Высокие отношения

   — Хоук, вставай, — ей на ухо тихо произнес Фенрис.    — Нзшт, — не просыпаясь, проворчала она, и, когда он опустил ей на плечо подбородок, прижалась к его щеке.    — Красноречива как всегда, — она кожей почувствовала его усмешку.    — М-м-м, ну пожалуйста, — взмолилась Хоук и, перевернувшись, свернулась у него под боком, уткнувшись носом Фенрису в шею.    — С удовольствием бы согласился, — раздался у виска мягкий и глубокий голос, руки заключили ее в объятия — Хоук плавилась в тепле, снова погружаясь в сон, но тут в голос Фенриса проникла веселая нотка, — но вечером ты недвусмысленно выразилась, чтобы я — цитирую — «не был дурнем» и не поддавался на мольбы.    Все еще в полусне Хоук нашла губами знакомую ямочку на шее и нежно поцеловала, ощущая под кожей устойчивый пульс.    — Солнце, еще чуть-чуть…    — Еще ты сказала, если не послушаешься, отобрать у тебя одеяло.    «Предатель, — подумала Хоук, просыпаясь. — Целую тут его в ключицу, а он угрожает отнять одеяло. Время расплаты».    — М-м-м, пожалуйста, Зевран, еще чуть-чуть, я все-таки была готова променять шесть демоновых лет ухаживаний за одним параноиком на мгновение блаженства с тобой в кустах.    — Шесть лет ухаживаний — сильно сказано. Скорее пятнадцать минут настоящих ухаживаний и шесть лет кошмарных острот, не говоря уже о планах.    — И я бы вцепилась в следующего убийственно опасного эльфа с забавным акцентом и волнистыми татуировками, если бы этот неблагодарный тип, который не ценит выдающегося юмора, не угрожал людям физической расправой.    — Так ты проснулась.    — Ничего подобного, — заупрямилась Хоук. — Мне снится горячий сон с дюжиной антиванских убийц.    — А если пощекотать…    — Ай! Нет! Ты обещал! — она откинула голову, чтобы взглянуть в ухмыляющееся лицо.    — Ладно, давай уже вставать.    — Я не могу встать, — взглянув на Фенриса, Хоук сощурилась от бьющего в глаза света. Даже в обычные дни утром у Фенриса на голове творилось нечто невообразимое — прическа, которой могли бы позавидовать люди, три дня не отрывавшиеся от оргий, — поэтому подразумевалось, что хуже стать не может — однако ему удалось. Прямо сейчас, подсвечиваясь лучами восходящего солнца, его прическа походила на неряшливый пушистый нимб, чье сияние контрастировало с резкими линиями тела. — Потому что я умираю.    Фенрис закатил глаза.    — От чего? От лени?    Такие шутки он теперь воспринимал легче. В первый раз, когда она сообщила, что умирает, Фенрис чуть ли не схватил ее и побежал к целителю. Теперь Хоук прежде убеждалась, что он понимает шутку.    — От ужасного проклятия. Я не могу проснуться.    — Да что ты.    — Ага! Знаешь сказку о Белоснежке?    — Я знаю лишь сказку, которую ты мне показала, — произнес он со спокойной серьезностью, которая каждый раз надрывала Хоук сердце. Повинуясь порыву, она прижалась к нему в искреннем, пробирающем поцелуе, за которым они обычно скрывали уязвимость друг друга.    — Ай, да плевать, опоздаем на час, — решила она, оторвавшись от Фенриса, и привалилась к его боку. — Или на два. Ни за что не пропущу утро отвратительных милостей.    — М-м-м, — нахально ухмыльнулся Фенрис. — Но что скажет Варрик?    — Только порадуется, иначе ему бы пришлось смотреть, какие мы отвратительно милые.    — Я нисколько не милый.    — Правда что ли? А как объяснишь эти неожиданные выдачи ценной информации? «За тобой куда угодно» и «Твой всецело»?    Усмехаясь, он передернул плечами.    — Отчет о состоянии.    Хоук издала смешок, легко поцеловала эльфа и взъерошила ему волосы.    — Так расскажи мне эту историю, — попросил Фенрис, растянувшись рядом с ней на кровати, и подпер рукой голову, чтобы заглянуть Хоук в лицо.    — Давным-давно жили-были король с королевой, и хотели они родить ребенка, но не получалось. Поэтому провели они что-то вроде ритуала магии…    — Магии крови.    — А потом королева наконец забеременела, и королевство возрадовалось. Но во время родов королева умерла, оставив короля горевать и воспитывать дочь.    — Так ему и надо. Чего еще он ждал от магии крови? Могли бы удочерить.    — Да, да, но тут замешана чушь о королевском наследии и так далее.    — Я не собираюсь сочувствовать тем, кто убивает близких, вне зависимости от их оправданий.    — Ну, если ты так ставишь вопрос. В общем, девочка родилась отменной. Она выросла в прекрасную девушку с волосами, черными как ночь, губами, алыми как кровь, и… глазами, рыжими как янтарь. Поэтому назвали ее Рыжеянтарушкой.    — Ты, по-моему, говорила о Белоснежке?    — Ага, но я решила поменять ей имя, потому что хвастаться им как-то глупо, нет? «Я бледная поганка, смотрите, меня и зовут так же!» А если она загорит? Неловко получится.    Фенрис лениво улыбнулся и обхватил Хоук за талию, рассеяно поглаживая ей бок.    — Потом король вновь женился, но королева оказалась злой ведьмой!    — Жадный до власти маг крови. Как обычно.    — Фенрис! Может хоть в сказке обойдешься без демонова осуждения магов?    — Что? Ты рассказываешь историю со «злой ведьмой» в роли злодейки, и это я «осуждаю»?    — Ну, героиня тоже маг!    — Да что ты?    — Именно! Так вот, у мачехи есть магическое зеркало и каждый день она спрашивает его: «Ты мне зеркальце ответь, кто на свете всех милее, всех прекрасней и белее?». А зеркало отвечает: «Ты, моя королева, прекрасней всех на свете».    — Тратить силу элювиана на такие пустяки.    — Но Рыжеянтарушка растет, становится с каждым днём всё красивее и даже красивее королевы, и когда королева как обычно спрашивает зеркало, оно отвечает, что Рыжеянтарушка всех милее, всех прекрасней и белее. Королева до жути злится и хочет убить Рыжеянтарушку!    — Пока все звучит весьма реалистично.    — Она приказывает охотнику увести Рыжеянтарушку в лес, убить и принести ей в знак доказательства ее сердце.    — Будто какой-то простой охотник может забрать наследницу престола без охраны в лес.    — Арр, может хватит?    — Конечно, не я же был телохранителем.    — Так вот, в лесу охотник заносит над Рыжеянтарушкой нож, но он видит, какая она добрая, чудесная и невинная, и…    — И не может ее убить?    — …и получает в рожу огненным шаром, потому что она маг, а какая-то свинья пытается ее убить!    — Что ж, справедливо.    — Рыжеянтарушка сбегает подальше от этой дерьмовой семейки и находит в лесу домик, где мирно живут семь гномов. Стой, нет, шесть гномов и один эльф! Их зовут: Весельчак, Соня, Скромник, Чихун, Нескладёха, Простачок и-и-и-и Ворчун! Угадай, кто эльф?    — Не Забавно… -ник.    — Ой, да ладно, он классный! Итак, королева снова спрашивает зеркало, и дурацкая штуковина сдает Рыжеянтарушку. Королева наколдовывает отравленное яблоко и отправляется к Рыжеянтарушке, переодевшись старухой. Она дарит девушке яблоко, и когда Рыжеянтарушка откусывает кусочек, она погружается в магический сон.    — Ха, весьма познавательная сказка, — удовлетворенно произнес Фенрис, скользнув рукой на бедро Хоук, подтянул ее к себе и навис сверху. — Мораль истории такова, что Рыжеянтарушке не стоит доверять каждому встречному, особенно магам крови с демоническими зеркалами.    — Да ради всего святого, оставь Мерриль в покое, у нее в зеркале ничего не отражается, а ты тут про конкурсы красоты.    — Неумение еще не доказательство…    — Может, я закончу?    — Стой, так это не конец? Мне показалось, мы дошли до логического окончания.    — Нет конечно, еще не все! Какие сказки так заканчиваются?    — Реалистичные, — отозвался Фенрис, целуя Хоук в шею.    — Не суть! Рыжеянтарушка, похоже, мертва, но у гномов не хватает сил ее похоронить, — продолжила рассказ Эрика, силясь не обращать внимания на теплые губы на шее. — Вместо этого смастерили они стеклянный гроб и положили девушку в него.    — Звучит… жутковато, — не поднимая головы, пробормотал Фенрис.    — Ага, но это сказка для детей, — рассеянно произнесла Хоук, выгибаясь в его руках. Фенрис рассмеялся — низкий вибрирующий звук послал по коже мурашки. — Ну так лежала она в этом гробу, пока не пришел принц и…    — Какой еще принц? — чуть отстранившись, подозрительно поинтересовался Фенрис.    «Подштанники Андрасте», — пронеслось в мыслях Хоук. Ввести в сказку принца, когда есть эльф Ворчун, было стратегической ошибкой. «А не будет меня отвлекать!»    — Да шлялся там какой-то принц. Он заметил красоту девушки, открыл гроб и поцеловал ее…    — Ладно, становится совсем жутко.    — Не без этого, но все нормально, потому что она просыпается!    — Потому что возмущена, что какой-то тип ее поцеловал?    Хоук засмеялась, обнимая Фенриса за шею.    — Важно тут то, что теперь ты знаешь, как снять мое проклятие, — подмигнув, мурлыкнула она.    — Никакие принцы тебя целовать не будут, — он нахмурился.    — Да нет же, нет, — сквозь смех удалось проговорить Хоук, — дело не в титуле, а в чув… чувствительных местах!    «Пронесло», — подумала Хоук. Они избегали таких слов как «чувства», «любовь» и никогда не произносили их вслух. Дело было не в обещаниях, потому что «Твой всецело» звучало гораздо точнее «Я люблю тебя». Хоук предполагала, что Фенрису проще определять отношения с точки зрения принадлежности, потому что эта сторона была ему знакома и, наверное, потому что так легче было касаться самоуничижительных тем. Фенрис все еще странно себя вел, когда речь заходила о том, что он неплохо справляется со своей жизнью, и возможно, заявление «любви» слишком на него бы давило, особенно когда у него не осталось никаких свидетельств ее хорошего исхода. Поэтому Хоук оставляла за ним право определяться с обозначениями, хотя едва удержала слова на языке.    — Чувствительных местах? — он с нежностью усмехнулся, уткнувшись носом ей в щеку.    — Именно, о чувствительных местах. Это ключевой момент, — Хоук ухмыльнулась и выжидательно закрыла глаза. — Давай, у нас не так уж много времени. Варрик заждался!    — Что ж, ради Варрика я постараюсь, — пробормотал Фенрис и осыпал ее лицо поцелуями: щеки, лоб, кончик носа, уголок глаза — но не губы.    «Теперь он мстит мне дразнилками».    — Эй, эй, нет! Нельзя пытаться, пока не угадаешь. Проклятия не так работают!    – Правда?    — Ага. Одна попытка и все, — твердо произнесла Хоук, так и не открывая глаз и сдерживая улыбку.    — Так у меня единственная попытка на поцелуй, который точно тебя разбудит? — она слышала в его голосе усмешку. Фенрис накрыл ее телом, и Хоук почувствовала тепло его кожи и дыхание на своих губах.    — Ага-а… — она улыбнулась, сопротивляясь желанию впиться ему в губы.    — Тогда не стану рисковать, — заявил Фенрис, и секундой позже Хоук с воплем распахнула глаза, ощутив меж бедер его губы.