Боль и страдания, или издержки профессии комментатора

Настроение Дмитрия Ганичева находилось на отметке «ниже плинтуса», поэтому он довольно уныло наблюдал за происходящим на поле: там же кипели страсти, на кону стоял кубок России, и Анжи бился с ЦСКА так, что кости трещали. Палящее солнце, норовившее нокаутировать всё живое, сильно отвлекало комментатора от игры, так же как и разлитый в воздухе удушающе-приторный запах. Казалось, какой-то ненормальный кинул в чан охапку сирени, хорошенько проварил и снял крышку, дабы все присутствовавшие в полной мере насладились ароматом. Изначально этот матч должен был комментировать именно он, сидя в комфортной прохладной кабине, но Дмитрий весьма некстати умудрился впасть в немилость, а потому был заменён Казанцевым и сослан на бровку. Ганичев слишком поздно осознал простую истину: спорить с начальством, даже если считаешь себя полностью правым — затея, заведомо обречённая на провал. И пусть он облажался не так колоссально, как в своё время Губерниев с не выключенным вовремя микрофоном, но, тем не менее, руководство осерчало. Игра бессовестно затянулась и показалась изнемогающему от жары и безделья комментатору бесконечной: стандартных девяноста минут оказалось мало, дело дошло аж до серии пенальти. В итоге ЦСКА одержал победу, и Ганичев немного взбодрился: это означало, что наконец-то можно заняться полезной работой — взять парочку интервью у счастливых победителей. Судя по всему, Казанцев пришёл к похожему выводу: — А сейчас передаю слово своему коллеге. Дмитрий, у вас есть возможность, так сказать, по горячим следам побеседовать с Игорем Акинфеевым? Ганичев удручённо покосился на торжествующую кучу-малу армейцев, в самом низу которой слабо трепыхался голкипер: — К сожалению, пока такой возможности нет, — подытожил он, но больше ничего добавить не успел, его перебил характерный щелчок микрофона, означающий, что снова отрубился звук — трансляция работала с перебоями и такое на протяжении игры уже случалось. Находясь в полной уверенности, что в эфире царит тишина, Ганичев дал волю хандре. — Хрен Акинфеева расспросишь, пока он так страстно пыхтит под потными мужиками… — Вы, я смотрю, сегодня в ударе, — захихикал Казанцев, заставив Ганичева мысленно матюгнуться — ну точно плохой день! — Акинфеев, не побоюсь этого слова, герой сегодняшнего матча, так что ему позволительно… — Зато мне вполне по силам отловить Леонида Слуцкого и узнать, какие эмоции его сейчас обуревают! — торопливо выпалил Дмитрий, стремясь поскорее сменить тему. Но стоило ему приблизиться к потенциальной жертве его журналистского искусства, как в микрофон ввинтился возмущённый возглас главного тренера ЦСКА: — Да ёб… Да блядь, Вася! Ганичев резво отгрёб в сторонку — он был убеждён, что за мат в прямом эфире, пусть и в чужом исполнении, начальство по головке не погладит. Казанцев, предатель, уже вовсю давился от смеха… — Боюсь, Леонид Викторович тоже слегка занят, - процедил Ганичев. — Зато я вижу Алана Дзагоева, окружённого толпой высыпавших на поле болельщиков. Думаю, он согласится уделить мне пару минут. — Конечно, согласится, разве вас можно обделить вниманием? — подколол Казанцев, явно находящийся в предвкушении нового перла. На подступах к толпе Дмитрий почувствовал неладное. Как выяснилось, чуйка его не подвела: — Тихо! Тихо! — внезапно заорал Дзагоев. — Раз! Два! Три! — Зенитушка, соси!!! — во всю глотку подхватили его заряд фанаты. — Меня уволят… — сделал краткие выводы из сегодняшнего дня Ганичев. Он огляделся, но выловить кого-нибудь для расспросов не представлялось возможным. — Может, возьмёте интервью у меня? — отчаялся он. — Я рядом с полем стоял, всё видел, можно сказать, практически участник событий… — Поднимайтесь ко мне, обсудим в конфиденциальной обстановке, — внезапно игриво согласился Казанцев. Ганичев только порадовался, что со всей этой эйфорией на поле на них, комментаторов, уже давно никто не обращал внимания.