно гонять, сколько хочется. Иногда к развлечениям присоединялся Танатос, если его разбудить, и становилось совсем весело. ― А мы тогда в Александрию, ― томным голосом напомнила Робин и потёрлась шёлковым боком о ногу Фрэнки. ― Мне бы очень хотелось увидеть известную на весь мир библиотеку. В Тартар мы всегда успеем. ― Она лукаво прищурилась. ― С такими-то друзьями. С ней невозможно было не согласиться. Олимп, спустя два дня ― Это ни в какие ворота не лезет! ― визжал женский голос, в целом красивый, но из-за высоких нот беспощадно бьющий по ушам. ― Как он посмел её сюда притащить! Зря я, что ли, её проклинала?! ― Прелестная и несравненная, зачем же так злиться? ― отвечал мужской голос, вежливый, но ехидца в нём проступала всё равно. ― Она уже давно снова в мире живых, на Сицилии ей предоставили условия намного лучше, нежели в той темнице. Любая станет ядовитой змеёй, если её поселить в тёмной сырой… ― Ничего ты не понимаешь! И вообще, ты его защищаешь! Хотя сам отправил убивать Медузу! ― Ты могла бы просто промолчать. Никакой информационной нагрузки твои выкрики не несут. ― Значит, ты не отрицаешь, что защищаешь его? ― Не вижу смысла возражать ― защищаю. От него самого в первую очередь. ― Эй, ребята, может, не будем ссориться? Всё же хорошо закончилось! Афинский архитектор в Александрии, Сфинкс больше не держит в страхе Фивы, Минос нам не докучает, Аресу мы нос утёрли… Да что вы на меня так смотрите?! ― Не лезь, тебе слова не давали, ― женский голос стал потише, зато злее. ― Я обижена, между прочим! Теперь Арес меня игнорирует, Зевс снова занят своей готовкой, как смертный какой-то, а вы оба потакаете причудам мальчишки! ― Хм, смею заметить, что проблемы на личном фронте ― только твои проблемы. У меня всё в порядке. ― Говори за себя!.. Эм, Нами, я тебе жезл починил… ― Отстань! ― Пояс зашил. ― Уйди, болезный, я в печали. ― Очки принёс! Лучше, чем у Медузы! Лучше, чем вообще у кого бы то ни было! Повисло молчание, а затем женский голос заинтересованно спросил: ― А покажешь?.. Мужской ехидный хмыкнул: ― Женщины, вас так легко купить. И не надо в меня швыряться молниями, это некрасиво. Ухожу-ухожу, что же вы нервные такие все. ― О, прелестная Нами!.. Ло, чего тебе надо? Луффи вернулся? Есть хочет? Ну ладно. Нами, ты же подождёшь своего рыцаря? ― Она подождёт, пойдём уже. У меня накопилось много вопросов к Луффи, а при виде тебя он забывает, что надо убегать. ― Может, тебе стоит просто убрать меч? ― Может, тебе стоит заткнуться и не учить меня жизни? ― Хах, не моей статуе Дионис руку оттяпал. Меч убери. Убери, я сказал! ― Ло, Санджи! Я по вам так скучал! ― мальчишка повис на богах, едва не сбив их с ног. ― Чего вы грустные такие? Давайте поедим, а? ― У тебя все проблемы так легко решаются… Молчание. ― Знаешь… Я иногда ему немного завидую. ― И я. Только это секрет, расскажешь кому-нибудь ― убью. Аполлон скептически хмыкнул, ведь чтобы убить бога, нужно быть как минимум Луффи, но ничего не сказал в ответ. Жизнь на Олимпе была… Ненормальной. Но всех это, в принципе, устраивало.