Облачный дуэт

- Мистер Фробишер, - в дверь номера постучала горничная. - Уже 6 часов. Роберт открыл глаза и сел в кровати. На стене напротив висел календарь. 14 апреля. Сегодня они с друзьями идут в театр на "Лебединое озеро". Фробишер любил музыку Чайковского за её необычайную лёгкость и эмоциональность. На его столе, рядом с собственными сочинениями всегда лежал "Детский альбом", в котором, казалось, были произведения для любого душевного настроя. Композитор задумался, какую бы пьесу он сыграл сейчас. Решив, что под нынешнее лёгкое настроение подошла бы "Камаринская", он поднялся с постели. За окном не было туч, пробивались первые солнечные лучи. Фробишер любил утро. Такое утро. Когда кажется, что весь мир благоволит тебе. И солнце светит для того, чтобы ты встал в благодушном настроении. Роберт надел брюки и сорочку и некоторое время постоял у окна, любуясь рассветом. Затем композитор отправился в ванную комнату привести себя в порядок. Там, умывшись и причесав волосы, он посмотрел на своё отражение в зеркале. На него смотрел грустно-задумчивыми глазами человек 25 лет с короткими тёмными волосами и двухдневной щетиной. - Надо зайти в парикмахерскую, - подумал Роберт, придирчиво разглядывая своё отражение в зеркале. - Не годится появляться в театре в таком виде. Закончив с уборной, Фробишер вернулся в номер. Надев там сюртук и пальто, он взял с верхней полки платяного шкафа шляпу, в карман пальто положил сигары и кошелек с деньгами. Собравшись, он посмотрел на часы. 6:40. - Успеваю, - подумал он и убрал часы в карман. Выйдя из номера, он закрыл дверь и спустился по лестнице. Отдав ключи администратору, Фробишер вышел из гостиницы. На улице было прохладно. Запахнув пальто, Роберт направился к ближайшему ресторану. Взяв на завтрак кофе и тарелку овсянки, Фробишер сел у дальнего окна. Быстро расправившись с овсянкой, композитор откинулся на спинку стула. В семь часов должен был прийти его давний друг, заядлый театрал Джон Тёрнер. С ним-то они и собирались идти в театр. Впрочем, вхожий в различные светские круги, богемные и научные, и, как следствие, знакомый с доброй частью Лондона, Тернер обещал в театре интересную встречу. В том числе и с одним из поклонников творчества Фробишера, что несказанно удивило и приятно поразило последнего. Поклонник был то ли физиком, то ли химиком, то ли ещё каким-то большим учёным - Фробишер жил одной только музыкой, поэтому в остальных сферах жизни разбирался слабо. Тем не менее, получить признание от человека науки - что может быть приятнее. За этими размышлениями музыканта застал его приятель. - Роберт, друг, рад тебя видеть, - улыбаясь, протянул ему руку щегольски одетый человек лет 28 с гладко выбритым сияющим лицом. - Доброе утро, Джон, - Фробишер пожал протянутую руку. - Завтракаешь? - невозмутимо поинтересовался Тернер, глядя на стол. Фробишер молча кивнул и сел. Тернер последовал его примеру. Попросив подошедшего официанта принести стакан виски, Джон вольготно откинулся на спинку стула. - Сегодня большой день, старина Фробишер, - он начал разговор. - Готов к выходу в большой свет? - Мне бы побриться, - композитор взял чашку с кофе и сделал глоток. - Сейчас подкрепимся и поедем в парикмахерскую. У меня есть цирюльник знакомый, берет недорого, - доставая сигару, предложил Тернер. Композитор кивнул и сделал ещё несколько глотков. Роберт не отличался склонностью много и долго говорить. Разговорчивость Джона зачастую раздражала его, но Тернер со всеми его связями был полезен в вопросе времяпровождения, поэтому его приходилось терпеть. Со временем Фробишер примирился с его многословностью и научился пропускать его болтовню мимо ушей. Покончив с напитком, музыкант потянулся было в карман пальто за сигарами. - Не хочешь моих попробовать? Настоящие, кубинские, - похвастался Тернер, протягивая приятелю одну из сигар. - Спасибо, - поблагодарил тот. - Огоньку? - с улыбкой спросил Джон. Музыкант молча наклонился к огоньку бензиновой зажигалки, протянутой приятелем. Откинувшись на спинку стула, композитор вытащил сигару изо рта и выпустил облачко дыма. - Ну, как? - опустошив стакан виски и тоже закуривая, спросил Тернер. - Хорошие, - похвалил Фробишер, глядя сквозь дым на потолок. Ему вдруг захотелось, чтобы это мгновение не кончалось. Сидеть бы так здесь вечность, смотреть на это белое пушистое облачко дыма и слушать тишину. С небес на землю композитора вернул голос приятеля: - Фробишер, ты уснул что ли? - недоуменно спрашивает его Джон. - Идём, нас ждут великие свершения, - Тернер встает из-за стола. Композитор следует его примеру. Одевшись, приятели выходят на улицу. Тернер останавливает кэб. Друзья забираются в него, Джон называет адрес. В кэбе царит приятный полумрак. Фробишер прикрывает глаза. Ему кажется, что не кэб спешит по лондонским улицам, а сама его душа, легкая и вечная, неслышно плывёт по безбрежнему океану Мироздания. Ей неведомы тревоги и опасения, муки творчества и отсутствие вдохновения, она неизменно спокойна и свободна, как сама Вечность... - Приехали, - как будто из другого мира доносится до него голос Тёрнера. - Уже? - собственный голос звучит странно и незнакомо. Джон удивленно смотрит на него, расплачивается в кэбменом и выходит на улицу. Композитор следует за ним. Они подходят к двери со скромной табличкой. - Здесь. Приятели входят в помещение. К ним ту же подходит полный человек небольшого роста с гладко выбритыми щеками. - Здравствуйте, мистер Тёрнер, - он кланяется Джону. - Здравствуй, Питер, - с неизменной улыбкой обращается к нему Тернер. - Я тебе клиента привёл. Это мистер Фробишер, от самый композитор. - Очень рад Вас видеть, мистер Фробишер, - кланяется композитору цирюльник. Роберт неловко улыбается и кивает. - Мистер Фробишер желает побриться, - говорит за него Тернер. - Конечно-конечно, - кивает Питер и ведёт Роберта к креслу. Брея композитора, цирюльник рассказывает тому про жену и троих детей. Видимо, он счастливый семьянин. Фробишер слушает его в полуха. Большую часть своей жизни Роберт беспросветно одинок. Кратковременные интрижки не приносили никакого удовлетворения, скорее исключительно разочарования и нежелание соприкасаться с миром, лежащим за пределами нотного стана и клавиш рояля. А ведь он всегда мечтал о настоящей любви. О той, о которой читал в книгах в детстве, о той, что вдохновляла его коллег писать оперы и балеты, увертюры и симфонии, о той, благодаря которой на свет рождаются стихи и картины. От грустных мыслей Роберта отвлёк голос Питера: - Готово, мистер Фробишер. Композитор посмотрел на себя в зеркало. - Теперь можно и в театр, - подумал он. Эта мысль приободрила его. - Спасибо, - вставая, поблагодарил композитор. - Сколько я должен? Цирюльник назвал сумму. Фробишер достал кошелек и протянул деньги Питеру. - Но здесь больше, чем нужно, - озадаченно посмотрел на Роберта цирюльник, пересчитав. - Возьмите, - отрешённо произнес композитор. - Возьмите. У Вас семья, дети... - Спасибо, спасибо, господин композитор, - положив руку на левую часть груди, поклонился Питера. Фробишер кивнул и, надев пальто, вышел. На улице его ждал Тернер. - Доволен? - спрашивает приятель композитора. - Более чем, - кивает Роберт. - Говорил же, - радостно произнёс Тернер. - И сэкономил заодно, правда? Фробишер снова кивнул. Ему не хотелось разочаровывать бережливого приятеля. Да и он не понял бы, как можно быть таким сентиментальным. - А теперь - к Аттвудам, - весело скомандовал Тернер, не замечая элегического настроения Роберта, и поймал кэб.