I. C. G.

Микки Милкович не хотел подчиняться. Не хотел стоять на коленях, покорно склонив голову, с мазохистким удовольствием желая угодить своему Доминанту. Но у метки, появившейся на правом его запястье в период пубертата, на то были свои планы. Три ненавистные буквы, не раз расцарапанные острыми ногтями и растерзанные зубами, ярко выделялись на коже, не оставляя выбора. Микки не хотел подчиняться. И долгие годы упорных тренировок принесли свои плоды – Милкович научился противостоять простым приказам, игнорируя желания отца и братьев лишний раз унизить «белую ворону», позорившую семейство. Но головные боли и ломота во всем теле после каждого отказа стали постоянными его спутниками, выворачивая наизнанку внутренности сабмиссива, лежавшего в углу своей крохотной комнаты, из последних сил сдерживая крики отчаяния. Микки Милкович не хотел подчиняться. Но ему это было НУЖНО. Поправляя широкий коричневый браслет на запястье, давивший получше любой висельной веревки, брюнет пробирался к стойке бара, желая погрузиться в алкогольный дурман, обещающий помочь расслабиться и пережить эту ночь. В последний раз Микки был в «HoCaS» чуть больше месяца назад. Короткая встреча с высоким блондином закончилась стертыми в кровь коленями, парой синяков на нежной коже шеи, крышесносным оргазмом и несколькими днями на слабительном. Пожалуй, стоит отметить еще вновь уничтоженную самооценку и тихое обещание больше никогда не возвращаться сюда, данное самому себе в тишине маленькой комнаты той же ночью. Его хватило на месяц. Огромный зал, освещенный лишь частыми вспышками неоновых ламп, был переполнен. Мужчины и женщины всех возрастов и комплекций, разодетые по последней моде или облаченные в растянутые грязные тряпки, расхаживали по помещению, выставляя напоказ перетянутые полосками черно-коричневой кожи левые руки, выбирая партнера на ночь. Другие же молили о том, чтобы выбрали их. Такие заведения всегда пользовались популярностью: не состоявшие в постоянных отношениях сабмиссивы нуждались в контроле и доминировании, испытывая невыносимые боли и дикую агонию от отсутствия оных, раз за разом возвращаясь в стены «HoCaS», надеясь среди десятков анонимов, прятавших лица за одинаковыми масками, найти своего истинного Дома. Но Микки не искал, у него просто не было выбора. Когда обезболивающие переставали помогать, а тремор конечностей уже мешал нормально функционировать, Милкович, крепко сжав зубы, направлялся по знакомому адресу, обещая себе, что это будет в последний раз. И снова ошибался. – Привет, – опрокидывая уже четвертый стакан Джека, услышал брюнет хрипловатый голос сбоку. – Скучаешь? – тонкие губы, единственное, что можно было рассмотреть на лице собеседника из-за маски, растянулись в широкую улыбку, обнажая желтые зубы. – Нет, – возвращая взгляд обратно к бутылке, прошипел Микки, усиленно сжимая дрожавшими пальцами холодную стекляшку. Он не пойдет с НИМ. – Какой строптивый, – но грубость и нежелание парня идти на контакт лишь больше распалили мужчину. – Так даже интересней, – еще шире улыбнулся Доминант, опуская руку на плечо Милковича, тут же сжавшегося под неприятным прикосновением. – Скажи, как тебя зовут? – Никак, – в голосе собеседника отчетливо слышались нотки приказного характера, но Микки смог устоять, мысленно благодаря мучительные годы тренировок. – Посмотри на меня, – не сдавался мужчина, намереваясь укротить столь любопытный экземпляр, давая прямой приказ. – Иди нахуй, – зажмурившись от острого укола боли в затылке, прорычал Микки, спрыгивая с высокого стула и, подхватив полупустую бутылку виски, направился вглубь помещения. Всего несколько секунд понадобилось Доминанту на осознание произошедшего и еще пара на то, чтобы догнать парня: – На колени! – раздалось за спиной Милковича, заставляя посетителей обернуться, а самого Микки замереть на месте. – Я сказал НА КОЛЕНИ, – прокричал Дом, сжав кулаки. Но средний палец правой руки, взметнувшийся над головой брюнета, ясно дал понять всем, что этого не произойдет. Огромных усилий Микки стоил следующий шаг, еще больших – устоять на ногах, когда тяжелая ладонь схватила его предплечье, разворачивая на месте. Голубые глаза саба горели ненавистью, губы сжались в тонкую линию, а утробный грудной рык утонул в гуле голосов заинтересованных наблюдателей. Он не мог пошевелиться, все силы тратя на то, чтобы не упасть в обморок, окончательно капитулируя перед раздирающей внутренности болью, сковавшей тело. – Отпусти его, – периферийным зрением уловив движение где-то справа, Милкович обернулся на голос долговязого молодого человека, вышедшего из толпы. – Он мой, – услышал Микки, продолжая разглядывать приближающегося к ним Дома: яркие вспышки ламп играли в рыже-красных волосах, приковывая взгляд; широкая грудь, прикрытая лишь обычной белой майкой, вздымалась отрывистыми толчками, выдавая степень раздражения парня, а крепко сжатые кулаки и выпирающие полоски вен на руках – обещание драки. – Но… – пыл обидчика сильно поутих, когда рыжий приблизился, возвышаясь над тем чуть ли не на голову, – … он не сказал, что занят, – проговорил он, отпуская руку Микки и делая шаг в направлении выхода. – Пойдем со мной, – игнорируя никчемные попытки соперника оправдаться, Дом обратился к брюнету, разворачиваясь и снова пропадая в толпе. Это не было приказом, скорее просьбой, но Милкович не смог сопротивляться. – Спасибо, – кивнул сабмиссив, проходя вслед за рыжим в одну из комнат, располагающихся на втором этаже заведения, закрывая за собой дверь. – Ты сильный, – услышал он в ответ. – Никогда не видел, чтобы кто-то смог устоять, – продолжал говорить парень, присаживаясь на кровать – единственный предмет мебели в помещении, используемом лишь по определенному назначению. – Как тебя зовут? – формулируя вопрос таким образом, чтобы у саба была возможность промолчать, поинтересовался рыжий, теребя коричневый браслет на своем левом запястье. «Свободен» – подумал брюнет. – Микки, – ответил, тут же прикусив язык, пытаясь понять, почему он это сделал. – Йен, – представился Дом и, запустив пальцы под белоснежный пластик, стянул с лица маску. – Это против правил, – попытался было возмутиться Милкович, но ярко горящие искрами усмешки зеленые глаза заставили замолчать. Доминант был чертовски красив: огненно-рыжие пряди зачесаны назад, открывая широкий белоснежный лоб, пересекаемый полосками мимических морщинок, появившихся из-за чуть вздернутых бровей; тонкий прямой нос, усыпанный крохотными коричневыми точками, следующими от переносицы к скулам; и ярко-красные губы, растянутые в некое подобие улыбки. – Тебе ли не знать, как их нарушать, – усмехнулся Йен, отбрасывая маску на пол, – Как ты это делаешь? – не скрывая своего любопытства, поинтересовался рыжий, рассматривая своего собеседника, все так же стоявшего в дверях. – Тренировался, – ответил Микки, в очередной раз отмечая, что мог бы этого не делать. Непривычная манера общения Доминанта, совершенно не похожая на ту, что использовали другие завсегдатаи заведения с браслетами на левых руках, немного смущала Милковича, но странное желание утолить интерес зеленоглазого заставило продолжить: – Отец и трое братьев – Домы. – Хм, – нахмурился Йен, – но тебе ведь больно? – Да, – кивнул саб, переминаясь на месте. Только недавно отошедшие от судорог ноги не могли больше держать уставшее тело. – Тогда, зачем ты это делаешь? – и рыжий видел это: отодвигаясь на край кровати, он жестом пригласил парня присесть рядом, пытаясь рассмотреть его лицо, насколько позволяла маска, которую тот не спешил снимать. Милкович не ответил. Да и не стоило, наверное, ему этого делать. Проследив за рукой, поднимающей бутылку виски к бледным губам, кадыком, трижды дернувшимся при глотках, и голубыми глазами, в которых только начал угасать огонь озлобленности и ненависти, Йен все понял без слов. – Хочешь? – спросил Микки, протягивая своему спасителю спиртное. – Я уж думал приказать тебе поделиться, – улыбнулся Доминант, забирая емкость. – Тогда ты бы нихуя не получил, – вернул улыбку Милкович, но знал, что ошибается. Реакция его тела на простые вопросы, желание отвечать на любой из них, странная тяга к зеленоглазому парню прозрачно намекали на это. «Это просто усталость и воздержание» – убеждал себя Микки, откидываясь спиной на холодное покрывало, разглядывая трещинки на потолочной побелке, начиная расстегивать пуговицы рубашки. Он знал, зачем рыжий забрал его с собой, прекрасно понимал, для каких именно целей использовали эти комнаты, не раз уже успел оценить мягкость местных кроватей, но чаще – неприятную грубость ворса ковролина. – Сегодня был тяжелый вечер, Микки, – услышал он задумчивый голос рыжего, допившего виски в пару больших глотков и обернувшегося к нему, замечая дрожавшие пальцы, вытаскивающие круглые пуговки из петель. – Поспи, – последнее, что уловил он, перед тем, как отключиться, подчинившись тихому приказу.

***

Утро встретило сабмиссива сильной головной болью, стянутой из-за долгого пребывания на лице пластиковой маски кожей, и тошнотой. Умыв лицо и прополоскав рот, Милкович подобрал с пола свои кроссовки, заботливо снятые с его ног Йеном перед уходом, размышляя на тему странной встречи. Почему он заступился за него? Зачем позвал с собой в комнату и уложил спать? Почему не воспользовался расшатанным самоконтролем и потерей сил саба? Кто он, вообще, такой? И почему он сам так реагировал на этого странного Дома? Желал подчиниться? Но самым главным вопросом, никогда до этого самого момента не беспокоившим Микки, стал вопрос его полного имени. Он задавал его себе весь день, не один раз поглядывая на три буквы, украшающие его запястье, надежно спрятанные от посторонних взглядов кожаным браслетом. «I. C. G.»