Сборник всего.

      Ночь опустилась на древний лес, могучие стволы елей упирались своими концами в полог холодных ночных небес, силясь черными иглами пронзить необъятные небеса. Лес вокруг чернел как уголь на фоне лилового-синих ночных небес. Широкая поляна в кругу могучих темных древ освобождена от участи носить на себе корни елей и пихт. На той поляне пусто все и луговые травы и цветы давно улеглись, не силясь тянуться к ушедшему в даль солнцу. Кругом ни души. Ни птицы ночной, ни зверя дикого, никого нет подле поляны и не было бы еще долгие ночные часы, и спал бы себе ночной лес в своем сонном безветрии, охраняя свои поляны и опушки от посягательств.. Да только не суждено тому было сбыться. Не будет лесу покоя, не пробудут деревья в своем сонном покое, упираясь в небеса верхушками. Шагая босыми ногами про прохладной сырой земле, шел человек через лес. Шел он молча, стараясь громко не дышать и корни древ ногами не задевать. Шел не думая лишний раз, шел он глядя в ночи пустоту, шел и  видел поляну ту. Раздвигая колючки елей руками, проходил человек забытой звериной тропой к той самой поляне, где на ночь не одна живность не остановится. Ни птица не пролетит, ни заяц на прямик не проскочит, и волк такую поляну загодя обойдет. Что понадобилось человеку в глубинке лесной никто сказать не мог, некому было говорить. А между человек уже подобрался в плотную к пустующей поляне и, продираясь сквозь деревья шептал что-то не ясное и невнятное с родни детскому лепету… Или шепоту безумного. Этот человек, шепча невнятицу вошел на поляну и встал под лунным светом глядя стеклянными глазами в бесконечную небесную синь. Свет ночного светила матери земли осветил пришельца: загорелая чуть сухая кожа, темные как тень солнечным днем волосы ниже плеч с проседью то тут то там, ровные черты лица, впалые глаза с диким, нечеловечески ярким блеском… Пришелец был гол по пояс, на груди его были начертаны едва различимые знаки, а руки по самую кисть были исписаны узорами хны, при лунном свете также можно было разглядеть, что в не стриженные патлы гостя ночного леса были вплетены птичьи перья, а на шее человека покоилось ожерелье из звериных зубов. За плечами человека была торба, которая при его рваном ритме ходьбы постоянно ударяла по спине. Под лунным светом человек с стеклянными глазами и  безумным шепотом выглядел столь же безумным, сколь и место в котором он находился.       Человек, босыми ногами пройдя на центр поляны, повел левой ногой против часовой стрелки вскапывая землю вокруг себя и образуя достаточно широкий круг, чтобы в нем можно было свободно стоять на двух ногах. После этого, сложив руки в молитвенном жесте, человек с минуту шептал еще возбужденней и взволнованней, пока взгляд на ночное небо не остановил его. Воздав руки к небесам человек поднял лицо к ночному светилу, покачиваясь словно древо на легком ветру и на правом глазу его навернулась скупая слеза сползая по лицу и отражая лунный свет. После этого гость ночного леса стянул со своего плеча торбу, раскрыл её м в круг откопанной земли по сыпались опилки, угли и береста, затем, добыв из глубин торбы кремень, человек низко склонился над землей и принялся чиркать кремнем о кремень, дабы вызвать искры. Не с первого раза, но все же свет снопа искр озарил ночную пустоту леса, а после обильно усыпанный горючим земляной круг наконец вспыхнул, давая слабый огненный отсвет. Человек вздрогнул и принялся раздувать огненный круг. Грудная клетка этого человека стала широко раскрываться, как раскрываются кузнечные меха, глубоко вдохнув человек стал со свистом выдыхать, подкармливая огонь вокруг себя выдыхаемым воздухом. Через некоторое время подобных манипуляций огонь разгорелся уже на порядок сильнее, и только тогда ночной гость лесных просторов прекратил дрожать над ним, как мотылек над огоньком свечи. Встав на колени человек извлек из торбы глиняное блюдо и поставил его в огненном круге, после чего принялся сыпать в блюдо травами, парашками и толчеными корням деревьев приговаривая нечто вроде мантры над этим самым блюдом, после, извлекши из торбы средних размеров овечий бурдюк, человек вылил с половины его содержимого в  блюдо и принялся в ручную перемешивать все это. Человек работал руками быстро и резво, вращал кистями с большим усилием, так что образовались две водяные воронки. Некоторое время спустя человек решил, что напиток готов и, сложив ладони ковшиком, испил из глиняного блюда треть его содержимого.       Глаза человека расширились, наполнились ярким зеленым светом, за мерцали, как мерцают кошачьи глаза в ночи, зрачки на миг сузились, чтобы затем начать учащенно пульсировать, заставляя менять радужку глаза цвет с зеленовато-серого на золотой и обратно. Голос мужчины на миг дрогнул… Обняв себя за плечи мужчина вновь взглянул на небо и за пел, гортанно, низко и тяжело запел, так что его дрожащий голос разносился по всей округе также звучно, как звучал варган в руках умелого музыканта. Мужчина пел долго и увлеченно, почти не двигаясь и лишь крепче сжимая свои плечи при особо низких нотах. Грудная клетка его слегка проседала, а при поднятии диафрагмы едва принимала обычную форму. Пел мужчина долго, на лбу его выступил пот, по спине бежали мурашки, а он все пел и казалось огонь, поднимаясь, тянется к источнику голоса, дрожа от нетерпения. Но вот мужчина наконец замолкает. Эхо его голоса, будоражившего тишину наконец умолкает, утопая в мягкости ночной тишины. Ночной пришелец встает, сверкающими глазами смотрит на дрожащее пламя огненного круга, оставляет в сторону глиняное блюдо и извлекает из торбы бубен, на инструменте натянутая ровно, без складок темная бычья кожа. Слышится глухой удар ладони о бубен… Затем еще один и  еще один и еще.. Удары становятся все громче, все звучней и резче, отзвуки бубна раздаются в пустоте, создавая отчетливые вибрации в ночи. А человек межд тем шагает против часовой стрелки по огненному кругу, не прекращая ритмичных ударов в бубен, от которых кровь по разгоряченному телу бежит еще быстрее, а по коже бегут дикие стаи мурашек. И вовсе не важно, что огонь лижет пятки, обжигает кожу босых ног, все это не важно до тех пор, пока звучит бубен…       Вдруг… проносится легкий ветерок по лесу… Человек останавливается, прекращает стучать в бубен, прислушивается к чему-то. Сходит с огненного круга, садится на колени и долго.. долго, мучительно долго смотрит в застывшую пустоту ночного леса, его бессвязный шепот становится громче, мимика лица выдает волнение, а огненные отсветы под глазами придают блеску в них какую-то отчаянную решимость, дикость и странность. Человек вдруг словно замолкает на полуслове, кивает в пустоту своему незримому собеседнику. Встает и, отвернувшись, не оглядываясь, собирает свою торбу: бубен, глиняное блюдо, остатки варева которого выливает на землю, словно в почтение живущим. Проводя руками над огнем по часовой стрелке человек намеренно тушит огненный круг. Дым благовоний разносится по пустынной поляне и ночной гость леса, босыми ногами ступая по земле направляется в вперед, в глубину лесных массивов. Шаг его больше не столь рван, шепот не разносится хриплым и тихим эхом по лесу, торба уж не бьет по голой спине.. Человек кружным путем возвращается к той дороге, которой он пришел на поляну и в полном молчании идет в обратный путь. И пусть Предки разбираются, как далее повернуть человеческую жизнь. Пустить ли дождь гулять в поля, иль травы сделать по сочнее, пусть это все решают Пращуры и Предки, да будет на то их воля!